Дэйтрейдер. Кровь, пот и слезы успеха - Льюис Борселино

Компания X делает видгетс…Компания Y покупает видгетс… Мне хотелось знать, что такое видгетс?! Теперь я знаю, что видгетс – это просто термин для обозначения гипотетического продукта. Но я не хотел работать с гипотетическими вещами; мне были нужны примеры из реальной жизни.

Спустя годы, когда я работал на Мерк, кто-то в торговой яме похлопал меня по плечу. Это был знакомый трейдер, который тоже закончил Де По. Рядом с ним стоял ни кто иной, как сам профессор Грэй. "Привет, Льюис. Я слышал, твои дела идут отлично, – сказал мой старый профессор. – Рад видеть тебя".

Увидев его, я моментально перенесся в дни моей жизни в колледже, когда изучал экономические теории. Большую часть того, чему я научился, потом я видел каждый день при игре на рынке. Я указал на хаотическое сборище вокруг меня. "Видите всех этих трейдеров? Они понимают спрос и предложение, – сказал я профессору Грэю. – Но должен вам сказать, ни один из этих ребят никогда не видел видгетс!"

Пониманию этого я в большей степени обязан моему образованию в Де По, чем просто академическому процессу. Мой мир, на который я в основном смотрел глазами итальянца американского происхождения из Чикаго, внезапно расширился. Оглядываясь назад, этот переход выглядит весьма комично. Грубо говорящий парень из Чикаго, каким я приехал в кампус колледжа, среди отпрысков богатейших семей Среднего Запада и детей фермеров из Индианы, был похож на пришельца с далекой планеты.

Когда я прибыл в Де По, я не знал, что такое "верзила", и я уж точно никогда не играл в "юкер". Весь мир казался мне незнакомым, таким же, очевидно, казался и я для всех остальных. К счастью, я сошелся с парнем из Морган-Парк, которого звали Джэй (отец его был чикагским полицейским), и с еще одним парнем из Чикаго по имени Ник, отец которого был дантистом. Затем началось волнение, связанное с присоединением к братству. Мы втроем решили держаться вместе и поселиться в доме братства, который бы принял всех нас. Таким оказался Фи-Гамма-Дельта, или, как его коротко называли, ФиДжи. В то время, как каждый из домов был известен чем-то своим – как дом Выпускников или дом Спорта, в доме ФиДжи доминировали футболисты. В ФиДжи было 60 человек, из которых около 35 входили в футбольную команду, и половина из этих 35 парней были из окрестностей Чикаго. Но многие были из города Уиннетки, с озера Форест и из других мест, которые совсем далеко от пригорода синих воротничков, где я вырос.

После заселения в дом ФиДжи настало время первой вечеринки и представился шанс увидеть студенток. Мне было 18, и мои социальные навыки были отточены в клубах на Раш-Стрит в центре Чикаго. Поэтому я надел свои узкие сицилийские джинсы, свою видавшую виды рубашку и три ряда золотых цепей. Я залез в свои туфли на платформе и минут 40 укладывал свои волосы феном. Когда я спустился туда, где собрались все в доме братства, я знал, что выгляжу хорошо. Каждый смотрел на меня так, будто я сошел с космического корабля. Все ребята вокруг меня были в прямых джинсах, рубашках с огромным воротом, в башмаках на деревянной подошве и в банданах. Помимо того, что я выглядел как парень с Марса, мою манеру разговора – очень грубую, очень чикагскую – они никогда раньше не слышали. Я заметил взгляды в мою сторону и услышал пару девичьих смешков. Они толком не знали, как меня воспринимать.

Я оглянулся на моих друзей-студентов, изумление которых было примерно таким же. Когда я говорил, это звучало так, будто говорит крутой парень из фильма. Когда говорили они, мне это казалось гнусавым звуком банджо. Мы все говорили на английском, но было очевидно, что диалекты были разными. "Ты из Айталии?", – спросили они меня. – Да. Я из Аитали" – ответил я.

К ночи различия между мной и моими друзьями-студентами стали еще более выразительными, если говорить о пропорциях выпитого алкоголя. Взгляд или замечание одной из сторон становились провокационными. "Парень, я выведу тебя отсюда, чтобы наподдать тебе", – прогнусавил кто-то в моем направлении.

Выходить куда-то? Я подумал. Там, откуда приехал я, чтобы что-то решить, никто никуда не выходил. "Тебе не придется никуда выходить", – ответил я. И начался грохот по-чикагски.

Когда мой отец приехал навестить меня на первый обед братства отцов-детей, я остановил его внизу. "Нам надо кое-что прикупить", – сказал я ему.

"Почему? Разве ты плохо выглядишь?"

"Па, оглянись вокруг. Я абсолютно не вписываюсь. Мне ужасно неудобно за свой стиль."

Отец понял важность момента, и мы отправились покупать прямые джинсы и рубашки с огромным воротом.

Мой отец стал событием для всех фиджийцев. Я помню, как мы сидели вокруг стола с моими братьями по братству и их отцами, которые хвастались: "Твой дед был Фиджи. Я был Фиджи. Теперь ты Фиджи, и я надеюсь, в один из дней твой сын станет Фиджи". Когда они спросили моего отца о его прошлом, он пошутил: "Кем был я? Я был Фи Гамма Гетто". Им понравился мой отец за его юмор и его радушие. Когда бы он ни приезжал меня навестить, он просил всех моих друзей, к кому в этот уик-энд не приезжали отцы, чтобы они пообедали вместе с нами. Для моего отца обычное дело взять с собой обедать полдюжины парней.

В ФиДжи моим нареченным отцом стал Джордж, капитан футбольной команды, который пришел в Де По по солдатскому биллю о правах. Пока его работа состояла в том, чтобы присматривать за мной и учить меня, как быть хорошим "Фиджи". Мы стали друзьями. Он даже изливал мне свои сердечные страдания после того, как его подружка Мелани оставила его вскоре после приезда к нему в Де По. Мне было искренне жаль его разбитое сердце, и я сочувствовал ему каждый раз, когда он говорил мне, что видел Мелани, беседующей с другим парнем. И я сообщал ему, если видел, как Мелани говорила или гуляла с кем-нибудь. Признаюсь, что я особенно прилежно докладывал об этом Джорджу, если парень с ней был из тех, кто мне не нравился. Конечно, моей настоящей мотивацией было сфокусировать внимание Джорджа на его, а не на моей жизни.

"Она разговаривала с ним?" – спрашивал Джордж.

"Да, с ним".

"Ты думаешь, она ушла к нему?"

"Не могу сказать точно. Но это бы меня не удивило".

Если парень на футбольном поле был нападающим, который сидел у меня в печенках, я не скрывал от защитника Джорджа никаких подробностей. Эти ребята не могли понять, почему Джордж так жестоко вел себя по отношению к ним на следующей футбольной тренировке. На упражнениях по блокировке и отбору мяча у них создавалось впечатление, что он хочет их убить.

Колледж меня несколько пообтесал, но при этом я остался тем, кем был и откуда пришел. Я научился адаптироваться и изменяться, чтобы приспосабливаться к обстоятельствам. Именно поэтому даже сегодня я могу чувствовать себя как дома на международной инвестиционной конференции, на поле для гольфа вместе с моими друзьями или пошучивая с кем-нибудь из старых соседей.

Я понял, что означает адаптация к выживанию и по Дарвину, и по Макиавелли. Если бы мне пришлось решать, быть лидером или только последователем, могу сказать, что я учился принимать изменения, чтобы выжить и через некоторое время добиться успеха. Как трейдеру мне это очень пригодилось. Хотя я и приобрел уверенность трейдера, я знаю, что никогда не потеряю уважения к рынку.

Даже когда вы думаете, что просчитали все, что вы достаточно умны, чтобы просто знать, когда и куда рынок собирается двигаться, реальность может вступить в игру и дать вам пощечину. Со мной такое случалось, и я ругался, жаловался и надеялся, что все изменится в лучшую сторону. После этого радовался отрезвляющему звонку. Вы возвращаетесь к основам, чтобы никогда больше его не забывать и уважать собственное чувство времени и рынок.

После почти двух десятилетий, проведенных в S&Р-яме, я видел, как вокруг меня вырастали очень хорошие трейдеры. Сегодня существует сверхжесткая конкуренция между трейдерами, по-настоящему знающих свое дело. В среде трейдеров особый вид взаимоуважения, как у членов "тайного общества", даже если они жестоко конкурируют между собой. Риски, с которыми трейдер сталкивается каждый день, могут понять только трейдеры. Именно поэтому я приветствую знакомых трейдеров всегда, как только у меня появляется момент для этого. Друзья мы или ожесточенные соперники, хорошие трейдеры уважают друг друга и способности каждого.

Яма S&P не похожа ни на какую другую. Каждый, кто хочет торговать, неизбежно хочет стать частью S&Р-ямы, которая слишком большой рынк, чтобы ее можно было приручить или недооценивать. Сама по себе она настоящий зверь. Я помню случай, когда исполнял сделки для клиентов и получил свой первый приказ на покупку 2 000 контрактов. Я подозревал, что такой большой приказ на покупку может толкнуть рынок вверх, но он едва пошевелился. В другой день 20-контрактный приказ подстегнул рынок на 400 пунктов. Казалось, в этом не было ни логики, ни ритма, ни причин.

Тем не менее огромные 2 000-контрактные приказы навели меня на интересные мысли, о том, как институциональные игроки использовали S&Р-контракт для страхования портфеля. Они покупали фьючерсы и продавали наличный индекс – или наоборот – чтобы хеджировать стоимость портфеля акций.