ЭТНОС. Часть вторая — ’Догма’ (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич

Охранный корпус Юга — графский, то есть мой, то есть, увы, автоматически лояльный самозванцу. Но он размазан мелкими отрядами по территории размером с Австралию, и слухи о том, что «граф не настоящий», дойдут до них быстрее, чем они сами дойдут до нас.

Нападали ещё дважды. Один раз попытались атаковать стоящий поезд ночью (тепловизионная камера на дроне передала им привет). Второй — направив навстречу поезд-камикадзе. Два вагона, гружёных инженерной взрывчаткой, и паровоз за ними. На однопутной колее это была серьёзная заявка, и у них действительно могло получиться. Самозванец, похоже, отнюдь не дурак. Но воздушная разведка засекла состав за несколько километров, и пушки бронепоезда превратили его в первый в этом мире «взрыв грибочком» — взрывчатки атакующие не пожалели.

Нас это задержало аж на сутки — уложили триста метров полотна в обход большой ямы.

Больше никакого сопротивления наша экспедиция не встретила. Самозванец не пытался дать нам генеральное сражение, не садился в осаду в фортах, не упирался в удержание городов или оборону заводов. Он просто уходил все дальше и дальше на Юг, теряя соратников сначала десятками, потом сотнями, потом снова десятками.

К «Катрин» всё чаще направлялись всадники с белым флагом, желающие убедиться, что сделали правильный выбор. Бронепоезд сам по себе выглядит достаточно убедительно — новации такого уровня в Меровии исходят именно от графа Морикарского. Я могу их показать, мой альтер-эго — нет. Для мигрантов, узнающих родную технологию, это тем более весомо — именно граф (так им было объявлено) привёл их в этот мир, а значит, у него и ключик от дверцы туда. У кого ключик, тот и настоящий. А ещё у меня Нагма. И пушки.

Ни один из прибывших отрядов не сказал: «Не, тот граф как-то пографее тебя будет», — и не вернулся к нему. Все торжественно подтвердили присягу и были отправлены по месту несения службы. Никто не был наказан. За что? Ведь они следовали моим же приказам, не подозревая, что я — не тот я.

Мы много беседовали с перебежчиками, и постепенно у меня складывалось впечатление о конкуренте. Он неглуп и весьма амбициозен — но это и так понятно, другие в самозванцы не идут. Он не снимает очки и маску, но многие отмечали, что голос у него скорее молодой. И нет, это почему-то никого не смутило. От графа Морикарского можно чего угодно ожидать — вон, пятнадцать лет прошло, а его дочери те же пятнадцать только-только стукнуло. Мало ли, что он ещё умеет.

У меня сложилось впечатление, что самозванец не связан с Багратией или Киндуром. Его позиция, пожалуй, сводится к «южному сепаратизму». Он удачно сыграл на опасениях иммигрантов, что без графа их либо выгонят обратно, либо отгеноцидят. На региональном патриотизме индейцев, которым северная Меровия чужая, на прогрессизме переселенцев с Севера, которые опасаются, что Перидор ударится в обскурантизм. На этом фоне неявно, но настойчиво внедрялся тезис «Север нам не нужен».

Идея не такая уж безумная — даже в моём графстве представители новорождённой «технической интеллигенции» были готовы бежать на Юг, лишь бы не возвращаться к сохе. Да, часть фабрик осталась бы на Севере, но без инженерного корпуса толку от них чуть. А на Юге бы построили новые, тут всё для этого есть. Пригирот стал бы этаким «суперграфством», а фактически — новым королевством. Думаю, за коронацией у самозванца дело бы не встало.

Итак, «Катрин» неторопливо катилась на Юг, а по дороге мы, цитируя старый мультик, «в городах концерты давали. С большим успехом». Я похлопывал по стволу пушку, гладил по голове дочь и сообщал населению: «Поиграли — и хватит». Нагма выглядит трогательно, пушка — убедительно, возражений не последовало ни разу.

Крайняя южная точка, до которой дотянулась пока наша железная дорога, — город Луанда. (Да, мы бессовестно используем краденые названия). Городом его называют «на вырост», пока что это фронтирный посёлок — небольшая железнодорожная станция, причал для пароходов, три десятка домиков и фортеция с бревенчатыми стенами, куда население бежит прятаться по тревоге. Тревоги бывают — дальше к Югу кочуют дикие племена, которые хотя и торгуют с нами, но нет-нет да и решают, что «отнятое дешевле купленного». Несколько противопехотных пушек на стенах обычно быстро развеивают их заблуждения, и через какое-то время туземцы возвращаются к мирной торговле, делая вид, что это были вовсе не они.

Дальше бронепоезд не пойдёт, и нам надо решать, преследовать ли самозванца верхами или ждать пароход.

Пароход для меня выглядит привлекательнее — я так себе всадник, практики мало. Но единственный, который был здесь, захватил преследуемый нами «псевдограф». Третьего дня отбыл на нём вниз по Амазонке. При нём, как говорят местные, осталось всего десяток приспешников, и он даже не пытался прикрываться моим именем. Просто захватил судно, угрожая оружием. В то, что он — это я, после нашего триумфального анабазиса на бронепоезде через Пригирот, не верит, кажется, уже никто. Опасности самозванец уже практически не представляет, но и оставить его в покое тоже нельзя. А ну как я снова пропаду на пять лет, а он воспрянет?

Парохода ждать дня три, след остывает. Верхами быстрее, но мы более уязвимы для засад. Поскольку время к вечеру, решение оставили на утро, но утром пароход таки пришёл.

Но не сверху по течению, откуда мы его ждали, а снизу.

— Здаров, граф Морикарский!

— Привет и тебе, король Нарнии!

Порток хлопнул меня по плечу так, что я чуть в воду с палубы не слетел.

— О, и ты тут, Слоняра! И твоя меткая узкоглазка! Что, глаз-алмаз, не будешь больше в дядю целиться? — приветствует он Лиранию, к которой с прошлого раза проникся абсурдной симпатией.

Абсурдной — потому что она вообще-то убивать его тогда ехала. Но мы договорились, и теперь Порток — мой вассал.

— А у меня для вас подарочек! — хохочет этот лысый здоровяк. — Тадамм! Второй ты!

Один из его солдат — тоже с плечами, с трудом проходящими в дверь, у него все такие — вытаскивает на свет божий человека в потрёпанном камзоле и с тёмными массивными гоглами на лице.

— Ты прикинь, — ржёт король Нарнии, — этот полоумный приплыл ко мне требовать вассальной службы! Велел срочно выступить против самозванца, то есть тебя. Слушай, у тебя правда бронепоезд, что ли?

— Правда, — кивнул я, разглядывая невзрачного, худого и очевидно очень молодого «графа».

— Блин, я тоже себе хочу! Есть ещё?

— У тебя железки ни метра, — напомнил я ему рассеянно.

— Ну так будет же!

— Вот когда будет, тогда и приходи. Тоже мне, в паровозики ему поиграться… Ну, и что ты за хрен? — спросил я самозванца. — Откуда взялся?

— И почему такой дерзкий? — добавил со смехом Порток.

Тот промолчал. Тогда я подошёл и снял с него гоглы.

Под ними оказались испуганные, злые и нечеловечески синие глаза.

— Вот почему церковь объявила меня «креатурой Разрушителя», — закончил я свой рассказ. — Решили, что это я. Глаза прячу, весь подозрительный, сплошные от меня неприятности. Но я был уверен, что это только с детьми случается.

— А я был уверен, что в одном срезе не может быть более одного коллапса, — мрачно ответил Теконис. — Но Мультиверсум в очередной раз доказал, что бесконечно разнообразен.

— Здешняя Церковь как-то умеет засекать появление «синеглазых», — сказала Джулиана. — Это одна из основных её функций. Они находят их и… Нейтрализуют. Но они почему-то появляются снова и снова. Никогда о таком не слышала.

— Что значит «нейтрализуют»? — интересуюсь я. — Убивают, что ли?

— Тех, кто стал «ядром кристаллизации» для коллапса, нельзя убивать, — пояснил Теконис. — Это только ускорит процесс. Единственный способ остановить происходящее — удалить его из среза. В нашей части Мультиверсума этим занимаются корректоры. Но здесь церковь использует старинный кросс-локус — не то природный, не то поставленный так давно, что все уже забыли, кем. К сожалению, он ведёт в какой-то замерший мир, так что выпровоженные туда «синеглазые» просто умирают. Я прогулялся — ледяная пещера без выхода. И десятки окоченелых трупов, вмерзшие в лёд.