Красный дворец - Джун Хёр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я еще не видела Оджина таким встревоженным, и на какое-то мгновение мне захотелось уступить ему, лишь бы стереть беспокойство с его лица. Но я слишком хорошо знала себя. Знала, что не остановлюсь до тех пор, пока не получу ответы на имеющиеся у меня вопросы.
— Мы же с вами договорились, — мягко напомнила ему я. — Мы будем присматривать друг за другом. И все останутся живы и здоровы. Никто ничего не лишится.
— Ты же сама знаешь, что такого просто не может быть.
— Ну… — продолжила я. — Дело обстоит следующим образом: либо вы разрешите мне помогать вам, либо не станете иметь со мной никакого дела и тогда я найду правду в одиночку. Что вы предпочтете, наыри?
Он пристально смотрел на меня, между его бровями залегла морщинка. А затем, покачав головой, он пробормотал:
— В прошлой жизни ты наверняка была генералом. Упряма до невозможности.
Я слабо улыбнулась ему:
— Уверяю вас, я способна позаботиться о себе.
Он с глубоким вздохом снова опустился на пол, выглядел он полностью сокрушенным. Прислонившись к стене, он наполовину вытянул длинные ноги и положил руки на согнутые колени. Мы молчали, я чувствовала на себе его взгляд. Он так долго и пристально изучал меня, что я покраснела, а в груди и горле стало горячо.
— Мы оказались свидетелями смертной казни, а за время, что мы знакомы, случилось пять убийств. — Его губы слегка растянулись в мрачной, лишенной малейшего намека на радость улыбке. — Мы занимаемся делом, которое, вероятно, убьет по меньшей мере одного из нас, но ни ты, ни я не намерены отступать. Это делает нас друзьями?
Мне внезапно захотелось расхохотаться. Посмеяться над невероятно странной ситуацией, в какой я оказалась, — удивительно, но самое тяжелое время в моей жизни привнесло в нее друга.
* * *
Мы обсуждали наше расследование до позднего вечера. Пытались найти ответы на вставшие перед нами вопросы. Я то нарезала круги по комнате со скрещенными на груди руками, то сидела, а по комнате вышагивал Оджин.
Он попросил у нашего ученого соседа свитки ханджи[30] и письменные принадлежности, и, положив перед собой большой лист бумаги, мы соединяли вычерченные нами линии и то и дело добавляли к ним какие-то заметки. Наши головы почти соприкасались, мы были так поглощены работой, до такой степени потеряли счет времени, что мне трудно было понять, где начинается он и где заканчиваюсь я. Мой и его разумы, казалось, слились воедино с общей целью: найти убийцу, найти правду.
Время там, где мы находились, текло иначе, — оно было подобно стремительному потоку воды. Казалось, только что наступил вечер, но внезапно небо стало непроглядно черным, а мгновение спустя в нем появилась круглая луна. Глаза у меня зудели, я очень устала, но мне хотелось продолжить наш с Оджином разговор.
— Уже очень поздно, — сказал он. — Не пора ли тебе домой? Твоя мать, наверное, беспокоится.
Я пожала плечами:
— Моим родным не свойственно замечать мое отсутствие.
Он, похоже, не знал, как отреагировать.
— У нас еще много работы. — На меня же нашло упрямство, то самое упрямство, что не давало заснуть, когда я ночами готовилась к экзаменам. Я не могла позволить себе отдохнуть, пока не закончу свою часть работы на сегодня. — Мы еще не поговорили о враче Кхуне.
— Тебе завтра во дворец, — сказал он.
— Мне не внове не спать целую ночь, — ответила я.
Он наконец сдался.
— Я еще раз ходил расспросить Кхуна, но того не оказалось дома. Я разговаривал со всеми жителями деревни, но со вчерашнего дня его никто не видел.
Я нахмурилась:
— Может, он уехал к кому-то из родственников?
— Может, и так. Полицейские приступили к его поискам совсем недавно. Как только его найдут, он будет арестован. Я не допущу, чтобы он исчез еще раз.
— И командир Сон будет пытать его… — прошептала я, кусая нижнюю губу. — А что с молоденькой медсестрой, Минджи?
Оджин вздохнул.
— Она тоже пропала, а ее родители и родственники продолжают утверждать, что понятия не имеют, где она.
Меня охватило чувство беспомощности, тяжелое и удручающее. Я окунула кисточку в чернила и записала наш разговор во всех его деталях, особенно отметив тот момент, когда расследование в очередной раз зашло в тупик.
— Если бы только я могла поговорить с медсестрой Чонсу. Уверена, она наверняка что-то знает… — сказала я себе и посмотрела на Оджина. — Есть у меня хоть малейшая возможность сделать это?
Он покачал головой.
— Командир во время расследований редко покидает отделение полиции. А если он и уйдет, то настолько неожиданно, что я не успею ни о чем тебе сообщить, и отсутствует он обычно очень недолго.
— Вы можете провести меня к ней тайком! И он ничего не узнает!
— Всем сразу же станет ясно, что ты не имеешь никакого отношения к отделению полиции. Его люди тут же обратят внимание… — Он немного помолчал. — Впрочем, я могу выдать тебя за кого-нибудь еще.
Я выпрямилась, полная надежды, хотя и не понимала пока, что он предлагает.
— За полицейского?
— Нет, за тамо. — Мысленно он был уже в тысяче ли отсюда и разрабатывал план наших с ним действий. — Завтра вечером, когда будут звонить в большой колокол, жди меня у черного входа в отделение. В это время оно почти пустует — полицейские уходят патрулировать улицы. И даже если кто-то увидит тебя, то примет за безобидную тамо.
С энтузиазмом, вызванным надеждой узнать завтра что-нибудь важное, мы вернулись к списку подозреваемых и заметкам о том, что нам уже известно.
Мы продолжали разговаривать до тех пор, пока мой ум не погас, так что фитиль его даже не тлел, а лишь дымился. Я пробовала сосредоточиться, но, когда и Оджин начал клевать носом, сказала себе, что надо все же дать небольшой отдых глазам. Я положила голову на стол и, должно быть, задремала, потому что, проснувшись, увидела, что в серую комнату пробрались предрассветные тени, а сквозь отверстия в дверных экранах струится тусклый свет.
Когда я начала соображать, что к чему, то обнаружила, что моя голова лежит на скрещенных руках, а лоб утыкается в лоб Оджина, и наши ноздри почти соприкасаются.
Я смотрела, как трепещут его веки — словно ему снится какой-то сон или, возможно, кошмар. Но это продолжалось недолго. Он будто почувствовал на себе мой взгляд, и его глаза медленно открылись, а я была слишком усталой, чтобы смутиться из-за того,