Нарушая все запреты - Мария Анатольевна Акулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сейчас я быть хочу… С тобой…
Произнося, Полина не чувствует ни малейшего диссонанса с чувствами. Смотрит на профиль в ожидании реакции. Уловив, как улыбка начинает расцветать, тает снова…
Его так приятно делать чуточку более счастливым…
– Куда поедем? – Гаврила меняет тему, но Поля не обижается. Важное сказано и услышано.
– К тебе? – спрашивает с осторожностью, потому что альтернативы в ее голове не рождались. Куда еще можно поехать, если не к нему? Она не знает. А у Гаврилы, кажется, есть варианты.
Он хмыкает, скашивает взгляд…
– Покататься? В клуб поехать? В ресторан хочешь? Ты выберешь…
Предложения Гаврилы – не просто приемлемы. Наверное, они даже более нормальны, но Полина упрямо мотает головой, реагируя на каждое.
С одной стороны, это осторожность. Она не хочет волноваться из-за того, что их кто-то увидит. С другой… Зачем ей ресторан, когда есть его кухня? Зачем тратить время на то, чтобы любить друг друга в декорациях, если можно без них?
Гаврила смеется, вздыхает. Делает то, чего делать нельзя. Бросает наблюдение за дорогой, тянется к ней, впечатывается в подставленные навстречу губы.
– Сложно с тобой, Поль… Я же стараюсь… – Признается, как сердце сжимает в кулаке.
– Не старайся. У тебя всё и так получается. Я счастлива, правда.
В её словах – ни грамма лжи. Сейчас ей в миллион раз лучше, чем еще полчаса назад за столом с самыми близкими людьми.
* * *– По-ли-на…
Гаврила произносит её имя, но девушка не спешит спрашивать, в чем дело. Улыбается. Следит, как он отводит от её лица выбившуюся прядку.
Он не зовет. На языке катает. Приятно ли ему – Поля не знает, а ей – до невозможности. Даже собственное имя в его исполнении звучит особенно. Будто как бы ни назвал – всегда «Полюшка».
– По-ли-на…
Парень повторяет, вдвоем следят, как на ее голом плече образуются мурашки. Поля не знает, это от слов или от прикосновений, а может и вовсе от мыслей, но факт налицо. И новый повод улыбнуться. Потянуться к нему, прижаться губами к губам, оторваться с сожалением.
У них осталось не так-то много времени. Скоро в душ, одеваться, приводить себя в порядок и уезжать. Но каждую из оставшихся минут Полине хочется наполнить Гаврилой максимально.
Они, как всегда, без одежды. Как всегда, на его разложенном диване. На нее наброшена простыня, сам он – в одних боксерах. Ходил забирать у курьера доставленную им еду.
О скромности давно речь не идет. Они вечно голодные. Набрасываются и едят с аппетитом почти равным тому, который испытывают по отношению друг к другу. Но ничто не откладывается на боках. Всё благополучно сжигают.
– Почему ты в Пищевой не пошла? – вопрос, который задает Гаврила, кажется Полине внезапным.
Он уже смотрит в глаза, ожидая ответа, а она еще какое-то время переваривает…
Это давняя история. Она ни с кем ею не делилась. И от Гаврилы явно не ожидала. Просто рассказывала, о чем мечтала в детстве, а он вот как вывернул…
– Папа против был…
Полина произносит условно безразлично, пожимая голыми плечами. Чуть-чуть смотрит на Гаврилу, но быстро отводит взгляд вперед – к окну.
Тема не из приятных, пусть и вопрос давно вроде бы закрыт. Пережит. Проглочен.
– Почему? – И лучше бы Гавриле не тревожить, но ему любопытно. А Поля не может отказать. Вздыхает, снова смотрит на парня.
Улыбается, видя, что у него между бровей – складочка.
Обеспокоен её Гаврюша. Зайка такой. Она его любит так. Немыслимо.
– Нечего его дочери тухнуть в Пищевом. Он предлагал на выбор Штаты, Британию. Бизнес-школы. Меня никто не спрашивал, если честно…
Сейчас удавалось говорить об этом без особых эмоций. Но свое состояние в тот год, когда эти разговоры велись, Полина все же помнила отлично. Её очень штормило. В ней зрел мятеж. Её злила перспектива, обрисованная отцом. И его же уверенность в своей правоте. Но больше всего – один аргумент, возразить которому она – шестнадцатилетняя девочка – тогда не могла.
Решения, которые принимает отец, предполагают его же ответственность. А свою ответственность за свое решение Полина взять на себя готова не была. Она не знала, получится ли у нее лучше, если настоит на своем. Она привыкла быть послушной. Она сдалась. Поэтому никаких Пищевых. Но и не Штаты с Британией.
– Сошлись на том, что поступлю на Международную экономику у нас, а после окончания бакалавриата посмотрим.
– Тебе там нравится? – складка между бровей Гаврилы всё не хочет убираться прочь. А Полине вдруг легче. На этот вопрос она может ответить без проблем и честно.
– Да. Учиться – да.
Нравилось ли больше там, где хотела бы учиться сама, Полина не знала. Приняв аргументы отца, смирилась. Плыть по течению ей всегда нравилось куда больше, чем переть против ветра.
– А если бы сейчас могла заново поступать, куда пошла бы?
В этом ключе Полина никогда не думала. Теперь же – зависла ненадолго. В разговорах с Гаврилой ей важно было оставаться честной и не пустословить. Что бы кто ни думал, он влиял на нее так положительно, как никто и никогда.
– Не знаю… Уже поздно, наверное… Я смирилась…
Полина улыбается, пусть и немного неловко, Гаврила же только смурнеет сильнее. Ей не хочется, чтобы грузился, поэтому она тянется к его лицу и ведет по складке пальцем – будто так сможет разгладить. А потом скользит по щеке. Просит об улыбке глазами…
– Я хочу тебя о важном попросить…
Просьба еще не озвучена, а у Полины уже ускоряется сердце. Это в большей мере страх, чем предвкушение.
Гаврила снимает со щеки ее руку, прижимается губами к ладошке.
Он часто так делает. Полину это безумно трогает. В каждом его слове и жесте
