Девять с половиной - Марина Рыбицкая

– Если только забодаете, – невозмутимо сообщила я, открывая дверь и показывая, где выход наружу. Надеюсь, ему не понадобится путеводитель и матерный разговорник.

– Ты намекаешь, что я рогат? – сощурил он глаза цвета грозового неба.

– Вы обо мне плохо думаете, Максим Александрович, – подтолкнула я его на выход. – Я не намекаю, а говорю открытым текстом – не быкуйте, и люди станут вам ближе. Но ко мне это не относится, – пресекла на корню следующую реплику. – У меня клаустрофобия.

– Но это же?.. – нахмурился босс, потихоньку продвигаясь к проему моими слабыми усилиями. – Странно…

– А у меня странная клаустрофобия, – пояснила ему я, захлопывая за ним дверь. – Буду готова, как только буду готова.

– Пять минут! – проорал он мне вдогонку.

– Помечтайте, – посоветовала ему я, оказавшись в одиночестве. – А лучше помедитируйте. Вам как раз хватит часа, чтобы сходить в нирвану и вернуться обратно.

– Я жду! – рявкнул он, удаляясь в нирвану.

Через полчаса…

Я вылетела из своей комнаты и заметалась по дому в поисках Максима Александровича. Искомый объект обнаружился в спальне валяющимся на кровати. Поверх чистой постели. Без покрывала. В ботинках.

Мне стало гораздо более обидно, чем было до этого. Но я мужественно сдержалась и не показала степень своей досады. Просто запулила в него то, что держала в руках, и громким нежным голосом поинтересовалась:

– На какое место я должна приладить этот носовой платок?

– Мне сказали, это платье из последней коллекции, – невозмутимо ответил босс, откладывая пульт от телевизора и снимая с головы «последнюю коллекцию».

– Они соврали, – заверила я его, подпрыгивая от злости. – Или не уточнили – «последней коллекции» чего? Слюнявчиков? Носовых платков? Салфеток?

– Для салфеток очень дорого, – засомневался Максим Александрович, крутя в руках кусочек ткани и внимательно рассматривая. – Вообще-то ты права… для такой цены слишком мало ткани.

– Вот! – наставила я на него указующий перст. – И там еще не доложили инструкцию по надеванию этого на себя. Кстати, все открытые места, по их разумению, видимо, должны быть прикрыты ценником. Вы захватили с собой ценник?

– Я как-то об этом не подумал, – признался босс, спуская ноги с кровати и откладывая платье. – Просто пришел и попросил что-то, в чем можно сходить в ресторан, твоего размера.

– Понятно, – кивнула я. – И вас нагло надули. В этом даже в кровать идти нельзя!

– Почему? – вскинул он брови, слишком явно заинтересовываясь словом «кровать». Неприкрыто.

– Потому что кровать умрет от стыда! – убежденно ответила я. – Ножки подломятся, и она сложится, как раскладушка, прикрывая фасад, чтобы это безобразие не видеть. Давайте все же что-то закажем и поужинаем дома, а?

– Не получится, – с сожалением сообщил мне босс. – Я уже назначил встречу в ресторане на окраине города.

– Так езжайте туда сами, – внесла я новое предложение. – Я-то вам там зачем?

– Не хочу оставлять тебя одну дома, – признался Максим Александрович. – Моя новая охрана приступит к обязанностям только завтра утром. А после последних событий… лучше, если ты будешь рядом. Мне так спокойнее.

– Угу, – фыркнула я. – Можно уточнить, на какой период времени? Пока мы не доедем до ресторана? А потом «покой нам только снится, сквозь кровь и пыль…»?[14]

– Наверное, – пожал плечами босс, протягивая мне эту микроскопическую тряпочку. – Но лучше так, чем думать, что с тобой тут происходит.

Я тяжело вздохнула, хмыкнула, забрала платье, сшитое по лекалу голого короля, и пошла оголять свое достоинство с достоинством. Каламбур.

– Эля! – крикнул мне вслед Максим Александрович. – Тебе помочь?

– Это чем же? – удивилась я, оборачиваясь через плечо.

– Ну-у-у, – замялся мужчина. – Веревочки там, что ли, завязать… на спине…

– Тогда уж лучше сразу затянуть на моей шее, – хмыкнула я, удаляясь. – Потуже.

Еще через полчаса…

Распределение сил: я внутри комнаты, Максим Александрович скребется под дверью. И, судя по шуму, подглядывает в замочную скважину.

– Какой извращенец решил, что эти две полосочки могут прикрыть нормальную женскую грудь? – возмущалась я, наклоняясь обуть туфли и подхватывая то, что вывалилось. Вывалилось много. Почти все.

– Можно я поправлю? – немедленно предложили мне свои услуги. – Или поддержу?

– Или оставлю меня в покое? – крикнула я. – Я уже почти готова. Только придумаю, чем приклеить грудь к платью, чтобы они нашли друг друга и слились в экстазе, – и выйду!

– Зачем? – не понял босс, дергая дверную ручку. – У кого экстаз?

– Пока у меня, – уныло сообщила я. – А как только выйду, то будет у всего человечества.

– Начни с меня, – попросил Максим Александрович, почему-то прерывистым шепотом. Уже представил, что ли?

– Вы решили стать первопроходцем? – изумилась я подобной смелости, поправляя волосы и одновременно распахивая дверь.

– А почему… – Все, мы сдулись. И, судя по его виду, уже никто никуда не идет. Просто не может. Чтобы не шокировать окружающих своим… эмм… либидо.

Сам виноват! Он купил мне платье, состоящее из двух передничков спереди и сзади в форме кленовых листиков, только почему-то жемчужного цвета с серебристым блеском. Под ними, конечно, была короткая обтягивающая юбка из непрозрачной серебряной сетки, но кто ж ее видел? Вместо лифа – две продольные полоски на груди и две на спине, скрепленные серебряными цепочками. Не платье – мечта рокера-извращенца!

Все это дополнялось прозрачными чулками и замшевыми серыми туфельками с серебристыми каблуками.

Волосы я заплела в свободную французскую косу, выпустив несколько вьющихся прядей по бокам.

– Может, все же закажем домой? – отмер Максим Александрович.

– Ну уж нет! – отрезала я из вредности. – После стольких мучений при облачении в это платье я должна его столько же снимать и ждать куска пиццы? Это награда за героизм?

– Я вывожу в свет бомбу с радиусом поражения «все мужики в пределах видимости», – пробормотал Максим Александрович, сдаваясь и накидывая мне на плечи длинную шубку из плетеной серебристой норки.

– Возможна погрешность, – заверила я его, щупая мех. – Могли бы так и не разоряться. Но спасибо. Очень красивая вещь.

– Не такая универсальная, как твой пуховик, – улыбнулся босс, поворачивая меня к себе и приподнимая мой подбородок. – Но весьма приличная. – Каснулся моих губ своими пальцами нежной лаской без намека на силу или угрозу и тут же отстранился. – Пойдем, ежик. Нас уже ждут…

Глава 26

Прежде чем выйти замуж, можно я выйду из себя?

Покайфовать на своем любимом матрасе у меня не получилось. Только я скинула с себя мешающиеся тряпки и обувь, как в мое личное пространство вторглась Ширин со своим матрасом и сообщила:

– Мне там страшно одной. И вообще, если я тебе прислуживаю, то должна быть рядом.

Ответить на это мне было нечего, и я потеснилась. Мы кое-как умостились рядом и попытались уснуть, но тут пришел со своим матрасом Саид.

– Тебе-то что здесь надо на ночь глядя? – лениво спросила я, разглядывая симпатичного толстяка, заполнившего собой весь проем.

– Я теперь ваш личный евнух, – сообщил мне Саид, расстилая матрас у нас в ногах. – И должен стеречь ваш сон в отсутствие господина.

– А ты не можешь постеречь его снаружи? – недовольно спросила я, поджимая ноги. – Тут все же места для нас всех маловато.

– Нет! – отрезал евнух. – Вы должны быть у меня на виду, госпожа Амариллис! – И улегся.

В результате нам с Ширин пришлось спать сидя, поджав ноги. Но даже это не вывело меня из равновесия. А вот когда мне ночью приспичило воспользоваться ночным горшком по причине выпитого чая…

Для начала я выкопала искомое из-под матраса Ширин, потом переползла через Саида наружу. Не могла же я справлять нужду прямо при нем. Горшок же просто некуда было поставить! С его живота он просто скатывался.

Снаружи я снова напоролась на сидящего в прежней позе Агилара. И это меня не смутило. Но ведь по всей галерее стояла стража! И присесть бедной девушке было негде!

Я уж собралась все проделать под лозунгом: «Пусть лучше пострадает моя совесть, чем организм!» – но тут Агилар подал голос:

– Загородить тебя? Или проводить в сад? – Пока я стояла дура дурой с ночным горшком в руках.

– Скажи-ка мне, прилипчивый мой, – прошипела я, топчась на месте. – Ты теперь постоянно будешь пол около моей двери протирать? Или у меня есть вероятность от тебя избавиться?

– Боюсь, что нет, – вздохнул Агилар, вставая на ноги. – Я понял, что не могу быть вдали от тебя. Когда я далеко – словно умираю. Страдаю и горю в неугасимом пламени. Будто душу вынули и поместили в тебя. Меня так и тянет сюда, и нет возможности изменить это.