Заговор против маршалов. Книга 2 - Еремей Парнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Полагаю, что она заслуживает доверия,— самодовольно кивнул Бехер.
— Об источнике я, конечно, не спрашиваю, но, поймите правильно, нам, журналистам, необходима хотя бы минимальная доза уверенности. Одних слов, даже самых авторитетных, все-таки недостаточно. Особенно в столь деликатном деле. Буду вполне откровенен. Кое-какие слухи докатились и до меня. Именно слухи, потому что досужие разговоры деникинских офицеров в счет не идут. Мало ли о чем болтают в пражских пивных? Мы-то знаем, как легко желаемое выдается за действительное. Если ваш информатор из этой среды, то бойтесь нарваться на провокацию, господин Бехер. Русская эмиграция наводнена агентами НКВД. Как бы не оказать невольную услугу врагу,— многозначительно предостерег Виттиг.
О Бехере ему было известно все, вплоть до номера (896 129) членского билета. В НСДАП Бехер вступил в Вене в 1931 году, еще студентом. До переезда в Чехословакию регулярно платил членские взносы. Затем вынужденно примкнул к судето-немецкой партии — в Карлсбаде не было своей национал-социалистской ячейки. В январе 1935 года обратился с ходатайством о восстановлении стажа, но оно было приостановлено из-за уголовного дела (параграф кодекса 175).
Виттигу столь мягкий приговор обошелся в шесть тысяч крон. Очевидно, Бехер догадывался, какие силы стоят за нежданным благодетелем, иначе бы по выходе из тюрьмы не поделился своими заботами. Виттиг посочувствовал, но дал понять, что не имеет никакого отношения к партийным делам. «Ди цайт» заинтересовала его в качестве дополнительного канала дезинформации. И только. На всякий случай.
Потраченные шесть тысяч крон Виттиг рассматривал в качестве своего рода аванса за ругань в собственный адрес. Не слишком забористое, но пахучее. «Дух масонского либерализма», «космополитический вывих», «отрыжки плутократии» — что-нибудь в этом роде. Нацисты, причем местные, это как раз то, что нужно. Лучше и не придумаешь.
Машина запущена. Поэтому о кремлевских заговорщиках пусть пишут, что бог на душу положит, но о том, как следует отзываться о его, Виттига, журналистской деятельности, он решит сам.
Посланник доктор Войтех Мастный президенту Чехословацкой республики доктору Эдуарду Бенешу
Берлин, 9 февраля 1937 года
Сегодня меня посетил граф Траутмансдорф и сообщил, что в переговорах относительно договора произошла определенная задержка. Рейхсканцлер якобы очень недоволен в связи с изданием книги Шебы о России и Малой Антанте, из которой явствует, в какой значительной мере Чехословакия связана с Россией...
Резидент военной разведки РККА Игнатий Рейсе прибыл в Париж из Мадрида. На конспиративной квартире в Клиши его уже ожидал Шпигельгласс, сотрудник иностранного отдела НКВД, наделенный широкими полномочиями. Ежов поручил ему вывести «Ежа» (Скоблина) из операции и взять на себя дальнейшие контакты со службой Гейдриха. Рейсс находился в курсе тайных переговоров между Москвой и Берлином, и от его помощи зависело многое. С благословения Сталина нарковнудельцы без церемоний прибирали к рукам агентурную сеть Четвертого управления Красной Армии. Рейссу не составило труда понять, куда именно направлен очередной удар. Захлестнутый взвихрившейся волной отвращения и безысходной тоски, он окончательно решил порвать со сталинской кликой. Бросить вызов, открыто и громогласно, а не тихо исчезнуть, как это пытались сделать до него добровольные самоубийцы. «Только не торопиться,— сказал он себе.— Положить ненависть на лед». Все еще до конца не верил, что хватит подлости и безумия, чтобы расправиться с Тухачевским.
Молча слушал, изображая участие, хвастливые разглагольствования Шпигельгласса. По своим каналам он уже знал, что Марк Збаровский и Сережа Эфрон начали сужать круги вокруг дома № 38 на рю Лакретель, где метался в пожаре бессонницы Лев Седов. О том, как «Ежу» поручено повторить трюк с Кутеповым и убрать генерала Миллера, знала только Москва.
В переговорах о нормализации германо-чехословацких отношений обозначился кризис. Несмотря на обнадеживающие беседы графа Траутмансдорфа с президентом республики Бенешем и министром иностранных дел Крофтой, не удалось выработать согласованной позиции по главным проблемам: двусторонние договоры и Судеты. Пропагандистский накал в немецкой печати в последние дни настолько усилился, что в Праге забили тревогу. Посланник Мастный получил указания всеми доступными мерами прояснить обстановку.
Формальным поводом для взрыва античешской истерии послужила изданная в Праге книга «Россия и Малая Антанта в мировой политике». Автор ее, чехословацкий посланник в Бухаресте Ян Шеба, уделил пристальное внимание Польскому походу Тухачевского.
Если бы глубокая операция увенчалась успехом, писал Шеба, Советский Союз и Чехословакия имели бы общую границу и Красная Армия могла беспрепятственно выполнить свой союзнический долг. Скандал, искусно подогреваемый министерством пропаганды, получил шумный отклик в соседних странах. Варшавская пресса пестрела негодующими заголовками. В восточных областях Польши распространился украинский перевод заметки «Евреи правят Прагой», напечатанной в газете Юлиуса Штрайхера.
Камил Крофта понимал, что злополучный труд всего лишь предлог для разнузданной кампаний, и все же, дрогнув в душе, посоветовал президенту отозвать Шебу.
Мастный попытался добиться встречи с Нейратом, но ему ответили, что в настоящее время имперский министр исключительно занят, а переговоры возобновятся предположительно после рождественских праздников.
Минуло рождество, в Москве возобновились шпионские процессы, Прага засыпала тревожными телеграммами, а германский МИД по-прежнему отделывался неопределенными обещаниями.
В последней шифровке сообщалось, что президент получил из кругов русско-украинской эмиграции (Смал — Штокий, Макаренко) серьезные предупреждения о назревающем в высшем руководстве РККА заговоре против Сталина, к чему определенно причастна германская разведка. Срочно требовалось проверить. «Каким образом?» — недоумевал Мастный. Бенеш явно преувеличивал скромные возможности чехословацкой разведки. В Германии, опасаясь раздражить могущественного соседа, она действовала особенно робко, довольствуясь услугами сомнительных двойников.
Траутмансдорф нанес визит в резиденцию по собственной инициативе.
Мастный принял его в дубовом зале, украшенном расписными тарелками «Старой Вены». «Такой коллекции мог позавидовать даже Папен,— отметил граф, усаживаясь поближе к каминным экранам,— не то, что фрау Гейдрих».
— Я весьма огорчен, ваше превосходительство, что обстоятельства складываются не в нашу пользу,— он доверительно понизил голос.— Рейхсканцлер намерен отложить дальнейшие переговоры еще на несколько дней, пока не прояснится афера Шебы. Вы сами видите, какую негативную реакцию она вызвала. Наше правительство не может игнорировать общественное мнение.
— Значит ли это, что господин Гитлер изменил свою позицию по данному вопросу?
— Не думаю. Отсрочка никак не означает отказа от попытки улучшить отношения. Просто настоящий момент не является для этого достаточно благоприятным.
— Боюсь, что это слишком осторожная оценка, граф. Мне трудно понять, почему книга Шебы, в сущности историческое исследование, могла так повлиять на господина рейхсканцлера. О вещах, которые с таким непонятным упорством нам ставят в вину, там вообще не говорится. Все искусственно сфабриковано пропагандой. Тем более что с нашей стороны были сделаны соответствующие заявления. Президент республики лично разъяснил характер политического договора с Россией. Крайне сожалею, что наша позиция не встретила понимания. Мне не остается ничего иного, как принять все вышесказанное к сведению.
— Кампания в прессе не может длиться до бесконечности. Все уладится к общему удовлетворению.
— После моих бесед с доктором Геббельсом, господами Розенбергом и Функом я с большим трудом представляю себе, как такая кампания может продолжаться вообще в период переговоров, когда одного слова рейхсканцлера было бы достаточно, чтобы навести порядок. Скажу со всей откровенностью, граф: мы никак не ожидали подобного музыкального сопровождения после проявленной господином Гитлером инициативы установить личный контакт с президентом республики.