Формула любви (Повести и пьесы для театра и кино) - Георгий Горин

— Надеюсь, сударь, в вашем уезде подобного не случалось? — спросил Калиостро.

— От пальца не прикуривают, врать не буду! — сказал доктор. — А искры из глаз летят… Вот хоть у господина За-госина о прошлом годе мужик с воза свалился да лбом об оглоблю. Ну, я вам доложу, был фейерверк…

— Все сено сжег, — подтвердил Свиньин. — Да какое сено! Чистый клевер…

Мария хмыкнула и с трудом сдержала смех. Это заметил Калиостро.

— Ах, Господи, да что ж вы такое говорите?! — взорвался Федяшев. — Какое непонимание! Наш гость повествует о совсем иных явлениях!

— Успокойтесь, друг мой! — строго сказал Калиостро. — Я чувствую, здесь собрались люди скептического нрава… Мне ничего бы не стоило поразить их воображение рассказами о таинствах материи, о переходах живой энергии в неживую, о парадоксах магнетизма… — Он покосился на доктора и усмехнулся. — Но, боюсь, все это будет несколько сложно для вашего, сударь, поверженного алкоголем ума. Посему лучше вернемся к трапезе. Видите эту вилку?

— Ну? — сказал доктор.

— Хотите, я ее съем?

— Сделайте такое одолжение! — сказал доктор. Федосья Ивановна всплеснула руками:

— Да что вы, граф? Помилуй Бог! Да это вы меня как хозяйку позорите… Сейчас десерт! Фимка! Ну что стоишь, дура! Неси шоколад!

— Не беспокойтесь, сударыня! — сказал Калиостро. — Я же объяснял про взаимный переход энергии… И с этой стороны у шоколада не больше достоинств, чем у сего железного предмета.

После этих слов Калиостро постучал вилкой по звонкому бокалу, потом эффектным движением сунул вилку в рот, с аппетитом прожевал ее и благополучно проглотил… После чего взглянул на доктора.

Доктор, подумав, ободрил Калиостро взглядом. Кивнул:

— Да! — сказал он. — Это от души… Это достойно восхищения. Ложки у меня пациенты глотали много раз, не скрою, но вот так, чтобы за обедом… на десерт… и острый предмет… замечательно! За это вам искренняя сердечная благодарность. Ежели, конечно, еще кроме железных предметов и фарфор можете употребить… — Он взялся за большую тарелку и оглядел ее со всех сторон. — Тогда просто нет слов!

Все обернулись в сторону Калиостро.

— Мда… Однако это становится утомительным, — вздохнул Калиостро и встал из-за стола. — Благодарю, сударь. Я уже сыт, пора и делом заняться. Ну, где там ваш идеал, господин Федяшев? Показывайте…

Освещая дорогу канделябром с горящими свечами, Федяшев повел Калиостро наверх, в свой кабинет. Следом шли Мария, Федосья Ивановна и Маргадон.

Статуя стояла в самом углу на небольшой подставке. Отломанная рука была прибинтована к плечу.

Калиостро оглядел статую и удовлетворенно покачал головой:

— Прекрасное создание! Браво сударь! Мне нравится ваш вкус!

— Славная фемина! — поддакнул Маргадон и прищелкнул языком.

— Узнаешь. Маргадон?

— Натюрлих! — ответил Маргадон почему-то по-немецки. — Только плечи пошире… И бедра…

Калиостро гневно глянул на Маргадона и что-то резко сказал ему по-итальянски. Тот пристыжено смолк.

— Нельзя говорить со слугой о возвышенном, — иронично заметил Калиостро. — Ум невежды — в молчании! Однако сейчас он сказал правду. Мы действительно встречали эту прекрасную даму…

— Как? — ахнул Федяшев. — Вы ее видели?

— И не раз! — спокойно сказал Калиостро. — Я же вам объяснял, сколь долга была моя жизнь. Неудивительно, что судьба позволяла мне лицезреть и этот образ. Когда-то давно ее звали Елена… Елена Прекрасная…

— Елена! — шепотом повторил Федяшев.

— Позже ее звали Беатриче…

— Беатриче… — повторил Федяшев.

— Прасковья ее звали, — вмешалась тетушка. — Лепили ее с Прасковьи Тулуповой! У деда Лешиного была тут одна… извиняюсь…

— Неважно, с кого ее «лепили», — с улыбкой ответил Калиостро. — Истинный художник копирует не натуру, но лишь свое воображение. Думаю, вы это понимаете, друг мой, — добавил он, обращаясь к Алексею, — и не ждете от меня портретного сходства?!

— В общем-то… конечно, — растерянно пробормотал Федяшев. — Но с другой стороны… я думал — будет похожа.

— Материализация идей есть материализация идей! — строго заметил Калиостро. — Она зримо воплощает фантазию. С первоосновой же сохраняет лишь общие контуры. Тем более что и сама модель у вас… в скверном состоянии. — Он внимательно оглядел статую. — Вы роняли ее, что ли?

— Говорила, не надо трогать… Говорила, — запричитала Федосья Ивановна.

— Она стояла в парке… — начал пояснять Федяшев. — Я подумал: там дождь, голуби…

— Ах как неосмотрительно! — покачал головой Калиостро. — Идеал нельзя отрывать от почвы! Нарушаются магнетические связи! Извольте водрузить на место! И немедленно! Теперь уж даже и не знаю, как она будет выглядеть, ваша Лаура…

— Лаура? — воскликнул Федяшев. — Не Лаура ли это, воспетая великим Петраркой?

— Когда-то она была ею, — спокойно ответил Калиостро. — Я же говорю: она являлась миру под разными именами: Лаура, Джульетта… Даже и не ведаю, какое имя она выберет в нашем веке? Может быть, Мария? Вы не возражаете, сударыня? — Он повернулся к Марии и в упор посмотрел ей в глаза.

Мария вздрогнула, но выдержала взгляд и ответила:

— Отчего же! Это честь для меня. Не я сама, то хоть имя мое послужит чьей-то любви.

— А вы, сударь? — Калиостро вонзил свой взгляд в Федяшева.

— О! Это прелестное имя! — Федяшев нежно посмотрел на Марию. — Да я и внешний облик вашей спутницы воспринял бы с радостью…

Наступила пауза. Маргадон от неожиданности икнул и с недоумением посмотрел на магистра.

Калиостро побледнел, закрыл глаза. Его лицо исказила гримаса, словно он ощутил физическую боль. Однако он взял себя в руки и через секунду улыбнулся.

— Должен вас огорчить, друзья! Сейчас мне было видение… — Он еще раз оглядел статую. — Галатею будут звать ЛОРЕНЦИЕЙ!

После обеда хозяева и гости разбрелись по своим комнатам на полуденный отдых.

Маргадон и Жакоб от нечего делать опробовали столы в биллиардной.

— И здесь тоска! — сказал Маргадон, забивая очередной шар. — Кормят до отвала. Двери не запирают. У ключницы попросил три рубля — дала и не спросила, когда отдам. Честное слово, Жакоб, они меня доконают!!

— Погрузитесь в себя, сэр! — посоветовал Жакоб. — В тайники своей души…

— Там холодно и страшно, — отмахнулся Маргадон. — Лучше уж заботиться о теле.

Он увидел, что мимо окон идет розовощекая Фимка, и отложил кий.

— Селянка! — крикнул он. — Подь сюда… Фимка покорно подошла:

— Чего изволите?!

— Хочешь большой, но чистой любви? — бесцеремонно сказал Маргадон.

— Как не хотеть! — ответила Фимка.

— Однако! — ухмыльнулся Маргадон. — Мне нравится твоя простота. Придешь сегодня в полночь на сеновал?

— Придем-с… — сказала Фимка. — Только уж и вы приходите. А то вон тот сударь тоже позвал, а опосля испугался…

Маргадон удивленно уставился на Жакоба.

— Она с кузнецом придет! — спокойно объяснил Жакоб.

— С каким кузнецом?

— Дядя мой… Степан. Он мне заместо отца.

— Какой кузнец? Зачем кузнец? — изумился Маргадон. — Я не лошадь!

— Благословлять, — простодушно сказала Фимка. — Вы ж изволите предложение делать или как?

Маргадон секунду обалдело смотрел на нее, потом его ус нервно задергался:

— Ступай, селянка! Видишь, играем. Не мешай!

Из окна своего кабинета Федяшев увидел, как из дома вышла Мария. Он поспешно завязал галстук, надел новый сюртук и спустился вниз.

Мария сидела в беседке возле пруда и печально смотрела на водную гладь…

Сзади послышался шорох. Она испуганно оглянулась, увидела Калиостро.

— Извините, что прервал ваше уединение, — сказал Калиостро. — Мне сейчас было послание от вашего папеньки.

— Как? — ахнула Мария. — Где же оно? — И нетерпеливо протянула руку.

— Мысленное послание, — улыбнулся Калиостро. — Он явился ко мне во сне… Выглядел хорошо. Пульс ровный… Дыхание размеренное… Румянец.

Мария подозрительно посмотрела на Калиостро:

— Граф, коли так — я счастлива! — Но если вы обманываете меня, это грех. И небо покарает вас!

— Если б я был обманщиком, — спокойно возразил Калиостро, — у неба было достаточно времени для возмездия. Но если я уже две недели безвинно терплю вашу подозрительность и неприязнь, не кажется ли вам, сударыня, что это жестоко? Как мне доказать свои чувства? Застрелиться? Так пуля меня не берет… Утопиться? — Он глянул на пруд и с ужасом увидел, что к ним направляется лодочка. На веслах сидел Федяшев, рядом с ним лежала огромная охапка ромашек… — Или утопить этого надоедливого субъекта?! — зло закончил Калиостро.