Издержки богемной жизни - Анна Данилова

Но самым нелепым и глупым было его согласие выдать себя за убийцу Извольской. И где только была его голова?! Разве что он питал надежду, что его все-таки разоблачат, и в конечном счете никто не поверит, что он причастен к этому убийству? Конечно, в глубине души он именно на это и надеялся. Хотя и понимал, что признание, в случае, если он наткнется на тупоголового карьериста-следователя, может привести его на скамью подсудимых, а потом и в тюрьму. На полжизни!

Оля сидела перед ним в мужской рубашке, невообразимо красивая, нежная, слегка растрепанная, и он вдруг ревниво представил себе, чем они с Юдиным не так давно занимались, прежде чем он пришел.

Возможно, и ее отношения с крестным переросли в любовные, в более интимные все по той же причине – от страха перед разоблачением. Она не нашла в нем самом, в Бутурлине, надежного мужчину, способного ее защитить, и бросилась в объятия взрослого Юдина. Хотя, возможно, все эти трагические обстоятельства просто ускорили то, что зрело в ней прежде. Он же видел, какими глазами она иногда посматривала на своего крестного. Но если раньше он приписывал все эти свои подозрения своей ревности, то теперь понял, что Юдин давно интересовал Олю как мужчина. Да и родители ее души в нем не чают. Возможно, именно такой муж ей и нужен?

– Он знает? – спросил он, качнув головой в сторону невидимого соперника.

Они молча кивнула головой и тяжко, судорожно вздохнула. Ему стало так жаль ее, что он уже хотел потянуться к ней, обнять, зарыться лицом в ее волосы и сказать ей о своей любви, о том, что он виноват перед ней и готов на все, только чтобы она его простила, как вдруг в кухню вошел Юдин. С заспанным лицом, серьезный.

– Я все слышал, – сказал он. – Но, раз уж ты пришел, скажу тебе, что где-то понимаю тебя. Хотя с самого начала тебе никто не поверил. Но Оля твой порыв, я думаю, оценила.

Она покраснела. Она бросала испуганные взгляды то на Женю, то на Максима, и не знала – что сейчас будет, как они поведут себя? Хорошо бы, промелькнуло в ее голове, чтобы Женя ушел.

– Что теперь будет? – Бутурлин произнес слова, готовые сорваться с ее языка. – Вдруг ее вычислят?

– Скажу, что это я его убил, – спокойно ответил Юдин. – Неужели ты думаешь, что только ты один способен на поступок?

Олины глаза округлились.

– Максим, что ты говоришь?! Ничего такого не будет! И, в отличие от Юракова, я не стану инструктировать тебя, рассказывать детали. Все это глупо! Пусть будет суд, и я объясню, за что я его убила.

– Никакой суд тебя не спасет, потому что ты убила человека, – устало выговорил Юдин. – У тебя нет доказательств, что тебе что-то угрожало.

– Но у меня есть свидетель – Женька!

– Свидетель – это не главное.

– А что главное?

– Пистолет. И он сейчас находится у меня. Оставить там отпечатки своих пальцев мне ничего не стоит. Я готов сделать это хоть сейчас. Потом прийти с повинной и все рассказать.

– Максим, пожалуйста, не надо, – заплакала она. – Ну зачем? Зачем, когда нас могут никогда не найти?! Давай лучше уедем! Куда-нибудь далеко-далеко.

Они еще долго говорили, спорили, потом Бутурлин ушел, где-то через час отправился по своим делам и Максим. Перед самым уходом он обнял Олю и сказал, что они могли бы отправиться в Ригу, погостить у его брата, а там видно будет.

Оставшись одна, она достала визитку, данную ей Маргаритой, и позвонила адвокату Павлу Валентиновичу Смирнову.

– Моя фамилия Барсова. Я – Ольга Барсова, – она так нервничала, что начала заикаться. – Мне надо срочно с вами встретиться. Это крайне важно! Прошу вас, не отказывайте мне.

– Хорошо. Записывайте адрес, – ответил ей приятный мужской голос.

32

Оставался всего один вопрос, который не давал ей покоя и не позволял вернуться домой, в Саратов: кто убил Юракова?

Но бессонница была вызвана другим поводом, хотя мыслей – и тревожных, и горьких, и тяжелых – было множество. Ее беспокоили их отношения с Марком. И только сейчас, когда она была в кровати одна, а ее тело еще не успело привыкнуть к этому одиночеству, к тому, что ее не обнимают, не целуют даже во сне в затылок, не держат в тепле ласковых рук (в то время, как за стеной спит чужой, по сути, человек – Павел), она понимала, что затеяла все это расследование только для него. Чтобы он понял: и она что-то умеет, к ее мнению прислушиваются, она здесь, в Москве, не просто развлекалась и пекла пироги для его друга, но и делала полезную работу. Но Марка не было. Он уехал. Вместе с Белозеровым – показывать ему ее работы. Хотя на самом деле все обстояло иначе. Марк уехал от нее, бросил ее, разозлился на нее, приревновал, он решил, что пора уже учиться жить без нее.

Загадка была решена к утру. И мотивом к разрешению этого вопроса – кто убил Юракова? – было ее собственное поведение, ее мысли и чувства, направленные на Марка. Она что-то доказывала мужчине, которого любила. Хотела привлечь его внимание к себе. Это была глупость от начала и до конца, но и бросать она ничего не собиралась (и это при том, что в Саратове ее ждала маленькая дочь!). И все это для Марка, для него. Это ли не сумасшествие?

Вот и Оля, влюбленная в своего крестного, избавилась от человека, которого боялась. То, что она действовала подобным образом не ради Бутурлина – было очевидно. Если бы она хотела, чтобы Бутурлин не давал показаний против себя, не выставлял бы себя посмешищем в этом, в общем-то, довольно простом деле, то Ольга, убив Юракова, непременно сообщила бы об этом своему возлюбленному и предупредила его, чтобы он не натворил глупостей, не пошел в прокуратуру. Значит, она действовала так ради себя. Можно было, конечно, предположить, что ради Юдина, но Юдин был ни при чем. Он вообще не фигурировал в этом деле. Значит, Ольгой двигал страх. А если заглянуть в грязненькое прошлое Юракова, в его криминальные темные дела, то вполне можно предположить, что Ольгу собирались изнасиловать. Ну не смертью же ее запугали, в самом деле, да и какой прок, предположим, Юракову был бы от ее смерти? Тут все дело заключалось в Бутурлине и в игре на его чувствах к Оле.

Конечно, Оля могла рассказать об этом своему крестному. Поделиться. Разрыдаться у него на груди, спросить – что ей делать? Возможно, это было просто угрозой или платой за что-то такое, что натворил Бутурлин.

Юдин. Может, это он убил Юракова? Но человек его возраста и социального положения, то есть вполне нормальный (такой вывод о нем Рита сделала из беседы со словоохотливой Олей), положительный человек мог бы просто обратиться в милицию.

Но если бы он убил Юракова, это свидетельствовало бы о том, что он знает причину, по которой Ольге уготовили такую участь – быть изнасилованной негодяем и его дружками. А если он об этом знает, то понимает, что рано или поздно найдутся еще свидетели, которые укажут на Ольгу, свяжут Юракова с Бутурлиным и с ней, и от нее уже ниточка потянется к Юдину. Даже если предположить, что Ольга попросила у него помощи, меньше всего думается, что он решил этот вопрос таким вот убийственным способом. Скорее, это Ольга, учитывая ее возраст, характер и ее любовь к Юдину, более склонна к такому безрассудному и отчаянному поступку.

«Или же я ничего не понимаю в людях, и про изнасилование я все придумала. А Юракова убил, предположим, другой такой же „Юраков“ – кто-то из его окружения, преступник».

– Рита, ты кофе будешь или еще поспишь?

Была суббота. Павел утром никуда не торопился – у него был выходной. Рита подумала, что у Марка теперь есть простор для подозрений. Пусть помучается, поревнует, пострадает! Если он ее любит и знает ее характер, то не допустит и мысли об ее измене. Если же он стал для нее чужим и видит в каждом ее поступке желание привлечь к себе внимание мужчин – ему же хуже.

– Встаю, Паша.

За завтраком она поделилась со Смирновым своими мыслями.

– Не обижайся, но я же твой друг, а потому не буду делать вид, что разделяю твои подозрения насчет Ольги. Больше того: я считаю, что ты все это нафантазировала. Я боюсь, что ты меня сейчас сочтешь за предателя, но я повторю слова Марка – тебе пора все это бросить и вернуться домой. К Марку. Пока можно еще все вернуть. Это сейчас гораздо важнее.

Он сидел, залитый солнцем, с чашкой кофе в руке, такой домашний, вроде бы не чужой и вместе с тем – предатель. Какое же верное определение он дал самому себе.

– Я хочу позвонить Оле и поговорить с ней. Тем более что она сама ищет человека который выслушал бы ее. Она влюблена, это читается по ее поведению. Быть может, после нашего разговора, темой которого будет, несомненно, ее роман с крестным, она устроит нам встречу с ним – захочет показать мне свою пассию. А что, если это действительно он убил Юракова?

– Рита, прошу тебя, успокойся. Главное, что ты помогла нам найти убийцу Извольской.

– Неправда! – воскликнула она. – Я здесь вообще ни при чем! Я вам просто мешала. Марк в какой-то степени был прав. И если бы не Бутурлин, который решил вдруг сдаться, мы бы никогда не связали убийство Юракова с ним. Не надо меня успокаивать! Молчи, Паша, пожалуйста, дай мне договорить до конца. Все дела, которые мы вели с Марком вместе, были сложными именно в психологическом плане. И мне интересно было покопаться в психологии людей, в частности, моих друзей, которые – я не могу этого скрывать – тоже подчас оказывались преступниками. Но ты сам, Павел, был свидетелем тому, как я раскрыла одно удивительное и, казалось бы, безнадежное дело. Я чувствовала себя способной оказывать посильную помощь следствию. И меня нисколько ни волновало мнение даже Марка, который, возможно, в тайне от меня считал, что вся эта моя работа – нечто вроде вышивания. Здесь же, в Москве, на чужой территории, среди чужих людей, я не имею в виду тебя, Паша, речь идет о Зимине, – поправилась она, – мне было особенно тяжело. И тем не менее вспомни: я ни на секунду не сомневалась, что Бутурлин не убивал Извольскую и Варвара тоже ни при чем, хотя она и струсила. В конечном счете, пришел главный свидетель и рассказал, как дело было. Это и к лучшему. И теперь вот – второе убийство. Я убеждена, что Юракова убили в связи с убийством Извольской, что эти два преступления взаимосвязаны! И убийца Юркова – Оля Барсова.