Зависть: теория социального поведения - Гельмут Шёк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы вполне осознавалось то, какую роль зависть и избегание зависти играют в покупках такого типа, то на основании этого примера применения метода интерпретации Берельсона и Стейнера можно предположить, что в рамках их книги было бы вполне уместно описание форм поведения, явно связанных с завистью, несмотря на то что они, возможно, носят гипотетический характер и не доказаны экспериментально. Но такого ни разу не происходит на 700 страницах этого, датированного 1964 г. компендиума, цель которого состоит в том, чтобы обобщить современное состояние знаний о человеке, особенно о человеке в социальном контексте его существования. Если бы воображаемый инопланетянин изучал Homo sapiens по этой книге, ему никогда не пришло бы в голову, что на Земле существует нечто подобное зависти.
Теории враждебности
Хотя представители современных социальных наук (социологии, социальной психологии, культурной антропологии) тщательно занимались феноменом враждебности, они ухитрились написать на эту тему целые главы (в том числе и в новейших работах), даже не ставя вопроса о том, что лежит в основании враждебности.
Социолог Нил Смелзер в 1965 г. выдвинул завершенную теорию коллективного поведения, под которым он имел в виду групповое поведение, например панику, действия толпы, беспорядки, сектантов-фанатиков и т. п. Он подробно анализирует враждебность, приводя ссылки на научную литературу по этому предмету, однако ни разу не упоминает такие феномены, как зависть, рессентимент и недоброжелательность; единственный термин, который он употребляет, – это «враждебность». Даже когда он изучает «враждебные представления» и «всплески враждебности», он никогда не учитывает зависти, которая, как можно легко доказать, лежит в их основе. Напрасно мы бы стали искать в предметном указателе к книге Смелзера понятия «зависть», «рессентимент», «ревность», «эгалитарность» или «чувство справедливости». Возможно, бессознательно он тщательно избегает любых явлений и понятий, которые могли бы привести его, хотя бы и косвенно, к указанным аспектам человеческой природы. В его книге мало сказано даже об агрессии, которая, как мы видели в других местах, является излюбленным способом избегания для тех, кто отказывается принять факт наличия зависти.
Из анализа Смелзером «враждебности» мы действительно понимаем, почему современные социальные науки до такой степени не учитывают зависть. Постоянно обсуждаются теории враждебного поведения, согласно которым такое поведение является следствием субъективной угрозы реальному экономическому, сексуальному, профессиональному или социальному положению человека. Их авторы допускают, разумеется, что субъект этих враждебных чувств неправильно оценивает, преувеличивает или даже просто придумывает мнимую угрозу (американская литература в основном занимается враждебностью по отношению к меньшинствам, таким, как негры или евреи, когда субъект враждебности чувствует, что его собственной сфере угрожают посягательства меньшинства, власти и т. п.). Однако они всегда исходят из того, что враждебность возникает, когда субъект представляет себе реальную угрозу «своему реальному положению»[143].
Вина жертвы
Согласно такому представлению о враждебно настроенном человеке, неприязнь не может возникнуть, если субъект не считает, что объект его враждебности действительно чем-то ему угрожает. Это представление стирает древний, привычный и точно определенный феномен зависти и вызываемой ею ненависти, которая на самом деле может существовать в случае, когда ее объект не составляет и никоим образом не может составлять никакой угрозы для завистливого человека. Гораздо более справедливым является утверждение о том, что люди, принадлежащие к любой культуре, чувствуют угрозу в первую очередь со стороны завистников. Таким образом, современные социальные науки полностью переворачивают ситуацию: первичная угроза исходит от человека, который потенциально является объектом зависти. Но ученый игнорирует эту зависть. В силу этого враждебность становится вторичным феноменом, который исчезнет, как только все группы в обществе будут поставлены в такую ситуацию, когда каждый человек в равной степени находится в безопасности по отношению к угрозам.
Конечно, правильно предполагать, что в одной и той же стране «белый» нижний класс, который боится безработицы, будет относиться с особенной неприязнью к своему «черному» эквиваленту или что средний класс, благополучие и престиж которого уменьшаются, можно с легкостью натравить на заметное и богатое еврейское меньшинство внутри его. Но явная или скрытая надежда на то, что все существенные проявления враждебности исчезнут, как только группа или индивид перестанут беспокоиться о своем пропитании или положении, так же нереалистична и безосновательна, как и более радикальная теория о том, что в по-настоящему эгалитарном обществе не будет зависти и рессентимента.
Сразу видно, что эти два предположения о миролюбивом обществе имеют в виду разные модели. Можно представить себе очень стабильное общество, в котором у каждого было бы абсолютно гарантированное и подходящее ему место, но в то же время существовала бы жесткая иерархия, выраженная социальная стратификация и значительное неравенство. С точки зрения тех социологов, которые считают, что человек проявляет враждебность, только если чувствует угрозу, такое общество, где полностью обеспечена социальная защищенность, будет свободно от враждебных чувств. Но с точки зрения тех социологов, которые признают такие феномены, как зависть и рессентимент, в этом обществе все равно будет иметь место склонность к волнениям из-за провоцирующего их неравенства. Только общество постоянного равенства обеспечило бы свободу от зависти и, следовательно, от агрессии: взаимную дружбу между всеми членами общества.
Как мы уже неоднократно демонстрировали в этой книге с разных точек зрения и в разной культурной перспективе, ни одно из этих утопических обществ, даже если бы они приблизились к своему идеалу, было бы не в состоянии превратить людей в довольных «мирных овец», как обещают «прогрессивные» социальные науки.
Как только процесс завидования начался, завистливый человек до такой степени искажает переживаемую им реальность – если не собственно в акте восприятия, то в воображении, – что он никогда не испытывает недостатка в поводах для зависти. То же самое относится к человеку, который не чувствует себя в безопасности.
Вероятно, каждый в своей жизни переживал следующий опыт: вопреки чьему-либо совету, вы принимаетесь за какое-нибудь сложное дело, например плотницкую работу, и настаиваете, что сделаете ее по-своему. Вдруг неодушевленные предметы перестают вам повиноваться. Все идет не так. Как часто мы восклицаем в таких случаях: «Ты этого хотел!» Однако мы прекрасно понимаем, что раздражение нашего компаньона, советом которого мы пренебрегли, не могло повлиять на естественный ход вещей. В подобных случаях для примитивного человека даже не встает вопрос о виновности другого: он убежден в ней.
Однако этот архаический и магический способ интерпретации нашего окружения – о «дурном
