Екатерина Медичи - Владимир Москалев

Анна Д'Этамп прикрыла глаза и печально улыбнулась, вспоминая, видимо, давно ушедшее и признавая справедливость слов гостьи.

Диана поцеловала Камиллу в щеку, в знак безмерной любви и безграничного доверия, демонстрируя тем самым герцогине свое отношение. Но у той уже не осталось никаких сомнений, и она спросила, чем может помочь баронессе де Савуази.

Камилла ответила, что ей нужен эскорт всадников человек в двадцать. Все должны быть гугеноты. С их помощью она без опаски доберется до Кастильона, где находится Конде.

— Я дам вам эти два десятка человек, — сказала Анна Д'Этамп, — но обещайте, что они вернутся обратно. Как только началась война, мой славный Матиньон покинул меня, а с ним вместе ушли почти все мои гугеноты. Они бросились защищать знамя истинной веры и оставили в одиночестве свою хозяйку, которая оказалась совершенно беззащитной перед лицом опасности, вздумай католики неожиданно напасть на меня. Эти два десятка человек — последние, что у меня остались. Остальные — горничные и прислуга — не в счет.

Камилла схватила руки герцогини и пожала их:

— Клянусь вам, мадам, как только я выполню свою миссию, я тотчас вернусь в Париж, а по пути верну вам ваших людей.

— Зачем вам возвращаться в Париж? — резонно возразила Анна Д'Этамп. — Да еще и вторично подставлять под удар мадам де Франс. Разве агенты инквизиции не рыщут по городу, разыскивая вас? Или вам мало тех ужасов, что вы претерпели, побывав в лапах этих изуверов?

Камилла опешила. В самом деле, они даже не подумали об этом. Но куда же ей в таком случае деваться? Вернуться в свой родовой замок и очутиться в руках епископа Ле Мана, который не преминет сдать ее властям за хорошенькую сумму? Или остаться в лагере гугенотов? Но что она, католичка, будет там делать? А если паписты возьмут город и найдут ее там?

Но решение пришло быстро, как бы само по себе. Так бывает, когда у людей возникает полное единодушие не только во взглядах, но и в мыслях.

— Оставайтесь у меня, — предложила герцогиня и мило улыбнулась. — Сюда они не сунутся, а мне одной уже не будет так скучно, ведь вы расскажете мне столько интересного, не правда ли?

— Ах, мадам, вы так добры! Лучшего и вообразить нельзя.

И обе подруги в порыве переполнивших их обеих благодарных чувств бросились в объятия старой герцогини. Она прижала их головы к своей груди, и слезы радости, похожие на слезы матери, обнимающей двух своих дочерей, с которыми она не виделась много лет, полились из ее глаз. Она и в самом деле годилась им в матери, ибо была на добрых три десятка лет старше любой из них.

Утром 10 марта Камилла в сопровождении эскорта всадников и в карете герцогини Д'Этамп выехала из замка и направилась по дороге, ведущей на Бурж и далее через Лимож на Кастильон, а Диана вернулась в Париж.

Глава 3

Камилла и Конде

Примерно в то же время, когда произошла встреча принцев с Агриппой Д'Обинье, вдовствующая королева Екатерина Медичи отправилась в Мец; оттуда ей удобно было наблюдать за протестантскими войсками герцога Цвайбрюкенского и в случае чего сразу же сообщить об этом своему сыну Генриху Анжуйскому, стоящему с войском в Пуату и ожидающему помощи от Таванна и герцога Саксонского. Одновременно она распорядилась укрепить Мец на случай внезапного нападения противника, сама же поселилась в замке близ церкви Сен-Пьер-О-Нонне.[3]

В начале марта Екатерина внезапно заболела, и ее сын Генрих был в отчаянии, так как не знал на что решиться: дело в том, что к нему только что прибыло подкрепление, это были рейтары Вильгельма Саксонского. Пора было выступать в поход, но он все медлил, ожидая выздоровления матери и ее совета. Наконец, по рекомендации своих маршалов, он двинулся на юг Франции.

Но почти в то же время в лагерь адмирала прибыл гонец с известием, что католики проснулись после зимней спячки, получили подкрепление из Германии и теперь готовятся к наступлению. Не раздумывая, имея в своем распоряжении, помимо своих солдат, еще англичан и их пушки, адмирал дал сигнал к выступлению; надеясь на нерешительность Генриха, он рассчитывает застать его врасплох, но сначала решил обойти с юга Коньяк, дабы не опоздать. Он не знал, что армия брата короля уже в походе.

10 марта протестантское войско под командованием адмирала Колиньи покинуло Ла Рошель и ускоренным маршем устремилось на Коньяк. Полки противников встретились у городка Жарнак на левом берегу Шаранты.

Оба войска увидели друг друга в шесть часов вечера, но решили отложить сражение до утра. Ночью 12 марта герцог Анжуйский форсировал реку и с рассветом напал на ничего не подозревающих гугенотов. Началось кровопролитное сражение.

Что касается Конде, то он ждал в Периге вождей южных гугенотских областей с войсками, а затем намеревался идти навстречу герцогу Баварскому. Таков был их с адмиралом план. О начавшемся сражении принц еще не знал, ожидая известия от адмирала.

Тем временем баронесса де Савуази одиннадцатого вечером въехала в ворота Периге. Провожающие Камиллу солдаты из местного ополчения указали ей на дом, в котором находилась штаб-квартира Конде.

Принц был в комнате один. При виде вошедшей дамы он поначалу замер, потом шагнув навстречу гостье, припал к ее руке жарким поцелуем.

— Бог мой, могу ли я верить своим глазам! Это вы, баронесса де Савуази!.. Впрочем, теперь уже госпожа де Лесдигьер. Но каким чудом, мадам? Чего ради вы оказались здесь, да еще в такую смутную пору? Уж не запоздалое ли сожаление о недостатке внимания к Людовику Бурбону привело вас сюда? — И он лукаво улыбнулся.

— Ах, ваше высочество, вы все так же неотразимы в обращении с дамами, каким я знала вас когда-то в Лувре.

— Увы, мадам, меняются времена, чередуются события, но люди остаются теми же, что и были, с той лишь разницей, что имеют слабость умирать.

— Я как раз, поэтому и приехала сюда, ваше высочество…

— Называйте меня просто принц.

— Чтобы поговорить с вами о…

— О смерти? Не находите ли вы это пустым занятием, годящимся только для священников и монахов, без конца трезвонящих с амвонов о жизни загробной, о рае на небесах или аде, но в конечном счете все о той же смерти? Полно, мадам, тема эта не для нас. Поговорим лучше о том, как я здесь ужасно скучаю; ваш приезд для меня будто луч света, пронзивший мрак этого жилища, осветивший все вокруг и заискрившийся на стенах и золоченых рамах этих картин причудливыми отблесками и узорами, услаждающими глаз. Боже мой, — Конде снова склонился и поцеловал ручку Камиллы, — кто бы мог подумать, что баронесса де Савуази собственной персоной пожалует в гости к принцу Конде!

Камилла молча, выслушала бурные словоизлияния принца, потом, погасив дежурную улыбку, быстро, без всякого перехода, спросила:

— Известно ли вам, что не сегодня завтра начнется битва близ Коньяка?

На принца будто вылили ушат холодной воды. Он сразу посуровел, веселость пропала, и он озабоченно спросил:

— Битва?.. Прошу простить меня, мадам, — внезапно добавил он, — но я начинаю понимать, что вы приехали ко мне не ради забавы.

— Я рада, что вы догадались об этом.

Она поискала глазами, куда бы сесть. Конде с готовностью пододвинул ей кресло с высокой спинкой, сам сел напротив.

— Итак, я слушаю вас, мадам. Но прежде всего, откуда вы? Кто вас послал?

— Меня послала моя совесть, долг чести, обязывающий меня если и не вступать в ряды гонимых и оскорбленных, то хотя бы помочь им. Меня послала принцесса Диана Ангулемская, затем герцогиня Д'Этамп и, наконец, меня послали гугеноты всей страны, готовые отдать свои жизни за единую жизнь их вождя.

Конде нахмурился и произнес:

— Говорите, баронесса, и если дело действительно столь серьезно, как вам представляется, мы вместе подумаем, что предпринять.

И Камилла рассказала Конде все, что ей было известно о готовящемся заговоре против него.

— Нет, это просто уму непостижимо! — воскликнул он, меряя шагам комнату, сложив руки на груди. — Да Колиньи лучше даст изорвать себя на куски, но не обратится ко мне за помощью, уж мне-то это известно! Я, признаться, был бы удивлен, если ба так случилось на самом деде.

— Почему же это? Разве у гугенотов не принято помогать друг другу?

— Это дело чести, мадам. Имея армию почти в пятнадцать тысяч солдат, стыдно звать на помощь человека, у которого их не наберется и пятисот.

— И все же король рассчитывает на это; он уверен, что вы не усидите на месте, едва узнаете о начавшемся сражении.

— Сейчас я думаю не об этом. Наша дружба с адмиралом в последнее время разладилась, и именно по этой причине он и не позовет меня, чтобы в случае победы присвоить всю славу себе. Но он может позвать меня с другой целью, чтобы, прикрываясь мною, как щитом, ускользнуть с остатками армии в случае поражения.