Люби себя, как я тебя (сборник) - Юлия Добровольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поздравляю. И… мне нравится ваш оптимизм.
— Я его чем-то выказал?..
— Вы сказали «пока».
— И вправду! — засмеялся Гарри. — А еще… Мне так хотелось и вам таким же образом пожелать доброго утра.
Лера смутилась и ничего не сказала.
— Но завтра… в ваш день рождения… вы разрешите мне? — Он тут же перебил сам себя: — Вы сейчас спросите, что мне мешает рискнуть?..
— Да… вам и сегодня ничего не мешало.
— Болван! — засмеялся Гарри.
А Лера подумала: «Вам и сейчас ничего не мешает… Кроме… Кроме того, что мешает и мне…»
* * *Полная яркая луна беззастенчиво смотрела в окно.
Проворочавшись без сна, Лера решила принять ванну — иногда это помогало.
Она спустилась вниз — наверху был только туалет с душевой кабиной, — открыла воду, скинула махровый халат и подошла к большому зеркалу.
За десять дней тело покрылось ровным темным загаром — у Леры и солнца с детства обоюдная симпатия.
Красивые ноги, стройная фигура — чем не Екатерина Максимова? Только животик чуть покруглей, и выше не так плоско — небольшая упругая грудь, не нуждающаяся в бюстгальтерах. Грудь, не познавшая сладостной тяжести молока…
Лера любила смотреть, как мама кормит сестричку. Та кряхтела, и чмокала, и даже мурлыкала, а мама порой закусывала губу и стонала от слишком рано прорезавшихся Катькиных зубов — не иначе результат внутриутробного увлечения рыбным деликатесом…
Молока было больше, чем требовалось даже такому ненасытному ребенку, как Катька, и Лера помогала маме сцеживать лишнее, массировать уплотнения и делать компрессы. Сколько раз она плакала вместе с ней от боли — от ее боли, как от своей…
Все это вызывало в Лере благоговейный трепет перед подвигом материнства.
И вот — ни мамы, ни Катьки… Завтра ей — сорок семь. А она — пустыня, не произрастившая ни одного ростка, не утолившая ничьей жажды. И уже никогда — никогда! — не прильнет к ее соску чей-то крошечный ротик. Не коснутся этой незагоревшей кожи губы мужчины… Мужчины, спящего сейчас в двадцати шагах от нее за стенкой… Мужчины, отвернувшегося от женщин — навсегда и ото всех, — однажды обжегшись на отношениях с одной из них… Единственного в ее жизни мужчины, который довел ее до таких мыслей…
Лера сидела в воде, обхватив колени, и плакала. Она едва сдерживалась, чтобы не зарыдать в голос. Где то умиротворение, которое владело ею еще сегодня? Где смирение, терпение, вера?..
Кое-как успокоившись, она списала эту истерику на полнолуние, вышла из ванной и увидела, что дверь на задний двор открыта, и крыльцо залито лунным неоном.
Она подошла к двери. На ограде крыльца сидел Гарри. Он заметил Леру и спрыгнул.
— С легким паром. Идите сюда — смотрите, какая луна!
— Это она не дает вам спать или я слишком громко плескалась? — Лера прислонилась к перилам напротив Гарри, в тени, чтобы он не увидел ее зареванного лица.
— Можно свалить и на луну… — Он усмехнулся. — Но спать не даете мне вы… Даже когда не плещетесь.
Гарри стоял в полосе лунного света, и Лера вдруг вспомнила больницу скорой помощи, коридор, по которому он шел, еще ничего не зная. Как тогда, его волосы казались сейчас белыми, а лицо — маской. У нее внутри все сжалось от тоски и нежности, от этих его слов…
И опять что-то помешало ей протянуть руку, коснуться волос, щеки… Не что-то, нет — теперь она знала название этому монстру, но одолеть его пока не могла.
В гостиной раздался бой часов. Лера принялась считать, чтобы отвлечься и отогнать очередную порцию подступающих к горлу слез.
С последним ударом оба произнесли «двенадцать» и улыбнулись.
Гарри сказал:
— Ну вот, вас уже можно поздравить с днем рождения. Правда?
Он подошел к Лере, взял за плечи и поцеловал в губы — просто прижался своими к ее губам.
— Вы что, плакали? — Он взял ее лицо в ладони и повернул к свету.
— Немножко… — Лера решила не врать.
— Что-то случилось?..
Она усмехнулась:
— Случилась жизнь…
Он ничего не сказал, прижал ее к себе и погладил по волосам.
— Нас могут увидеть — сюда выходят окна ваших…
— Мы же не школьники, — перебил Гарри и поцеловал ее, как целует мужчина, который любит и желает любви.
* * *Проснувшись утром, Лера сразу вспомнила пошедшую ночь. Как она сперва боролась с бессонницей, а потом гнала от себя сон, который так и норовил разлучить ее с блаженным ощущением недолгого, но такого откровенного поцелуя.
В зеркале она увидела свое слегка поглупевшее отражение с темными кругами под глазами. Конечно, это не ускользнет от внимания родителей. Если они к тому же видели их с Гарри целующимися на крыльце… Лера спохватилась — мы же и вправду не школьники!
Но ей все равно было неловко — возможно, оттого, что они уже и не в том возрасте, чтобы целоваться под луной.
Ерунда! — целоваться можно в любом возрасте, подумала Лера, и у нее снова поплыло в голове.
Только с помощью холодного душа ей удалось прийти в чувство.
Стол был накрыт к завтраку. Посередине стоял букет белых роз.
Гарри встал, подошел к Лере, поцеловал ее в щеку и сказал: поздравляю с днем рождения! А Лера уловила легкую дрожь руки, коснувшейся ее плеча.
Потом подошла мать. Лера крепко прижала ее к себе и поцеловала. Она почувствовала, как та обмякла в ее объятиях, и это едва не заставило Леру расплакаться.
Отец протянул Лере руку, но она обняла и его.
Время после завтрака они провели как обычно. Лера была благодарна Гарри за то, что он ничем не намекнул на вчерашнее и не лишил ее душу и этот чудный день — на редкость совершенно безоблачный и безветренный — хрупкого покоя.
В ней даже шевельнулась мысль: а вдруг то был ничего не значащий мимолетный порыв, вызванный лунным светом и Лериным днем рождения? У этой мысли — словно у хрустального осколка — были очень острые края…
Вечером все собрались в гостиной — нарядные и возбужденные. Последнее относилось даже к родителям Гарри: тетя Констанция без конца поправляла воротничок своей блузки, а дядя Миндаугас покашливал и, не зная, куда пристроить руки, потирал их одну о другую.
Гарри стоял позади матери, держа ее за плечи и глядя на Леру своими ясными зелеными глазами, которые светились радостью.
На столе рядом с бутылкой шампанского и бокалами, под букетом роз, лежали свертки.
В руках у Леры тоже были подарки — перед отъездом в Палангу она расспросила Гарри о пристрастиях его родителей, чтобы сделать покупки с толком.
Все молчали и растерянно улыбались друг другу. Лера не выдержала первой:
