Три плута - Александр Апраксин

Через час по прибытии он уже вышел из отведенного ему помещения с целью поскорее почерпнуть новых наслаждений. Внизу его спросили, потребуется ли экипаж. Он ответил утвердительно и, сев в поданную коляску, приказал ехать в меняльную контору. Подсаживавший его помощник швейцара сказал кучеру какой-то адрес, и тот помчался.

В меняльной лавке, оказавшейся скорее банкирской конторой, Рогов был несколько удивлен. Не удовольствовавшись разменом остававшихся у него в наличности русских кредитных билетов, он предложил приобрести у него по приблизительному курсу один из тех многочисленных процентных билетов, которые он носил в клеенчатой упаковке на груди. Служащие конторы стали тихим шепотом переговариваться друг с другом, и наконец один из них, по виду заведующий, подошел к Рогову ближе и спросил его:

— Вы желаете продать эту процентную облигацию номинальной стоимости в пять тысяч рублей?

— Да, по приблизительному курсу.

— Вчерашний курс петербургской биржи девяносто девять за сто, но мы уплатить вам это не можем. Бумага вообще довольно прочная и крупным колебаниям не подвергается, тем не менее у нас всегда большие расходы при размене русских процентных бумаг. Купить мы можем только по девяносто семи, и вы нам заплатите еще полпроцента комиссии.

— Я согласен. Пишите счет, сколько это всего составит?

Но заведующий конторой не удовольствовался его согласием, заявив:

— Мы не имеем права совершать подобные сделки с неизвестными нам лицами. С кем имею честь?

— Зачем же это вам нужно? Мы в России покупаем и продаем ценные бумаги хоть на мильон, никогда не называя себя! — несколько растерялся Рогов.

— У нас правила другие, — спокойно ответил управляющий конторой, — мы должны беспрекословно подчиняться им, и если прикажете, мы можем доставить вам причитающуюся за этот банковский билет сумму в ту гостиницу, где вы остановились.

— Зачем же это? Я нисколько не стесняюсь назвать себя. Я из Варшавы; Константин Константинович Адриянов. У меня с отцом известная на всю Европу экспедиционная контора. Впрочем, вот моя визитная карточка. Если же вам и после этого еще нужны какие-либо удостоверения, то потрудитесь протелефонировать в «Гранд-отель». Я там остановился. Мне только очень жаль, что я этого раньше не предвидел и не захватил с собою паспорта.

Он лгал без зазрения совести, вновь приобрев всю свою прежнюю наглость.

По знаку разговаривавшего с ним лица другой служащий удалился, и вскоре послышались сигналы телефонных звонков. А Рогов рассказывал:

— Мне, вероятно, придется совершить через ваше посредство еще немало подобных операций, если, конечно, вы впредь будете любезнее. Мы с отцом затеваем здесь в Вене одно огромное предприятие. Разменять придется, вероятно, довольно крупную сумму.

— Извините, пожалуйста, но первый шаг всегда во всем труден. Мы будем счастливы служить вам впредь, и, конечно, на большую сумму условия наши будут для вас выгоднее, — поспешил заявить управляющий конторой с целью удержать выгодного клиента.

Служащий вернулся от телефона и, проходя мимо к своей конторке, сказал только одно слово по-немецки:

— Да.

— Все в порядке! — радостно заявил тогда управляющий. — Сейчас мы приготовим расчетный лист, который попросим вас подписать, и кассир выдаст вам деньги.

По окончании этой процедуры Рогов еще спросил:

— Вам теперь, вероятно, моя карточка более не нужна?

— Если разрешите оставить ее у нас для памяти о столь приятном знакомстве? — любезно осклабился заведующий конторой.

Настаивать Рогов не счел возможным. К тому же у него была в бумажнике еще и другая карточка, принесенная ему рекомендованным секретарем от Адриянова. Он улыбнулся, поклонился и вышел.

Нахальная мысль записаться в гостинице именем молодого владельца экспедиционной конторы в Варшаве явилась Рогову ввиду полнейшей невозможности продолжать именовать себя и здесь Барташевым и еще того менее — своей настоящей фамилией. Он знал, что Барташев неминуемо поднимет шум, когда убедится в исчезновении профессора Койкина, и отголоски этого дойдут, пожалуй, до венской полиции. Помимо этого, Роман Егорович хорошо помнил, что Адриянов высказал ему свое твердое намерение не покидать Варшавы, по крайней мере до глубокой осени или до начала зимы, так как экспедиционное время было самое горячее.

Выйдя из меняльной лавки, Рогов увидал прямо перед собою магазин мужского платья, красовавшегося за зеркальными стеклами в двух этажах. Он сказал извозчику, чтобы тот ждал, и пошел экипироваться. Накупив себе всяких костюмов и отправив их в «Гранд-отель», он нашел более удобным приобрести все остальное по части туалета в следующие дни и предаться иным удовольствиям.

Многое слыхивал о веселящихся венцах и о красавицах венках Рогов от тех знакомых, которые успели побывать здесь. Но, разумеется, он давно перезабыл все названия, а потому должен был обратиться к извозчику с вопросом:

— Где в это время лучше всего накормят и где вообще собирается самая шикарная публика?

Извозчик залепетал что-то на отчаяннейшем венском диалекте, совершенно недоступном пониманию даже тех приезжих, которые отлично знают немецкий язык, а потому Рогов, ничего не добившись, счел за благо довериться ему.

Выбравшись из узких улиц старого города, коляска очутилась вновь на Ринге, и вскоре Рогов увидал в отдалении с левой стороны то огромное здание, у которого за несколько часов перед тем он высадился с поезда. После этого коляска поехала по красивому парку с широкими каштановыми столиками, с раскинутыми палатками, с прилично одетыми услужливыми лакеями и с действительно нарядною публикой.

То был загородный ресторан Захера в главной аллее знаменитого венского Пратера.

Тут Рогов почувствовал себя совсем как дома. Будучи завсегдатаем петербургских учреждений такого сорта, он хорошо зазубрил наименования всяких французских блюд и составил такое мудреное меню, что лакеи сразу прониклись к нему чувством самого глубокого уважения. По части же вин он пожелал попробовать местные, остановив свое внимание главным образом на марке довольно возвышенной цены.

В ожидании своего заказа он разглядывал публику и, вдруг увидав знакомое лицо, стал посылать сидевшему в расстоянии трех столиков от него господину самые любезные улыбки и даже приветствия рукою. Оказалось, это был тот самый человек, который устроил для него покупку русской процентной бумаги. Однако на приветствия Рогова тот ответил лишь вежливым, но довольно сдержанным поклоном.

«Черт его знает! — подумал Роман Егорович. — Из осторожности он это, что ли, или из чрезмерного уважения ко мне не решается на большее сближение? А мне не мешало бы на первых порах показываться везде открыто в Вене с человеком, более или менее известным. Надо переманить его к моему столу».

Он снова замахал по направлению к тому же господину руками, приглашая его пересесть. Но тот подозвал к себе одного из лакеев и что-то объяснил ему, после чего слуга подошел к Роману Егоровичу с почтительным докладом:

— Господин Блехкугель очень извиняется, но при всем своем желании разделить с вами компанию никак не может, ввиду того что ждет сюда одного своего хорошего знакомого, которого вы тоже будете очень рады видеть.

Рогов встревожился. В первую минуту он едва нашелся, чтобы ответить лакею: «Я сам сейчас подойду к нему и скажу ему, в чем дело». Но он уже предчувствовал некоторую неприятность и с целью предупредить ее заблаговременно в самом деле направился к господину Блехкугелю.

Тот из вежливости встал перед ним и сказал:

— После вас у меня в конторе был ваш постоянный венский корреспондент Эдуард Сакс.

Надо было обладать значительным запасом самой изворотливой находчивости, чтобы не покраснеть и самым обыкновенным голосом, как это сделал Рогов, спросить:

— И вы его ждете сюда?

— Да, он обещал приехать, если только его ничто не задержит. Мы здесь с ним часто обедаем: летом это лучшее место сборища тех венцев, которых необходимость приковывает к городу.

— Я буду очень рад видеть его, — сказал еще более развязно Рогов.

— Он, разумеется, тоже, — ответил Блехкугель и прибавил: — Он очень удивился, когда я сказал ему, что вы приехали в Вену с намерением пробыть здесь несколько дней. Он спросил меня, где вы остановились, и хотел проехать прямо к вам.

Рогову необходимо было поставить дело так, чтобы не возбудить никакого подозрения, а потому он сказал самым непринужденным тоном:

— Я буду очень рад познакомиться с господином Саксом, которого давно знаю, только заглазно.

— А как же он говорил мне…

— Он впал в ту же ошибку, в которую впадают очень многие, — продолжал лгать Рогов, — он предполагает, что я — Константин Адриянов, которого он уже знает. Между тем нас три Константина и все мы — родные братья. Я — старший из них. Я в первый раз еду по нашим делам в Европу; до сих пор я заведовал Востоком, то есть всей Сибирью и Туркестаном.