Каталонская компания (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

— Зачем время попусту терять?! Давай ударим сейчас! — не терпится ему.

— Не спеши. Слава великого полководца никуда от тебя не денется, — серьезным тоном произношу я.

Беренгер Рокафорт смотрит мне в глаза, проверяя, не посмеиваюсь ли над ним. Убедившись в обратном, произносит:

— Ладно, подождем несколько дней.

Его так легко провести!

Дома нас с Акланом ждут жены и дети. Тегак помогает мне разоблачиться. а потом расседлывает лошадей, наших и приготовленных на всякий случай для женщин. Сейчас мы отдохнем немного, выпьем легкого вина, а потом будет играть в школу. Я буду учителем, а Аклан, Тегак, Ясмин и Хания — учениками. Раз у нас есть много свободного времени, потратим его с пользой. Я решил научить их читать, писать и считать. Как ни странно, старательнее всех учится Аклан. Он вырос в семье рядового воина, то есть пастуха. Наверное, всю жизнь мечтал стать богатым и образованным. Он уверен, что образование — это не только признак богатства, но и возможность его заиметь. Перефразируя лозунг коммунистов, говоря «богатство», подразумеваем «образование», говоря «образование», подразумеваем «богатство». Первый шаг к богатству он уже сделал, накопив кое-что во время службы у ромейского императора. Теперь делал второй, обучаясь чтению и счету. Ясмин и Хания старательно отбывали повинность. Раз муж сказал, что надо, значит, надо. Женщины в эту эпоху, особенно азиатские, знают, что по каждому вопросу есть всего две точки зрения — мужа и неправильная. Только Тегак не скрывает, что ему скучно, что с большим удовольствием помахал бы саблей или пострелял из лука. Соображал он быстрее остальных, особенно в счете, поэтому ему приходилось ждать, пока я разжую остальным.

23

Прошла неделя после отплытия Беренгера де Энтензы. Ромеи больше не штурмовали город. Иногда по утрам изображали намерение, но дальше проклятий и международных жестов дело не шло. Их ряды заметно поредели. Кочевникам начало надоедать сидение на одном месте. Да и еды стало мало для такой большой армии. В последнее время им ничего не подвозили по морю. Наверное, Беренгер де Энтенза позаботился.

Я сказал Беренгеру Рокафорту, что хочу отобрать полсотни пехотинцев и совершить ночную вылазку.

— Давай лучше днем ударим, как в тот раз, — предложил он.

— Не получится, — заверил я. — Даже ромеи не наступают два раза на одни и те же грабли. Теперь они во время сиесты выставляют усиленные караулы.

— Разобьем тех, кто рядом, — настаивал он.

— Не спеши, — повторил я. — Во время ночной вылазки постараемся добыть лошадей. Если конных будет хотя бы треть отряда, больше вреда причиним.

— Делай, как хочешь! — обиженно отмахнулся Беренгер Рокафорт.

Скоро должен вернуться Беренгер де Энтенза, а наш гарнизон пока не совершил ни одного подвига под командованием сенешаля, поэтому он и злился.

Я отобрал полсотни человек, ловких и с крепкими нервами. Впрочем, истериков в наших рядах не осталось. Показал им, как надо резать спящих, провел учения. Многие владели этой наукой получше меня. Таких, десятка полтора, я выделил в особый отряд. Наблюдая эти дни за отрядом туркополов примерно из тысячи сабель, который расположили рядом с морем, чтобы обстреляли нас, если решимся на вылазку, я заметил, что на ночь они отгоняют лошадей пастись куда-то на юго-запад. Видимо, в той стороне еще есть трава, в отличие от северо-восточного направления, где располагалась основная часть армии осаждающих. Эти лошади не помешали бы нам. Не повоюем на них, так съедим.

Первая половина ночи выдалась темной. Мы бесшумно открыли Морские ворота и пошли вдоль берега к валу, за которым располагался отряд туркополов. На каждом из полусотни отобранных мною каталонцев темная одежда и обувь с мягкой подошвой. Лица испачканы сажей. Впереди движется особый отряд, а остальные отстают метров на тридцать. Идем налегке, с ножами и кинжалами. Под ногами поскрипывает галька. Ночь такая тихая, что слышно журчание морской воды. В проливе Дарданеллы сильное течение, как в широкой равнинной реке. Мы вдоль берега обходим вал. Турки спят группами по несколько человек вокруг потухших костров, на которых готовили ужин. Едят они два раза в день, утром и вечером. На завтрак доедают приготовленное вечером. Многие храпят. Кое-кто так громко, что у меня появляется опасение, что как бы не проснулись соседи, когда храпуны замолчат.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я показываю рукой бойцам из особого отряда, чтобы начинали. Они, разбившись на три пятерки, бесшумно расходятся и принимаются за дело. Я остаюсь на берегу пролива. Не хочу пачкать руки. Да и не положено рыцарю, тем более барону, заниматься таким грязным во всех смыслах слова делом. Операция протекает без происшествий. Дождавшись, когда бойцы особого отряда удалятся настолько, что я их уже не различаю, иду ко второй части отряда, которая поджидает перед валом.

— Вперед! — шепотом приказываю Аклану.

Они должны до утра найти турецких лошадей, обезвредить охрану и пригнать табун в город по расчищенному нами пути. Аклан идет впереди. Он один говорит немного на турецком и аланском языках. Если нарвутся на турок, выдаст себя за алана и наоборот. Каталонцы движутся за ним цепочкой. Они минуют вал и растворяются в ночи.

Я похожу к ближнему кострищу, на котором стоит котел, присыпанный с боков галькой. Он менее, чем на половину, заполнен вареным мясом, еще теплым. Беру один кусок, начинаю есть стоя. Отрезаю мясо ножом перед губами. Молодая баранина. Запах вареного бараньего мяса перебивает запах свежей человеческой крови, густой и липкий. Насытившись, беру лежащую рядом с мертвым туркополом портупею с саблей в деревянных ножнах, надеваю на себя, а его щит и короткую пику отношу на склон вала. Вытягиваю кожаное седло из-под уже похолодевшей головы. Кладу седло на склон вала рядом со щитом и пикой, сажусь на него. Седло новое, сильно пахнет кожей. Если закрыть глаза, то из-за запаха кожи кажется, будто сижу в салоне дорогого автомобиля. Когда я работал на американцев, по окончанию контракта судовладелец арендовал лимузин с обтянутыми кожей сиденьями, который отвозил меня с судна в аэропорт. Утонув в мягком сиденьи и вытянув ноги в просторном салоне, я закрывал глаза и мечтал, как распоряжусь отпуском. Мечты приобретали запах кожи.

Из воспоминаний меня выдергивают негромкие голоса, которые сразу стихают. Я научил каталонцев нескольким фразам на турецком языке. Первым делом они должны представляться аланами и говорить на турецком языке, что не понимают по-турецки. Пока туркопол спросонья разберется, что в их лагере делают ночью аланы, его убьют. Видимо, только что так и случилось, потому что больше никто не говорил и не сражался.

Вышла луна, молодая и яркая. Она посеребрила все вокруг, словно покрыла инеем. Вижу вдалеке темные силуэты, которые ловко и бесшумно перемещаются по лагерю туркополов. Наклоняются и как бы исчезают, а через некоторое время, выпрямившись, опять появляются и движутся дальше. Если бы я увидел их сквозь сон и остался жив, то поутру, обнаружив вокруг себя мертвые тела, решил бы, что ночью нас навестили привидения. Так рождаются мифы.

Небо начало сереть, когда бойцы особого отряда вернулись к берегу моря. Каждый нес по два седла и несколько сабель. Глаза у всех чумные, как у кокаинистов. Я отправляю их в город, чтобы отнесли трофеи и вернулись с подмогой. Тут еще много чего можно и нужно собрать.

Топот копыт я услышал задолго до того, как увидел лошадей. Они появились из рассеивающихся, утренних сумерек. Большой табун голов на пятьсот. Его гнали вдоль берега, чтобы не сбиться с пути. Впереди на вороном жеребце скакал Аклан. Он остановился возле меня и доложил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Только один табун нашли, на второй времени не оставалось. Слишком далеко их отогнали.

— Хватит и этих, — сказал я.

Аклан оставил мне одного коня, а остальных погнали в город. Пока я седлал его, подошел отряд из пары сотен каталонцев. Они рассыпались по лагерю туркополов, собирая в первую очередь седла. Во время внезапного нападения врагов, большая часть альмогаваров бежала в город налегке, унося только самое ценное — деньги и оружие. Теперь для захваченных лошадей нужны были седла. Заодно брали сабли, кинжалы, кольчуги, шлемы и торбы с награбленным. Действовали спокойно, не обращая внимание на расположенных неподалеку аланов. Те уже начали просыпаться. Наверное, смотрят сейчас на каталонцев в лагере туркополов, и пытаются понять, кто это такие и что там делают? Нагрузившись трофеями, каталонцы неспешно обогнули вал и пошли вдоль берега к Морским воротам. Только после этого в лагере аланов подняли тревогу. Преследовать нас не стали, потому что их лошади были на пастбище, но несколько стрел вдогонку метнули, не причинив вреда.