Огненные птицы - Биверли Бирн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты понимаешь, что эта картина может стоить состояние?
– О да, это я понимаю, – тихо сказала она. – Действительно понимаю.
Энди взвесил амулет на ладони.
– Могу я взять его у тебя на время?
– Ты знаешь, нет. Я очень суеверна, а это как талисман для меня и я с ним никогда не расстаюсь.
– Ладно, не надо. Как ты смотришь на то, если я очень аккуратно постараюсь выяснить, что это такое?
– Положительно.
– Отлично. А что касается этого Суоннинг Парка, то я продолжу поиски, а вот с Крамером действительно придется пока повременить. Если я обнаружу что-либо непосредственно с ним связанное, тогда я очень осторожно займусь им. Так что, они не должны ничего учуять. Ты не против?
– Не против. Но что бы ты там не выяснил, ты должен держать меня в курсе всего. Это моя… – она чуть было не сказала «борьба», потом передумала. – У меня к этому не просто какой-то минутный интерес…
– Я верю. Да, а что у нас на десерт?
– Ничего особенного. У меня не оставалось времени. Да… Испортила я тебя, Энди Мендоза. Разбаловала. Ты уже высказываешься как какой-нибудь мужчина-шовинист, свинтус ты этакий. В холодильнике есть чуть-чуть мороженого, если это тебя устроит. А после можешь помыть посуду.
8
Лондон и Филдинг, 1971 год.
Однажды вечером, это было начало восьмого, и августовское солнце начинало золотить стены дома, в дом на Принсиз-Мьюз явился Энди. Его первыми словами были:
– Милая, прости, но я сегодня с дурными вестями.
– Боже, что же на этот раз?
– Мой кузен Чарльз. Сегодня я получил от него письмо. Он заканчивает свое турне по Кении и возвращается домой раньше, чем планировал. Он приезжает пятнадцатого сентября. И, разумеется, рассчитывает, что к тому времени его дом освободится.
Лили подвинула один из стоявших тут же стульев и села.
– Проклятье! Кажется, здесь не обошлось без помощи твоей семейки. Но, думаю, что не обременю его никакими претензиями – у меня нет с ним договора о снятии квартиры на какой-то определенный срок.
– Нет, – мрачно согласился Энди. – Такого договора у тебя нет. Что ты собираешься делать?
– Искать другое жилье, разумеется. Квартиру какую-нибудь…
– На эти несколько месяцев? Стоит ли? Может быть лучше вернуться в прежний отельчик у Пэддингтонского вокзала?
Слова Энди будто кольнули ее.
– Я не думаю сейчас возвращаться в Америку и мне незачем ехать в эту противную гостиницу, а если я туда поеду и останусь там, то где мы… Я имею в виду…
– Мне подумалось, через год ты должна отправиться назад…
– Я ничего не должна, – возразила она изменившимся голосом.
– Понимаю, что не должна, но я предполагал, что… – он не договорил, и они оба замолчали.
Безмолвно она поставила на стол салат из курятины, который с такой любовью приготовила для него. Энди взял вилку и тут же ее отложил.
– К чертям собачьим все это! Пошли! Поедем со мной, я хочу тебе кое-что показать.
– Что?
– Не спрашивай, пошли.
Она вышла с ним на улицу к автомобилю, и они поехали. За все пятнадцать минут, что они ехали, оба не проронили ни слова. Они оказались в соседнем районе, где прежде Лили бывать не приходилось. Она видела перед собой длиннющие ряды ужасающе однообразных домов из когда-то красного, а теперь потемневшего от времени кирпича, тянувшиеся вдоль длинной узкой улицы, небольшой газетный киоск, бакалейную лавку.
– Это Хакни, – объяснил Энди. – Я привез тебя в мое логово.
Он остановил машину у одного из таких домов и повел ее внутрь наверх, на третий этаж мрачного подъезда, провонявшего мочой и жареной рыбой. Когда он открыл дверь в квартирку, глазам Лили предстали: изношенный серый ковер, раковина в углу и крохотная газовая плитка, диван, на котором он, судя по всему, спал, и стол у окна, что выходило на крыши и трубы, почти полностью закрывавшие небо.
– Туалет внизу, в подъезде. Там же и ванная, – сообщил Энди.
– Я согласна, место это жуткое, – сказала Лили. – Ты хотел, чтобы я это увидела своими глазами?
– Да, Лили. Ты можешь представить себе, что живешь здесь? Теперь тебе понятно, почему я избегал приглашать тебя сюда?
– Понятно. Но почему ты живешь здесь?
– Потому что тех средств, которыми я располагаю, тех пяти тысяч фунтов в год, маловато для того, чтобы приобрести собственную квартиру. Рынок квартир для найма в Лондоне очень и очень невелик. Большинство из них – грязные норы, такие, как эта, или даже хуже. А хорошие предпочитают продавать, а не сдавать внаем.
– Понятно. А иного выхода ты не видишь?
– Не вижу. Да и не желаю видеть.
Лили повернулась к нему.
– Не забудь еще добавить, что ты ведь выше этих Мендоза, спокойно транжирящих миллион за миллионом, что не можешь унизиться до того, чтобы обратиться к ним за помощью, что тебе твое самолюбие этого не позволит. Но это все чепуха. Энди, а как насчет того, чтобы возвыситься до того, чтоб отказаться и от меня?
Едва произнеся это, ей страстно захотелось скончаться, умереть. Тут же, на этом месте. В этой мерзкой квартирке Энди. Но удержаться от этих слов она уже была не в силах. И они были произнесены.
Энди сначала побледнел, потом покраснел.
– Вот, оказывается, как ты обо мне думаешь. – Он не повысил голоса.
Лили безвольно опустилась на софу, ноги отказывались ей повиноваться.
– Нет, я так о тебе не думаю…
– А как же, в таком случае?
– Энди, давай разберемся в чем дело. Ты действительно хочешь, чтобы я оставалась в Англии? Может быть ты сейчас уже считаешь дни до того благословенного момента, когда ты сможешь просто запихнуть меня в самолет?
Он принялся ерошить волосы.
– Бог ты мой, нет, конечно. Как у тебя язык поворачивается говорить такое? Все дело в том, что я не могу предложить тебе ничего. Кроме вот этого, у меня ничего за душой. Моя сомнительная писательская карьера более чем проблематична. После этих двух разгромных рецензий у меня не остается никаких шансов на то, что я смогу продать и вторую свою книгу. Хватит с меня и одного фиаско. И, что значительно хуже, кажется, мне ее просто не написать, эту мою вторую книгу. И мне, если я собираюсь как-то обеспечивать свое существование, придется снова вернуться в журналистику или же искать какую-то другую работу.
– Это все бытовая сторона вопроса, – прошептала она. – Я спрашиваю о нас – о тебе и обо мне. – Ей очень не хотелось спрашивать его об этом.
Она вообще не собиралась заводить этот разговор. Он сам возник откуда-то и стал реальностью.
– Обо мне и о тебе, – повторил Энди. – Я и сам себя об этом постоянно спрашиваю…
Больше он ничего не сказал, а она совершила ужаснейшую ошибку из всех – заплакала. Лили ненавидела себя за это, но остановиться не могла. Он уселся рядом с ней, достал из кармана носовой платок и подал ей.