Марина - Карлос Руис Сафон

– Простите, что беспокою вас в такой час… да, доброе утро… но мне очень срочно нужен инспектор Флориан. Очень срочно. Он сам дал мне этот номер…

– Как вас зовут?

– Оскар Драй.

– Оскар кто?

Проявив выдержку, я продиктовал свою фамилию по буквам.

– Подождите. Я не знаю, дома ли Флориан, свет у него сейчас не горит. Подождете?

Я искоса взглянул на хозяина погребка, протиравшего стаканы под одобрительным взглядом Дуче, и рискнул:

– Да, подожду.

Ожидание тянулось и тянулось. Хозяин кабака подозрительно изучал меня, словно решал, похож ли я на фотографии беглых преступников. Я попробовал еще раз ему улыбнуться. Безответно.

– Простите, пожалуйста, нельзя ли мне чашку кофе с молоком? Продрог под дождем.

– В пять.

– А который час?

– До пяти еще много, – ответил он. – А ты точно в полицию звонишь?

– Если точно, то в жандармерию, – выкрутился я.

Наконец голос Флориана. Бодрый и громкий:

– Оскар? Ты где?

Я быстро и кратко рассказал ему о произошедшем. Когда дошел до спуска в канализационный люк, голос Флориана стал напряженным.

– Так, Оскар. Слушай и выполняй. Ты с места не сдвинешься, пока я не появлюсь. Жди меня где стоишь. Я через минуту буду в такси. Если что – беги, понял? И не останавливайся, пока не добежишь до комиссариата на Виа Лайетана. Спроси там Мендосу. Он меня знает. Ему можно доверять. И – ты слышишь меня? Ни при каких, подчеркиваю, ни при каких обстоятельствах не спускайся в люк! Понял?

– Вполне.

– Я скоро.

Он бросил трубку.

– Семьдесят песет, – немедленно выдал мне в спину хозяин. – Ночной тариф.

– В пять, мой генерал, – невозмутимо ответил я.

Брыли, свисавшие с его морды, перешли с цвета столового красного в цвет выдержанного риохского.

– Э, пацанчик, по роже захотел? – Он набычился, глазки яростно блеснули.

Я спохватился раньше, чем он успел вылезти из-за стойки вместе со своей франкистской пилоткой и жаждой порядка, и скрылся за углом. Флориана я решил ждать у лавочки с карнавальными масками. Он же сказал – недолго.

Колокола собора прозвонили четыре раза. Усталость подкрадывалась к телу, как стая голодных волков к деревне. Чтобы приглушить голод и слабость от недосыпа, я ходил кругами. Наконец шаги по мостовой. Я быстро обернулся, но фигура не имела ничего общего с отставным полицейским. Это была женщина. Я быстро, инстинктивно спрятался, подумав о даме в черном, которая пришла за мной. Но силуэт, мягко плывущий над мокрой мостовой, принадлежал Марии Шелли, дочери доктора. Она пересекла улицу и прошла мимо, не заметив меня.

Ей был нужен не я – канализационный люк. Она наклонилась над ним, вглядываясь в темноту; в руке у нее я заметил стеклянный флакон. Лицо сияло в лунном свете. Она улыбалась. Я вдруг понял, что дела плохи. Что-то в ней было не так. Нормальной она не выглядела, во всяком случае. Скорее как сомнамбула. Была ли она в трансе? Это первое, что пришло мне в голову. Я предпочитал вариант транса и гипноза. Чтобы не рассматривать другие варианты. Я размышлял, не подойти ли к ней; может, надо тронуть ее за руку, назвать по имени, или что делают в таких случаях. Я набрался духу и пошел к ней – но в ту же секунду она выпрямилась, словно телепатически почувствовав мое приближение, и быстрым кошачьим движением обернулась ко мне. У меня кровь застыла в жилах, когда я увидел выражение ее лица, ее ужасную улыбку, ее блестящие глаза.

– Уходи! – прошипела она каким-то незнакомым голосом.

– Мария… – Я не мог собраться с мыслями.

И вдруг, в ту же секунду, она спрыгнула в люк. Я испуганно побежал туда, боясь увидеть на дне колодца ее изуродованное тело. Лунный луч позволял видеть, как белеет внизу ее лицо.

– Мария! – кричал я. – Подождите, я сейчас!

Я ринулся вниз по железной лестнице. Навстречу поднимался мерзкий запах гниения, который через пару метров стал невыносимым. Пятно света на дне еле брезжило. Я зажег спичку. То, что предстало моим глазам, было фантастичным.

Круглая дыра тоннеля уходила в непроглядную тьму. Сырость, плесень, крысиный писк. Гулкое эхо бесконечных тоннелей под огромным городом. На стене – едва читаемая под грязью какая-то надпись. Я вгляделся:

СГАБ/1881

коллектор сектор IV/уровень 2–66 прогон

С другой стороны тоннеля, в котором я стоял, обвалилась облицовка, и подземные воды сочились по стенам, собираясь на полу в лужи. Под облицовкой обнажились слои старинных фундаментов, частично сохранившихся, но смятых, утопленных друг в друге тяжестью города и времени.

Я смотрел на подземные останки старой Барселоны, на которых, торжествуя, стоял под солнцем нынешний город, не зная о своей неизбежной судьбе. Так вот в каком месте Сентис принял свою смерть. Я зажег еще одну спичку.

Борясь с приступами тошноты из-за усиливающейся вони, я двинулся по следам.

– Мария?..

Я испугался собственного голоса – так странно, потусторонне он здесь звучал, и решил помалкивать. Впереди в тоннеле, как мошкара в воздухе, роились десятки тусклых красных огоньков. Крысы. Огонек спички пока держал их на расстоянии.

Я стоял в размышлениях, продвигаться ли дальше, когда услышал издалека чей-то голос. Взглянул вверх – в люке Флориан не показывался. Голос послышался снова. Я вздохнул и двинулся в темноту.

Тоннель, по которому я шел, сильно походил на кишечник какой-то твари. По дну бежал ручей сточных вод с их тошнотворным запахом. Я продвигался вперед, освещая путь спичками, опасаясь остаться в темноте, зажигал их одну от другой. К счастью, оказалось, что обоняние пластично, и я почти привык к смраду этой городской клоаки. Зато падала температура, и сырость проникала всюду – под одежду, под волосы, под кожу.

Через несколько метров я увидел на стене грубо нарисованный красным крест. Потом еще несколько таких же. На полу что-то тускло блеснуло – оказалось, фотоснимок. Я сразу узнал, наклонившись над ним, что это одна из фотографий, которые мы нашли в оранжерее. Дальше лежало еще несколько, из того же альбома, смятые и порванные. Наконец, я увидел и сам альбом – растерзанный чуть ли не в клочья. Я взял его в руки. Все страницы пустые. Словно тот, кто искал какую-то фотографию, не нашел ее и в ярости уничтожил альбом.

Я стоял на пересечении тоннелей в камере, служившей, должно быть, чем-то вроде смесителя или распределителя потоков. Подняв голову, я с тревогой понял, что один из тоннелей, идущих вертикально сверху, открывается прямо над моей головой. Кажется, там была и решетка. Поднял спичку, чтобы ее рассмотреть, но сквозняк, сильный в этом месте, ее задул. И вот тогда, в темноте, я и услышал эти звуки – словно кто-то, чавкая по грязи, шлепая по стенам чем-то липким, медленно приближается ко мне. В затылке похолодело, я не сразу смог заставить себя двинуться с места – взять спички, чиркнуть. Спичка не зажигалась. А звуки усиливались. Сомнений не оставалось: кто-то живой, но не крысы, продвигался в мою сторону. И усилилась вонь, ставшая просто чудовищной. Наконец огонек вспыхнул, ослепив меня на миг, а в следующий я увидел что-то, ползущее в мою сторону по тоннелю. Фигуры походили на пауков. Спичка погасла, выпав из моей задрожавшей руки. Я хотел, но не мог бежать на подгибающихся ногах.