Тонкой нитью - Татьяна Тэя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был абсолютно уверен, что с моим отцом этот рубеж мы перешагнули много лет назад, когда я уже понимал, что не соответствую его представлениям об идеальном сыне. Он не умел хвалить, не был способен поощрить и вдохновить меня, не интересовался вещами, которые бы сделали меня счастливым рядом с ним, а потом… случился развод, и я окончательно потерял веру в него.
В один из вечером он вызвал меня на разговор, начал рассказывать, как они с мамой познакомились, как сходили с ума друг по другу, о жизни, которую они вели до моего появления. Его слова рисовали перед моими глазами совсем другой образ: не того ублюдка, который сидел напротив и предавал собственную семью, а простого парня, не без недостатков, конечно. Парня, которым я сам надеялся стать когда-нибудь.
Но в тот вечер я твёрдо решил, что сделаю всё, что угодно, только бы не превратиться в отца.
Так что сейчас, стоя в палате в отделении интенсивной терапии напротив его неподвижного тела, погружённого в медикаментозную кому, я пытался соотнести этого человека с тем говнюком, который мешал мне жить большую часть прошедших лет.
Тот разговор, много лет тому назад, закончился ничем. Я выбежал из отцовского кабинета, промчался мимо матери, которой было едва ли не лучше меня, и сгинул в недрах пафосного особняка, чтобы забиться в тёмной угол и прострадаться, как нормальный подросток, понимающий, что его семьи и в то, что он верил, больше нет.
Я и раньше любил задевать отца, но с того момента это переросло в какую-то маниакальную потребность делать всё наоборот. Наперекор ему со сто процентной отдачей.
Было совсем не удивительно, что этот рейд по волнам прошлого закончился в клинике. Я оставил Блейк спящей, она и так уже порядком хапнула нервов за один день, и отправился сюда. Мне хотелось взглянуть в лицо причине моих бед, ведь именно так я об отце и думал: раздражающий фактор, фигура, которой я готов противопоставлять себя до бесконечности, просто предатель, заслуживающий если не боли и страданий, то хотя бы вечной раздражённости, когда ему то и дело доносят, что нового натворил его отпрыск.
Сейчас я ощущал беспомощность, хотя беспомощнее враз похудевшей фигуры под больничным одеялом я давно никого не видел.
Когда мы успели докатиться до такой жизни и таких взаимоотношений? Раньше ведь всё было иначе. Дело даже не в том, что он пытался лепить из меня кого-то: идеал сына из собственных фантазий. Я был нескончаемо утомлён, что сейчас ко всем прочим личным проблемам, вынужден разгребать и то дерьмо, которое он мне оставил.
– Опять пришёл позлорадствовать.
Я резко обернулся, удивлённый, что не услышал, как тихо открылась дверь палаты. Видимо, я настолько погрузился в воспоминания, что оторвался от реальности, полностью переместившись в прошлое и уйдя в свои мысли. Досадное упущение, мне не стоило так расслабляться. Один прокол, и эта змея подползла слишком близко.
– Я тут набегами, в отличие от тебя, Робин, – протянул я, смотря на мачеху. Это грубое, абсолютно неуместное подчёркивание родства, словно гвоздь впилось куда-то между лопаток. – Каждый день проверяешь, не отдал ли супруг концы?
– Что ты такое говоришь! – попыталась пристыдить она и провела по тёмно-серым волосам, приглаживая и без того идеальную укладку.
– А, ну тогда изображаешь скорбящую и озабоченную жёнушку, – протянул я. – Твои адвокаты фиксируют каждое посещение больницы, чтобы было чем оперировать в суде, когда тебе захочется вонзить зубы в филейную часть наследства?
– Логан, – она поморщила свой аккуратный, подправленный лучшими пластическими хирургами, носик. – Ты в своём репертуаре.
– Ну да, я то его не меняю, в отличие от тебя.
Я отвернулся, всем своим видом показывая, насколько она мне не интересна. Пусть поймёт, что я воспринимаю её не более чем назойливое насекомое, вьющееся в общем рое кровососущих.
Она всегда была такой: холодной и наигранной. То изображала из себя обеспокоенную мамочку, то окатывала льдом презрения, до конца не уверенная, какую же тактику со мной выбрать. Теперь, небось, кусала себе локти, думая, что надо было придерживаться более положительного образа с самого начала, глядишь, её бы фальшивая доброжелательность сейчас бы растапливала моё сердце.
– Чего ты хочешь? – бросил я через плечо, понимая, что Робин никуда не спешит. Она так и застыла у двери, в своём идеальном трикотажном костюме из чьей-то последней коллекции. Я видел выписки её банковских трат, о деньгах эта мадам вообще не думала.
– Поговорить.
– О чём? Отец оставил чёткие указания насчёт суммы твоего месячного содержания. Ни цента сверху ты не получишь.
– Я не о деньгах.
Ну как же… она могла «лечить» кого угодно, только не меня.
Однако я развернулся.
– А о чём?
– Я уверена, твой отец не хотел бы, чтобы я сидела не при делах, он просто не успел ничего продумать заранее, мы часто обсуждали работу, поверь, я больше знаю про издательское дело, чем ты, Логан, – Робин выдержала паузу нужной длины и мягко мне улыбнулась. – Поверь, я могла бы быть полезной.
Она замолкла, терпеливо ожидая моего ответа. Интересно, на что она рассчитывала? Что я тут же с радостью приму её щедрое предложение? Может, они с отцом и обсуждали дела: вернее, он говорил, а она слушала, кивая в нужные моменты. Насколько мне было известно, никаких степеней по стратегическому менеджменту и практических навыков в издательском деле Робин не имела. Впрочем, как и я. Вот только в отличие от неё, колледж я закончил, её же личное дело затерялось где-то на бескрайних просторах Оклахомы. Из своего заштатного городка Робин выбивалась известным способом. Не знаю, кто подложил её под моего отца. Поговаривали, что его злостный приятель из «Персей групп». Ружьё, как говорится, выстрелило, и из простой любовницы эта вертлявая задница перешла в статус законной жены.
– Поверь, Робин, совет директоров тут же распнёт меня на ближайшем к зданию столбе, если я по какой-то причине допущу тебя к делам издательства.
– Но почему? – она вздёрнула подбородок и чуть ли не топнула каблуком; а я видел, ей очень хотелось.
– Потому что… – я иронично приподнял бровь, – ты и сама это прекрасно знаешь.
Робин всё-таки вонзила каблук в безликий
