Звездная Империя - Владислав Олегович Савин

Но в Китае помнят, что когда нарушался порядок, то всегда приходили великие беды. Когда от прежнего бесчисленного населения Поднебесной оставались когда половина, когда треть, а когда и четверть. Потому и считается у китайцев за проклятие – «чтоб ты жил в эпоху перемен».

Добродетельна та власть, которая несет порядок и процветание. Иначе все слова и желания «во благо» обращаются убийственной смутой, как бывало в эпоху Троецарствия, или Шестнадцати государств, или совсем недавно, после гибели Империи Цинь – гнилой, неправедной, разложившейся, однако десятилетия после ее падения были еще хуже. Сейчас в Пекине правит Ван Мин, но власть его не более, чем наместника истинного императора – Сталина, сидящего в далекой Москве. И судя по порядку на землях под его рукой – его власть гораздо добродетельней, чем у Чан Кай Ши – едва успевшего сбежать из Шанхая в британский Гонконг. И потому он, генерал Ли Юншен, велит расстрелять любого, кто бросит ему в лицо: как ты, китаец, служишь северным варварам?

Еще и потому, что мир стал другим. Века назад Китай мог считать себя цивилизованной страной, окруженной варварами, – Европа и прочие страны были бесконечно далеко. Но теперь мир сжался – поезд от Москвы до Харбина идет всего тринадцать дней, а самолет летит еще быстрее. И если в старом Китае «стоящий человек не мог быть солдатом», ибо армия чаще употреблялась против собственных бунтовщиков, чем против внешнего врага, то сейчас Юншен признавал правоту русских, что «защитники Отечества, это цвет нации». Что открывало хорошие перспективы лично ему!

Война была, по сути, завершена – чанкайшисты разбиты и в панике бежали на юг, до гор Уишань. И все большую заботу доставляло именно наведение порядка на завоеванной (простите, освобожденной) территории. На севере (не говоря уже о Маньчжурии, где русские хозяйничали с сорок пятого года) исправно засевались поля, работали фабрики и шахты, ходили поезда, велась торговля и в казну платились налоги. А здесь все замерло в параличе – старый порядок ушел, новый еще не был налажен. Шанхай прежде был первым среди портов Китая, его морскими воротами во внешний мир, но сейчас сюда приходили лишь советские конвои с военными грузами. В Академии Фрунзе, которую закончил Юншен, тоже учили, как организовывать тыл, но исключительно с точки зрения войны: транспорт, склады, мобилизационные ресурсы. Налаживать жизнь на освобожденной территории должна была гражданская администрация. Но в Шанхае и окрестностях, во-первых, слишком много лежало на армии (из-за военного положения), а во-вторых, присланные из Пекина товарищи совершенно не могли справиться с задачей.

– Война, – говорил русский советник, Ван Михалыч. – Мы больше были озабочены, чтобы помочь вам с военными кадрами. А с гражданскими специалистами даже в Пекине негусто.

Армии приходилось брать на довольствие хотя бы тех, кого мобилизовывали «на трудфронт». Их кормили и выдавали плату в пекинских юанях, а кому-то даже в советских рублях. Гоминьдановские бумажки даже до освобождения не стоили почти ничего, истинными деньгами считались американские доллары, на них и сейчас торговали из-под полы. А огромная масса сельского населения этих денег и не видела, торгуя за натуральный обмен… или за совсем другое. «Опиумокурение повальное – целые деревни, включая подростков и кормящих матерей. Власть не только с этим не борется, но напротив, поощряет, например выдавая зарплату шахтерам и работникам мастерских не деньгами, а опиумом. У крестьян же выращивание опиума стало самым частым и выгодным занятием, даже в ущерб прочим сельскохозяйственным культурам». Этого не было в Маньчжурии, еще с времен японцев, с этим боролись на севере и советские, и Ван Мин – за распространение – смерть, за употребление – тяжкое наказание. Здесь же это цвело пышным цветом – и даже в Шанхае в окраинных кварталах на улицах можно было видеть множество «зомбяков» (как их называл Учитель), существ непонятного возраста и пола, похожих на живых мертвецов.

– Медицина тут бессильна, – сказал Иван Данилович, подполковник советской медицинской службы, – опиумного наркомана с большим стажем употребления вытянуть теоретически можно, но это индивидуальный и очень дорогостоящий процесс.

Маньчжурия все больше была похожа на провинцию СССР – там работали заводы, каких прежде никогда не видел Китай: автомобильный, тракторный, станкостроение, нефтеперегонка, даже авиазавод уже появился в Харбине, там массово делали Ан-2 (очень полезная машина в китайской глубинке). Русские не строили колониальную империю, а искренне считали китайцев равными себе. Что, зная историю, открывало блестящие перспективы. Тысячи лет Китай не столько сопротивлялся соседям, как принимал и переваривал их – хуннов, монголов, маньчжур, может быть, за века переварил бы и японских варваров. И как знать, что будет лет через двести, триста – если китайские мотивы, культура, уже стали популярны в Москве? Китайские рестораны, китайские чайные церемонии, китайские мотивы в одежде (даже госпожа Лазарева дома носит шелковый халат с драконами и змеями, а на улицу выходит с зонтом, украшенным китайским узором). А уж русский культ уважения к учености – высший признак добродетели. И если процесс пойдет дальше – что увидят потомки, громадную единую Империю, от Рейна до Владивостока, и от норвежских фиордов до вьетнамских джунглей? И это будет сила, перед которой никто не сможет устоять в этом мире!

Мечты, мечты. Но на пути к их воплощению – орды этих никчемных! Кадры решают всё – слова советского императора Сталина, – отчего в Маньчжурии советский порядок и советская республика, а в Пекине, не говоря уже о землях между двумя Великими реками, этого пока нет? Нет грамотных, подготовленных, сознательных людей – зато громадное количество человеческих отбросов. И, как часто бывает в смуту, все лишние и никчемные сбежались из деревни в города, в надежде как-то прокормиться. Народная армия застала Шанхай переполненным какой-то крысиной ордой, готовой ограбить и сожрать все, что было доступно. Ни один склад, ни одно хранилище чего-то ценного, а особенно съестного, не мог уцелеть без армейской охраны, получившей приказ – стрелять на поражение без всяких церемоний. И как лепить прекрасную статую коммунизма из такого гнилого материала?!

Что ж – процветание не построить в белых перчатках. И Юншен хорошо помнил «фильтр» на севере, в котором он сам когда-то побывал. Так и тут – всех образованных, владеющих профессией и желающих работать, брали на учет, выделяли паек и жилье (хоть комнату или койку в казарме) и приставляли к делу – хотя и тут не все было гладко: такие люди нередко обитали в бывшем сеттльменте, европейском квартале, куда после изгнания японцев успело вернуться какое-то число мутной публики из Европы и США, да и после Освобождения не