«Если», 2011 № 08 - Журнал «Если»

— Нет, сначала вы взгляните. Тут…

— Что бы вы ни обнаружили, это может подождать. Смотрите, какая четкая периодичность. Это просто… великолепно!

Клер подошла к нему.

— Ладно, доктор, будь по-вашему. На что я должна посмотреть?

— Да на это же!.. По-моему, все совершенно очевидно. Вот, здесь и здесь сигнал достигает своего максимума. Ну?..

— Просто скажите мне, что означают эти кривульки, хорошо?

— Специалисты базы проводили сейсмический мониторинг окрестностей, регистрируя сейсмические волны.

— Совсем как Уинстон.

— Именно. И, как и он, они наткнулись на нечто непонятное и странное. Вот оно, в их собственных записях… Все дело в том, что ученые не обратили внимания на эту странность. Попросту не заметили ее!

— А что тут такого странного?

— Во-первых, Уинстон был абсолютно прав, когда установил, что периодичность сейсмических сигналов составляет девяносто минут. Вот, смотрите: эти пики означают максимальную, мощность сигнала. Временной интервал между ними равняется полутора часам, а это может означать только одно: что-то действительна движется по орбите глубоко внизу, сквозь мощные слои коренных пород.

— Движется? — удивленно переспросила Клер.

— Да, но это не главное. Существует еще одна, более общая периодичность. Обратите внимание вот на эти два пика мощности. Они намного больше остальных. Ну, это вам что-нибудь говорит?

Клер быстро подсчитала малые пики.

— Если промежуток между малыми пиками составляет девяносто минут, больший период равняется примерно одним суткам.

— Браво, констебль Клер. Но на самом деле он несколько меньше суток, и это по-настоящему важно. Скажите, что вам известно о строении Земли?

— Только то, что Земля круглая.

— Гм-м, это уже кое-что. Так вот, должен вам сказать: наша Земля представляет собой каменный шар, причем в глубине породы пребывают по большей части в расплавленном состоянии. Это так называемая магма. Твердая земная кора, на которой мы находимся, покрывает ее как тонкая скорлупа или, лучше сказать, как кожура абрикоса.

— Абрикоса?

— Да, причем с косточкой в самом центре. Ядро Земли представляет собой железный шар размером примерно с Луну. Иными словами, внутри нашей планеты есть еще одна планета, которая тоже вращается вокруг своей оси. Только периоды обращения Земли и ее ядра немного разные, поэтому «день» на внутреннем ядре и отличается от нашего.

— И сейсмографы регистрируют эти сигналы в соответствии с периодом обращения ядра?

— Именно так.

— Но что происходит там, в глубине? И что производит сигналы, которые мы ощущаем здесь, возле Могилы Люцифера?

— Я бы сказал, это происходит потому, что в течение периода обращения ядра вокруг своей оси — назовем этот период «внутренними сутками» — нечто поднимается к поверхности нашей планеты. Нечто всплывает из глубины, словно… словно ему любопытно, что творится у нас здесь, наверху. Оно и производит эти сейсмические волны.

— Вы говорите так, будто это нечто — живое. Но что может плавать в расплавленной магме?

— Что-то, сделанное из более прочного материала, разумеется. И самое интересное — эти гости из бездны начали приближаться к земной коре вскоре после того, как здесь была построена база с подземным бункером.

— А вы знаете, что это за штуки?

— У меня есть гипотеза, которая многое объясняет.

— Но что предпримут эти… гм-м… существа после того, как Тримейн и компания взорвали здесь свою бомбу?

— Почему-то мне кажется, что мы узнаем это, как только истечет очередной полуторачасовой промежуток времени. — Джонс посмотрел на часы. — То есть меньше чем через тридцать минут. Так что вы хотели мне показать?

— Я кое-что нашла. Там, под ковром. Еще один люк, который ведет вниз.

— Еще один потайной люк? Дело становится все любопытственнее и любопытственнее. Вы не находите, констебль?

Выгороженная в дальнем углу командного пункта крошечная кухня, на которой сгрудились небольшой электрический чайник, жестянка с заваркой и несколько немытых кружек армейского образца, была для Тримейна естественным укрытием, где он чувствовал себя более или менее уверенно.

— Нет, — резко ответил Годвин, шагая из стороны в сторону перед управляющими консолями. — Мы пока не выяснили, куда подевались Джонс и Бейнс.

— Бедный, бедный коммодор!.. — вздохнул профессор, делая глоток из своей чашки.

— Мне не до шуток, Тримейн.

— Выпейте лучше чаю и успокойтесь. Ведь все закончилось, не так ли? Испытания успешно завершены, мы собрали немало ценной научной информации. Теперь, пожалуй, можно и вздремнуть.

— Ничего не закончилось, пока эти двое рыщут по базе, точно крысы!

— Крысы? Выбирайте слова, тем более что речь идет о ваших соотечественниках, земляках! Ведь вы и сами выросли в этих краях, не так ли?

Годвин смерил ученого мрачным взглядом.

— Ну и что с того?

— Странно, что вы говорите по-английски без малейшего намека на местный выговор. Я ведь навел о вас справки, Годвин.

— Это еще зачем?

— Затем, что над этим проектом мы работаем вместе. Обычно я обращаю мало внимания на людей, предпочитая сосредоточиться на работе, но на этот раз отступил от своего правила. И похоже, вы не совсем тот человек, которого я ожидал здесь встретить.

— И что же я, по-вашему, за человек?

— Государственная школа, второразрядный технический колледж, потом — служба в военно-воздушных силах…

— У вас, конечно, все было по-другому. — Годвин усмехнулся. — Учились, наверное, сначала в Хэрроу, потом — в Оксфорде?

— В Винчестере[20] и в Кембридже, — уточнил Тримейн, — но в данном случае это не имеет существенного значения. В армии не служил, но во время последней войны работал над созданием радарных систем.

— Неплохо вам жилось, как я погляжу. Все небось так само в руки и валилось?

— Гм-м… Если вы считаете, что в английской привилегированной частной школе-интернате тихому, близорукому отличнику легко жилось, то вы сильно ошибаетесь. Дело, впрочем, не в этом. Мне хочется узнать, что движет вами, коммодор. Зависть? Желание отомстить за то, как с вами обошлись? Насколько я знаю, в военной иерархии вы стояли довольно высоко, но после Суэца, когда наши пилоты сели в калошу на глазах у всего мира, вас отозвали домой и отправили в этот медвежий угол. Ну-ну, коммодор, не хмурьтесь — это ни для кого не тайна… Каждый, с кем я о вас заговаривал, в первую очередь упоминал об этом фиаско.