Накануне Судного дня - Кеннет Балмер

И зачем было переживать из-за какого-то главного инженера и его монтировки? Одно представлялось несомненным — покинуть Керим не удалось никому.

К этому времени Джек уже узнал достаточно для того, чтобы понять, почему жители Керима называли себя Бездомными. Ответ был совершенно очевиден, а сам он чувствовал себя бесконечно одиноким и со смирением согласился, что ему следовало бы еще расти и расти до настоящего осознания своей собственной никчемности. Впрочем, едва ли кто-либо из людей способен действительно до конца признать такое.

О, независимый Джек Уолли.

Внезапно он понял, что именно Друбал, Кроч и весь керимский мир дали ему. Чем он был обязан межзвездной солтерранской культуре? На какой шкале ценностей можно было соотнести два этих мира? Чудеса автоматизации, ядерной физики, совершенства пластиковых форм, кибернетических роботов и финансовых махинаций — все эти бесспорные достижения дали ему одежду для тела, более-менее сносную пищу для желудка, какую-никакую литературу, трехмерные телешоу, свободу передвижения, лекарства для облегчения нажитых в городе болезней, возможность чувствовать себя частицей великой, разрастающейся вширь межзвездной цивилизации, надежду на будущее.

Планета керимов дала ему рабство, предаккеров, Шепчущих Колдунов, невозможность стать отцом ребенка.

Еще Керим дал ему Друбала и Кроча, а также — если рассудить здраво — и Мими.

Нет, никакой шкалы для сравнения этих ценностей не существовало.

Но в этот момент благоговейного прозрения Джек Уолли понял, куда же влекло его душу.

Ему — везучему Джеку Уолли — опять улыбнулась удача. Ведь не каждому же предоставляется шанс начать жизнь сначала. Обычно человек довольствуется лишь тем, что из кожи вон лезет, барахтаясь в накатанной жизненной колее, раздирая в кровь колени и ломая руки, так как соскальзывание назад для него хуже, чем смерть в конце пути.

А ему выпала счастливая возможность попытаться действительно начать все сначала…

Но потом Джек задумался о проклятии Керима и понял, что заблуждается в своем эгоизме, поскольку тут не было никакого подлинного начала, начала, которым он один смог бы поделиться с другими. Личное начало новой жизни могло быть лишь частью поступательного движения вперед всего общества, а люди Керима вперед не продвигались. Они достигли мертвой точки, дыры на пути, куда все постепенно и проваливались, и вскоре, вместе с предсмертным вздохом последнего седовласого старца, они все должны были покинуть этот мир. И как же в такой ситуации везучий Джек Уолли сможет начать новую жизнь?

Два дня спустя раздался вой сирены, и, когда жители Брианона заметались в поисках укрытия, Кроч позвал Уолли на его первую официальную охоту на предаккеров.

Одевшись в форму пограничников, они выехали верхом на лошадях, украшенных чепраками. Держа арбалеты наготове, они смеялись, шутили и распевали непристойные песни, которым Кроч обучил Уолли.

Маленький отряд из шести человек, считая Уолли и еще одного хвостовика, проехал через последнюю триумфальную арку, благопристойно убранную траурными лентами, и поскакал по вспаханным полям. Их лошади аккуратно двигались между бороздами.

Вернулись они через три дня. У одного пограничника рука висела на перевязи, а лицо было серым, как овсянка. Хвостовик лежал животом на лошади со свисающими вниз руками и ногами — конные прогулки закончились для него навсегда. При них было пять поверженных и перемазанных кровью предаккеров — затянутые в узлы, они, покачиваясь, висели возле седельных лук, внушая страх фыркающим лошадям.

— Хорошее начало, Джек, дружище, — сказал Кроч, стараясь не глядеть на невезучего хвостовика. — Думаю, теперь Муззерин согласится принять тебя в Гильдию.

Муззерин согласился. Он был старше Кроча, и седина сильнее убеляла его виски, но лицо несло тот характерный отпечаток, по которому в нем безошибочно угадывался пограничник и отстрельщик предаккеров. Муззерин возглавлял Гильдию. Однако, как гласила молва, его место вскоре должно было стать свободным, и тогда на него оказывалось сразу два претендента — Наджид и Кроч.

Наджида — человека с носом картошкой, близко посаженными глазками, жестоким ртом и способностью улыбаться и извергать проклятия одновременно, при этом имея в виду одни только проклятия, — Уолли избегал. Возглавить Гильдию было заветным стремлением Наджида. Крочу же это представлялось скорее веселой задачкой, и он не скрывал своего презрения к честолюбивому конкуренту. Джека это тревожило.

Во время прогулок по улицам Брианона Уолли был лишен своего обычного удовольствия поглазеть на витрины — развлечение, весьма любимое бедняками, тоскующими по хорошей жизни.

Даки и зеленые кожи годились только для покупки пищи и домашнего скота, да еще для оплаты услуг. В самом деле, зачем нужны были магазины, если все необходимое можно получить от Пи-Айчена? В силу особенностей своей натуры Уолли не слишком глубоко вникал в экономические отношения на Брианоне, но даже человеку с такими скромными познаниями в области финансов было ясно, что деньги здесь имели весьма ограниченную ценность. Они, конечно, играли свою роль, но только во вполне определенной области. Использование созидательной мощи Пи-Айчена давным-давно стало обычным делом, и люди теперь просто просили у него то, что им требовалось, получали это с благодарностью, расходовали по своему усмотрению, а затем обращались за новой вещью. Для них это было почти то же самое, что и сходить в магазин.

Когда наконец Джека Уолли официально приняли в Гильдию пограничников, он испытал неподдельное чувство волнения, благодарности, твердой решимости и желания самому сделать что-то стоящее для Брианона, для Гильдии и для принцессы Керит. Он сбежал вниз по ступенькам, и тут на какое-то мгновение его охватил циничный порыв — он вдруг увидел самого себя сопливым кретином, в надменном невежестве болтающим о преданности упадочной аристократии. Он, дитя межзвездной цивилизации, был бит кнутом и заперт в клетку гребца… Но мрачное настроение прошло, и им снова овладела радужная эйфория. Он вышел вместе с Крочем, и они опять пили без удержу, распевая: «Мы едем на север, мы едем на юг…» Только на этот раз Джек уже не позволил себе допиться до того, чтобы снова начать поиски чего-то, лежащего на земле.

Через неделю великое паломничество началось.

Толпа людей, собравшихся, чтобы проводить свою госпожу в опасное путешествие, была даже немного больше, чем сама подготовившаяся к отправке процессия. Группы жрецов, скопления лошадей, отряды солдат, прислуга, телеги, экипажи, что-то вроде крытых двуколок и навьюченные животные толпились вокруг, вздымая клубы дорожной пыли. Изрезанная колеями поверхность дороги больно била по лодыжкам и ступням паломников, подобно жизни, всегда требующей от человека больших жертв, чем те, на которые он может согласиться с легкостью.