Властелин Хаоса - Роберт Джордан

— Ты можешь добиться почестей. Таим, а можешь и не добиться. И прежде чем помышлять о славе, задумайся о том, что стало с другими, поступавшими так же, как ты. Логайн схвачен, укрощен и, по слухам, умер в Башне. Один, чье имя так и осталось неизвестным, обезглавлен Тайренцами в Хаддонском Сумрачье. Другой сожжен мурандийцами. Сожжен живым. Таим! То же самое четыре года назад иллианцы сделали с Горином Рогадом.

— Это не та судьба, о какой я мечтаю, — спокойно заметил Таим.

— А коли так, забудь о почестях и помни о Последней Битве. Все, что я делаю, делается ради Тармон Гай'дон. И то, что я прикажу делать тебе, тоже. Ты предназначен для этого!

— Само собой. — Таим развел руками. — Ты — Возрожденный Дракон, это я признаю открыто. Нас ожидает Тармон Гай'дон, в которой, согласно Пророчествам, ты одержишь победу. И грядущие предания расскажут о том, что твоей правой рукой был Мазрим Таим.

— Возможно, и так, — коротко откликнулся Ранд. Он слишком часто сталкивался с пророчествами, для того чтобы понять: зачастую их не следует понимать буквально. Как и то, что они ничего не гарантировали. По его мнению, пророчества лишь указывали, при каких условиях то или иное событие может, произойти, но это не значило, что даже при соблюдении их всех оно непременно произойдет. Одним из условий победы в Последней Битве некоторые Пророчества о Драконе настойчиво называли неминуемую гибель Возрожденного Дракона. Об этом Ранд предпочитал не думать. — Свет ниспослал тебе возможность, какая предоставляется не слишком часто. Совсем не часто. Итак, что нужного и полезного для меня ты знаешь? Можешь ли научить мужчину направлять Силу? И определить, способен ли он этому научиться?

В отличие от женщин, умеющий направлять Силу мужчина не мог просто ощутить подобную способность в другом. В отношении Единой Силы разница между мужчинами и женщинами была примерно такой же, как и в других отношениях: иногда тоньше волоса, а иногда больше, чем между шелком и камнем.

— Это в связи с объявленной тобой амнистией? Неужели нашлись дураки, желающие стать такими, как ты или я?

Башир, стоявший, скрестив руки на груди и расставив ноги, лишь смерил Таима презрительным взглядом, тогда как его солдаты беспокойно поежились. Но не Девы. Ранд до сих пор не знал, как относятся айильские воительницы к людям, откликнувшимся на его призыв, — по их виду ни о чем нельзя догадаться. Салдэйцам было труднее сохранять хладнокровие — слишком хорошо они помнили, что такое Лжедракон.

— Просто ответь мне. Таим. Если ты можешь делать то, о чем я спрашиваю, так и скажи. Если нет…

Ранд осекся — это уже говорил в нем гнев. Он не может отослать этого человека, хотя бы ему пришлось препираться с ним каждый день. Но Таим, кажется, думал иначе.

— Я могу и то и другое, — поспешно ответил он. — За все эти годы я нашел пятерых, правда, признаться, особо и не искал. Но только у одного из них хватило смелости пойти дальше проверки. — Он немного помолчал и добавил:

— Бедняга сошел с ума через два года. Мне пришлось убить его, чтобы он не убил меня.

— Два года? А ты продержался гораздо больше. Как это вышло?

— Вижу, тебя это тревожит, — заметил Таим-и пожал плечами: — Не знаю. Ничем не могу тебе помочь, этого я действительно не знаю. Так уж вышло. Одно могу сказать: я в здравом уме, как… — Его глаза блеснули. — Как лорд Башир.

Ранд же в этом вдруг усомнился. Половина Дев вернулась к наблюдению за двором, остальные по-прежнему не сводили глаз с Таима. В нем видели возможную угрозу для Ранда, и если бы Девы сочли эту угрозу реальной… Тумад и его воины тоже держали руки на рукоятях мечей и готовы были выхватить оружие в любой миг. Коли Девы или салдэйцы решат убить Таима, он вряд ли сумеет вырваться со двора, невзирая на его способность направлять Силу, разве что Ранд ему поможет. Таим не мог не осознавать этого, однако обращал на салдэйцев и Дев не больше внимания, чем на колонны вокруг или каменные плиты под ногами. Это истинное бесстрашие, рисовка или что-то другое? Не признак ли приближающегося безумия?

Помолчав, Таим снова заговорил:

— Вижу, ты мне все еще не веришь. И то сказать, с чего бы? Но рано или поздно ты мне поверишь. А пока, в надежде на будущее доверие, я хочу сделать тебе подарок… — Из-за пазухи поношенного кафтана он достал сверток величиной примерно в два кулака.

Сдвинув брови, Ранд взял узел, нащупал внутри нечто твердое, и у него перехватило дыхание. Он поспешно размотал разноцветные тряпки', и в его руках оказался диск шириной с ладонь, точно такой же, какой был изображен на алом знамени над дворцом. Черно-белый диск, бывший символом Айз Седай до Разлома Мира. Он пробежал пальцами вдоль извилистой линии, разделяющей черную и белую половины.

Таких дисков, изготовленных из квеиндияра, существовало всего семь, и они представляли собой печати, удерживавшие Темного в его узилище. Две точно такие уже были у Ранда — он скрывал и оберегал их очень тщательно. Более чем тщательно. Ничто не могло сломать квеиндияр, даже Единая Сила. Краешек изящной чашечки, изготовленной из камня мужества, оставит царапину на стали или на грани алмаза — но три из семи печатей уже сломаны. Ранд видел их разбитыми своими глазами. Однажды он видел, как Морейн срезала с края одной из них тонкую щепочку. Печати слабели — одному Свету ведомо, как и почему. Под пальцами он ощущал гладкую и твердую поверхность квеиндияра — нечто среднее между тончайшим фарфором и полированной сталью, — но не сомневался, что диск разобьется, упав на каменные плиты.

Три печати уже сломаны, а три другие — с этой вместе — находились у Ранда. Где же седьмая? Только четыре печати ограждали человечество от Темного. Четыре, если седьмая еще цела. Только они стоят между людьми и Последней Битвой, и они ослабли. Насколько они еще крепки? Сколько еще продержатся?

Голос Льюса Тэрина зазвучал как гром Разбей их все… Ты должен разбить все. разбей… ты должен сломать… сломай… сломай сейчас же… разбей это…

Ранд задрожал от напряжения, пытаясь удалить этот голос, стряхнуть туман, словно паутина, облепивший его сознание. Мускулы ныли, будто он действительно боролся, причем боролся с гигантом. Постепенно, клочок за клочком, он вытеснил этот морок, бывший Льюсом Тэрином, в самые потаенные закоулки, в самые глубины своего разума, и тогда неожиданно понял, что говорит, — услышал собственный хриплый голос:

— Должен разбить, разбить сейчас, разбить, разбить, все разбить…

И еще он вдруг осознал, что держит печать над головой, готовясь с размаху швырнуть ее на каменные плиты. И наверное, швырнул бы, но Башир удержал его за руки.