Украинское движение в Австро-Венгрии в годы Первой мировой войны. Между Веной, Берлином и Киевом. 1914—1918 - Дмитрий Станиславович Парфирьев

в Брест-Литовске А. Севрюк сразу после подписания мира поехал в Берлин и Вену для переговоров о военной помощи УНР. В столице Австро-Венгрии он встретился с Е. Петрушевичем и проинформировал его о наличии тайного соглашения о создании украинской автономии в Австрии, хотя Н. Зализняк советовал ему не распространяться о происходившем в Брест-Литовске[837]. Слухи быстро распространились по Вене. Уже 15 февраля информатор польского ГКН Ф. Чаки докладывал в Краков, хотя и не без доли вымысла: «Что касается Восточной Галиции, то русины хвастаются, что по этому вопросу существуют тайные стипуляции. Из Восточной Галиции и Буковины должна быть создана отдельная коронная провинция под названием „Украина“. Генеральным губернатором должен стать эрцгерцог Вильгельм…»[838]

Результаты брестских переговоров всколыхнули польскую сторону. 18 февраля поляки в Галиции начали всеобщую забастовку. НК УНДП демонстративно призвал украинское население не участвовать в забастовке и всеми средствами противостоять ей[839]. «Українське слово» писало, что украинцы и евреи Галиции «искренне радуются заключенному миру» и лишь поляки, «преимущественно пришлый административный элемент», пытаются «заглушить радость» от мира на восточном фронте[840]. Газета называла поведение поляков «грозным предостережением для государства, которое теперь напоминает нам того хозяина из сказки, который пригрел у себя гадину за пазухой»[841]. Украинская печать призывала центральную власть не идти на поводу у поляков и отказаться от двойственности в польско-украинском вопросе. «Нерешительность, сидение на двух стульях, двусмысленность и плутовство – неподходящие способы, чтобы выйти из ситуации. Государство пришло к точке, где должно сказать себе: или – или!» – резюмировало «Українське слово»[842]. «Діло» напоминало, что своим «всесилием» в Галиции поляки обязаны «милости венской политики»[843], а теперь им пришла пора вернуться в свои этнографические границы[844].

12 февраля Василько триумфально вернулся в Вену. «Со всех сторон его поздравляют с итогом переговоров в Бресте, который оказался таким, каким он его предсказывал месяцы тому назад», – восторгалась «Буковина»[845]. И польские, и украинские политики были убеждены, что договор – дело рук Василько, называя его «главным режиссером» Брестского мира[846]. Сам он публично отрицал свое влияние на Чернина – в октябре 1918 года на заседании рейхсрата он даст честное слово, что не повлиял на решение министра относительно Холмщины[847]. Так или иначе, до самого ухода с поста главы МИД Чернин периодически вел доверительные беседы со своим украинским приятелем[848].

Австро-венгерские власти не были заинтересованы в разглашении всех условий заключенного мира. 18 февраля А. Севрюк и австро-венгерский посланник в Киеве Ф. Визнер подписали протокол, обязавший украинскую сторону хранить экземпляр тайного соглашения в безопасном месте, а после создания украинской автономии в Австрии передать его Вене. Спустя несколько дней выяснилось, что Севрюк уже успел похвалиться успехом, и Чернин поручил Визнеру забрать украинский экземпляр и передать на сохранение в Германию. 4 марта австро-венгерская, германская и украинская стороны подписали соответствующее соглашение. Германия обязывалась вернуть документ в Вену после создания украинского коронного края[849].

Обеспокоенные масштабом недовольства поляков, австро-венгерские власти постепенно отступали от условий подписанного в Брест-Литовске мира. Министр-президент Э. Зайдлер заявил, что судьбу Холмской губернии решит комиссия на основе этнографического принципа, хотя договор никаких комиссий не предусматривал. «Українське слово» писало, что судьба Холмщины находится под угрозой, и украинцам Галиции небезразлична судьба полумиллиона живущих там соотечественников, а правительство обвиняло в двуличии[850].

24 марта во Львове собралось «соборное представительство» галицийских украинцев – депутаты парламента и сейма и члены палаты господ, а на следующий день прошло заседание съезда «нотаблей» – авторитетных общественных деятелей, представлявших интересы своего населенного пункта или местности. На него, кроме политиков, были приглашены видные представители украинской общественности, униатского епископата, научных кругов, прессы – всего около 600 человек[851]. Собравшиеся единогласно и без обсуждения приняли следующие резолюции: 1) о неукоснительном и немедленном претворении в жизнь условий Брестского мира и его ратификации Австро-Венгрией; 2) о создании «отдельного государственного организма» из украинских земель Галиции и Буковины; 3) о признании и полной гарантии прав национальных меньшинств на украинской территории; 4) против насильственной полонизации Холмщины. Дискуссию вызвало лишь предложение Е. Левицкого принять резолюцию об организации сил для национальной обороны, но и оно в итоге прошло почти единогласно[852].

4.3. Украинцы Австро-Венгрии в 1917–1918 годах: старые опасения и новые успехи

Пленение и гибель на войне сотен молодых идейных украинцев оставили украинское движение в Австро-Венгрии без «резервов». К началу 1917 года, когда войска Центральных держав освободили большую часть Галиции и ситуация в регионе стабилизировалась, эта проблема встала особенно остро. Украинские деятели призывали «вырывать талантливых детей» из семей и отправлять учиться[853]. Неравнодушный читатель газеты «Діло» из Яворовского повета жаловался, что «патриотов» хватает разве что на словах, а на практике никто не развивает украинскую жизнь: «Вот восстановленный филиал „Сельского хозяина“ спит, как и во времена вторжения. Филиал „Просвиты“ до сих пор не восстановлен, как не слышно ничего и о работе политической организации. Депутат Сингалевич объехал уже свой округ вблизи фронта пару раз, а здесь не показывается ни депутат большинства, ни меньшинства»[854].

Отсутствие членов УПП в своих избирательных округах играло на руку их политическим противникам, не упускавшим случая указать на это публично. Ареной противостояния, как обычно, стала печать: «Діло» доказывало, что народным избранникам следует помогать населению на местах, а в Вене должны остаться только «самые влиятельные лидеры»[855]. «Шляхи» замечали, что большинство украинских депутатов не только ни разу не посещали свои округа за годы войны, но и не ходят на заседания парламента[856]. «Українське слово» парировало, что депутаты не могут решить проблем всех своих избирателей и ограничены во времени, средствах и силах[857]. И все же парламентарии поехали отчитываться в свои округа. Жители Яворовского повета, к которым приехал с отчетом избранный ими депутат С. Днистрянский, выразили ему доверие, но с условием, чтобы он бывал у них почаще[858].

Возмущение украинских кругов вызывало положение дел на Волыни. В апреле 1917 года военные власти отозвали оттуда комиссаров УСС. ВУС и СОУ стали безуспешно добиваться восстановления «вербовочных комиссариатов»[859]. В регионе активизировались поляки. «Діло» негодовало, что поляки, получив Холмщину, «приступили к такому же завоеванию Волыни»[860]. «Волынские школы были нашим утешением и радостью, а теперь, говорят, с ними беда. Враги. Нужно их победить!» – восклицал в частном письме учитель М. Вахнюк[861]. Бил тревогу в письмах