Звезда Ирода Великого.Ирод Великий - Михаил Иманов

— Ирод, Ирод, как же я люблю тебя. Даже твой отец, которого я тоже люблю, не так мил моему сердцу, как ты. Позволь, я буду называть тебя сыном.

И в самом деле, при встречах первосвященник стал называть Ирода сыном. Правда, только в тех случаях, когда они бывали одни или вместе с ними был лишь Антипатр.

Ирод все не решался поговорить с отцом о том, что желает и ждет назначения на высокую должность. Причину своей нерешительности он понимал ясно, хотя никому не признался бы, что понимает. Он не хотел и не мог предстать перед отцом мальчиком, юношей, ищущим поддержки и защиты. Порой он думал — гнал эту мысль, но она приходила снова и снова, — что лучшие годы отца позади, что он слишком стар, чтобы принимать правильные решения, и не вполне хорошо понимает сложившуюся обстановку, что он отстал, что он человек времени царя Александра. А сейчас другое время, и молодой, полный сил Ирод понимает и чувствует это время значительно лучше отца.

Такому мнению об отце были, как полагал Ирод, веские подтверждения. Еще никогда Антипатр не имел в Иудее того значения, какое имел теперь. Он был обласкан самим великим Помпеем. Отъезжая в Рим, Помпей сказал в присутствии своих командиров — и Авла Габиния, и Скавра, и Пизона, — что умнее и хитроумнее Антипатра он знал лишь одного человека — Суллу Счастливого. Когда он произнес это и дружески положил руку на плечо Антипатра, присутствующие там командиры почтительно заулыбались. (Правда, Ирод заметил долю насмешливости в их улыбках — но разве поймешь римлян!) Никто из иудеев не получил такой похвалы от римского полководца. Даже Гиркан, которого Помпей утвердил первосвященником. Указывая Гиркану на Антипатра, Помпей сказал:

— Лучшего полководца и советника тебе не найти, помни это.

То, что Гиркан не назначал Ирода на должность, еще можно было объяснить молодостью и недостаточной известностью последнего. Но того, что он медлил с назначением Антипатра, понять было нельзя. При этом Антипатр выглядел спокойным и уверенным, как будто он всем доволен, а течение его жизни идет по намеченному им самим руслу.

Наконец, только спустя месяц после отъезда Помпея, назначение состоялось: Антипатр получил начальство над всеми иудейскими войсками. Правда, армия была невелика — двенадцать тысяч пеших и полторы тысячи всадников. Причем от идумейских отрядов осталось всего две тысячи.

Ирод ждал, что отец назначит его хотя бы начальником конницы, НО И ЭТОГО не исполнилось. Все войско было разделено на два корпуса, по два легиона в каждом — воины-идумеи были распределены поровну в этих двух корпусах. Первым командовал Малих, вторым — Пифолай. Ни тот, ни другой никаким особенным образом в этой войне себя не проявили. Более того, Пифолай еще недавно был открытым сторонником сверженного царя Аристовула, а Малих считался его сторонником тайным. После пленения Аристовула они перешли на сторону Гиркана, но вряд ли кто-нибудь сомневался в их истинных пристрастиях.

Через несколько дней после своего назначения Антипатр сообщил сыну, что тот остается при нем офицером для связи и особых поручений — контуберналом, если перевести на воинское звание римлян.

— Отец, — не удержавшись, возмущенно воскликнул Ирод, — и это все, чего ты добился, служа Гиркану?! Ты каждодневно жертвовал жизнью ради него, и ты привел его к победе. А он, словно в насмешку над тобой, назначает начальниками корпусов Пифолая и Малиха, наших врагов, ярых сторонников Аристовула. Он распускает наши идумейские отряды, главную силу и опору. Отец, скажи, что же происходит? Где был бы сейчас Гиркан, если бы не ты? Что он без тебя!

Антипатр терпеливо выслушал горячую речь сына, спокойно, с едва заметной грустью глядя в его раскрасневшееся от гнева лицо. А когда Ирод закончил, почти прокричав последнюю фразу: «Что он без тебя!», Антипатр, лениво выговаривая слова, ответил:

— А кто мы без него? Об этом ты не подумал?

— Но, отец!.. — вскричал Ирод, и губы его затряслись, а на глазах выступили слезы.

В этот раз Антипатр не дал сыну говорить, остановил спокойным, но твердым движением руки:

— Выслушай меня, Ирод. Когда-то я уже призывал тебя быть терпеливым. Сейчас призываю опять. Тебе кажется, что мы ничего не приобрели в этой войне, но ты ошибаешься, мы приобрели многое.

— Но как же, отец, — все же не удержавшись, возразил Ирод, — ты был начальником над войском, и ты им остался.

— Нет, ты ошибаешься. Я не был начальником иудейского войска, я командовал идумейскими отрядами изгнанного из Иерусалима первосвященника Гиркана. Гиркан возвратился и утвержден первосвященником самим Помпеем Магном, а я начальствую над войском всей Иудеи — пусть оно и меньше и слабее, чем были мои отряды.

— Но разве ты не заслуживаешь большего? Ни у кого нет такого влияния в Иудее, как у тебя, — большее, наверное, только у прокуратора Сирии. Но зачем же ты распустил наши отряды, зачем согласился на назначение Пифолая и Малиха? Разве тебе не известно, кто они, и разве ты не опасаешься, что они предадут тебя в любую минуту?!

Антипатр снисходительно покачал головой:

— Опасаюсь, мой сын, опасаюсь. Кто такие Пифолай и Малих, известно каждому иерусалимскому мальчишке, и лучше других это известно первосвященнику. Если бы не необходимость, разве он назначил бы в армию своих заклятых врагов!

— Необходимость? — переспросил Ирод, — Какая необходимость? Помпей благоволит тебе, прокуратор Сирии Скавр тоже, ты друг и ближайший советник первосвященника, а наш главный враг, Аристовул, в Риме, — может быть, сейчас, в эту минуту, идет в цепях за триумфальной колесницей Помпея. Враги наши разгромлены, Гиркан у власти. Какая же необходимость в таких трусливых поступках?!

— А народ, Ирод, — устало ответил Антипатр, — народ. Если ты полагаешь, что народ ничего не значит, ты ошибаешься. Его значение не так заметно, как значение полководцев, царей, героев, но оно самое главное, абсолютное. Ты говоришь о моем влиянии и не понимаешь, почему оно не перерастает во власть. Потому, Ирод, что народ не хочет этого. Народ не любит нас, мы чужаки, к тому же мы привели сюда римлян. Если ты думаешь, что можно воевать против собственного народа и одержать победу, ты трижды ошибаешься. То, что мы имеем сейчас, больше, чем мы можем иметь. Чтобы подняться выше, нужно заслужить если не любовь народа (этого мы никогда не сумеем), то хотя бы лучшее к себе отношение.

— Не сумеем? — подавшись вперед и заглядывая в глаза отца, спросил Ирод, — Но если нас ненавидят, как же мы можем… — Ирод не договорил и вопросительно посмотрел на отца, а Антипатр выговорил твердо:

— Мы должны служить ему, народу, или делать вид, что служим. Но так, чтобы нам верили. Это не дело одного дня и не дело одного года — на это может уйти вся жизнь.

— Вся жизнь, — повторил за отцом Ирод тоном обиженного ребенка, которому на неопределенное время отсрочили получение желаемого подарка.

Антипатр невольно усмехнулся:

— Я имел в виду свою жизнь. Мне осталось немного. Ты молод и еще успеешь насладиться властью. Будь терпелив и, главное, научись любить народ. Или же — что сложнее — научись притворяться, что ты его любишь. Но запомни, Ирод, чтобы хорошо притворяться, нужно уметь быть искренним.

— Как это, отец?

Антипатр махнул рукой:

— Ты сам поймешь со временем. А сейчас заклинаю тебя, будь терпелив. И еще — не держи зла на Гиркана, сейчас он наша единственная опора, без него мы никто. Защищай его — если понадобится, то и ценой собственной жизни. Пойми, если бы он мог, он возвысил бы нас до себя. Но он не может, он виноват перед своим народом, и народ не доверяет ему. Держись за Гиркана, — укрепляя его, мы укрепляем самих себя. А сейчас иди. Завтра я сообщу тебе нечто важное. Готовься.

— Но что это, отец?

Антипатр не ответил (разговор происходил в их доме, в Иерусалиме, в кабинете Антипатра), склонился над свитками, лежавшими на столе.

Ирод ушел от отца обескураженным. Возразить на слова Антипатра было нечего. С другой стороны, при всем понимании отцовской правоты, Ирод был с ним не согласен. Годы и годы служить этому жалкому и бессмысленному народу. Кому? Крестьянам, пасущим стада, менялам у храмов, нищим попрошайкам, самодовольным торговцам? Нет, он не будет служить им, он заставит их служить и подчиняться ему, Ироду, избраннику судьбы. В ту минуту, как никогда, он чувствовал себя избранником — несмотря на несбывшиеся надежды и тяжелый разговор с отцом.

Ночью, осторожно выйдя во двор, он сел, прислонившись спиной к теплой еще стене дома, и, запрокинув голову, неподвижно смотрел на свою звезду, в ту ночь особенно ярко сиявшую на черном, как дно глубокого колодца, небе.

Утром — Ирод еще спал после бессонной ночи — Антипатр зашел в комнату сына. Антипатр окликнул его, Ирод открыл глаза и рывком поднялся. Не садясь, а пройдя по комнате из угла в угол, Антипатр остановился перед Иродом и проговорил с видимой строгостью, как бы заранее предупреждая возможные возражения сына: