Невеста-обманщица - Кэтрин Коултер

У Тома не было никаких снадобий, зато был великолепный чай с травами, приготовленный по рецепту его дорогой матушки.

Когда Дуглас вернулся к Александре и поставил на столик зажженную свечу, он вдруг заметил, что выходил к Тому совершенно голым. Смущенно покачав головой, быстро натянул штаны. Потрогал лоб Александры, провел рукой по щеке. Лицо было мокрым от пота. Он стянул с нее влажную льняную рубаху. Том принес бадью с холодной водой и мягкое полотенце.

Дуглас распрямил ей руки и ноги и медленными, размеренными движениями начал методично обтирать ее тело полотенцем, смоченным в холодной воде. Когда мокрое полотенце коснулось ее лица, она попыталась увернуться, но он удержал ее, мягко приговаривая:

— Нет, Александра, лежи тихо. Ты сейчас очень больна. Поэтому не должна двигаться.

Он понимал, что она не может слышать его, и говорил это скорее для себя. Стерев пот с лица, положил полотенце ей на лоб и задержал там на несколько секунд. Она попыталась зарыться в него лицом.

— Да, я знаю, девочка, тебе жарко. Оно будет все время холодным, я обещаю. Тебе будет хорошо. Я знаю, ты вся горишь. Но я помогу тебе, поверь мне, я помогу тебе выкарабкаться из этого состояния.

Полотенце сползло ей на плечи. Он хотел поправить его, но оно уже было горячим и он вновь окунул его в воду. Жар усиливался.

Он перевернул ее на живот. И снова и снова опускал полотенце в холодную воду и накрывал ее им.

— Послушай меня, Александра, — говорил он. — Ты сейчас больна, но я сделаю все, чтобы ты поправилась, и как можно скорее. Ты слышишь меня? Ну приди же в себя.

Дуглас начал приходить в отчаяние.

— Открой глаза и посмотри на меня. Ну хоть на мгновение, посмотри на меня!

Она открыла глаза. Посмотрела на него прояснившимся взглядом:

— Привет! Как твоя голова, Дуглас?

— Черт, причем здесь моя голова и как ты себя чувствуешь?

— Мне плохо.

— Я знаю. Так лучше? — Он провел по ее телу мокрым полотенцем.

— Да, — ответила она и снова впала в забытье.

Он продолжал обтирать ее, пока не пришел Том с чашкой целебного чая.

Дуглас набросил на нее покрывало и подложил под голову подушки. Сел рядом с ней, поднес к ее губам чашку и стал будить.

— Просыпайся, Александра. Ты должна выпить этот чай. Сейчас очень важно для тебя пить как можно больше, так как ты теряешь много воды. Ну же, открывай рот.

Она послушалась. Он понемножку вливал чай ей в рот, и она глотала. Дело двигалось очень медленно, но он был терпелив. Наконец она выпила всю чашку. Потом снова застонала и начала метаться. Он убрал подушки, уложил ее и опять принялся за обтирание.

Примерно через час жар начал спадать. А еще через некоторое время она начала трястись от холода.

Не колеблясь, Дуглас забрался в постель и прижался к ней всем телом. Она обхватила его руками и зарылась лицом в плечо. Через несколько минут он весь взмок. «Как странно, — подумал он, — что она мерзнет, когда снаружи ее тело горит огнем. Длинные волосы наконец высохли. Черт возьми, вряд ли она захочет лежать вот так в его объятиях, когда придет в себя».

Он проснулся на рассвете. Было серое бледное утро, и дождь по-прежнему стучал по крыше, хотя уже не так яростно, как ночью. Скорее всего, ему не удастся пока перевезти ее в поместье. Повозка не сможет подъехать к домику Тома, а нести ее на руках через поле было слишком рискованно. Она еще слишком слаба.

Ему удалось заставить ее выпить еще чашку чая, то уговаривая, то угрожая. Том ушел в Нортклифф, чтобы принести им одежду и лекарства от миссис Пичем.

Дуглас снова занялся холодными обтираниями. Приступы жара и холода чередовались, каждый раз пугая его до смерти. Впервые в жизни он начал молиться.

Он очень надеялся, что вместе с Томом придет миссис Пичем, она была бессменной сиделкой и нянькой всех Шербруков. Но она не пришла. Явился только Финкл, его денщик и камердинер в одном лице. Ему было уже далеко за тридцать, он был отличным помощником в любом деле и сильным, несмотря на маленький рост. Финкл обошелся без приветствия.

— Этот идиот доктор лежит в постели со сломанной ногой. Но вы можете рассчитывать на меня, милорд. Я принес все лекарства, какие только можно получить от миссис Пичем. Мы в три дня поставим на ноги ее милость.

Дуглас опять ушел к Александре. Весь день он провел, отпаивая ее чаем, заставляя есть густую кашу, сваренную Финклом, и купая ее в теплой воде. К концу этого самого длинного дня в его жизни стало ясно, что кризис наконец миновал. Все это время он совсем не вспоминал о своей голове и очень удивился, обнаружив у себя за левым ухом шишку и ссадину.

Он склонился над Александрой, всматриваясь в ее лицо. Слава Богу, за ее жизнь уже можно не опасаться, скоро она пойдет на поправку.

— Только попробуй теперь не выздороветь, — сказал он ей. — А не то мне придется тебя отшлепать.

Она тихо застонала и повернулась на бок. Он помог ей и укутал одеялами.

— Она поправится, — бесстрастно сказал Финкл, появившийся в дверном проеме. — Она крепкая, как и все Шербруки.

Дуглас вышел и прикрыл за собой дверь. Потом повернулся к своему камердинеру.

— Будь любезен, избавь меня от своих идиотских сравнений. Она носит имя Шербруков временно, получив его хитростью и обманом, и то, что сейчас она больна, вовсе не означает, что я признаю ее своей женой.

Финкл, находившийся на службе у его милости уже одиннадцать лет, позволял себе иногда вольности.

— Вы пока не в состоянии ясно мыслить, милорд. Ведь вы спасли ей жизнь. А когда человеку спасаешь жизнь, его потом не выбросишь, как старый башмак.

— Я могу сделать с этой бессовестной обманщицей все, что посчитаю нужным. Неужели ты уже забыл, как она и ее отец обошлись со мной? И мой дражайший кузен Тони?

— Да, кстати, ее сестра, леди Мелисанда, сказала, что ее милость, та, которая лежит сейчас здесь в кровати, что она никогда и ничем не болела. Она предположила, что ее сестра просто притворяется, чтобы вызвать ваше сочувствие и симпатию. Но тем не менее она посчитала своим долгом прийти сюда и самой убедиться во всем.

— О Боже, — сказал Дуглас, поворачиваясь к двери, ожидая, что в нее сейчас войдет Мелисанда.

— Ее здесь нет, милорд.

— Как тебе удалось остановить ее?

— Я сказал ей, что ее милость не притворяется, и что, скорее всего, ее болезнь заразна и может пагубно отразиться на внешности. Я сказал, что эта лихорадка на всю жизнь оставляет пятна на лице.

Дуглас в немом восхищении взирал на своего денщика.

— Господи, какой же ты молодец, Финкл.

— Лорд Рэтмор согласился со мной, он сказал, что сам наблюдал подобные случаи, и неоднократно. Но он сказал, что леди Мелисанду не должны удерживать подобные соображения. Это было бы эгоистично. И очень любезно вызывался сам отвезти жену к сестре, чтобы она могла ухаживать за ней, если та действительно серьезно больна и не притворяется. Леди Мелисанда закричала. Очень громко. А лорд Рэтмор смеялся.