Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь - Жорж Сименон

Зрителей не покидало ощущение, что номер буквально висит на волоске. Достаточно было какого-нибудь пустяка: кашля, смешка, неловкого жеста — и все очарование исчезнет.

Оставалось проделать самое трудное. Селита это знала лучше, чем кто-либо другой, ибо она никогда не соглашалась обнажать свою грудь.

Затем последовал долгий и глубокий вздох. Бросив тревожный, перепуганный взгляд в окружающую ее темноту, Мадо завела руку за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер.

Именно с этого мгновения Селита почувствовала, что прокусила губу до крови, ибо она ясно поняла, что новенькая выиграла партию. Никогда еще ей и никому другому не удавалось держать публику в таком напряжении.

Внезапно после удара тарелок Джианини, у которого даже выступил пот на лбу, переменил темп музыки, и инструменты стали воспроизводить нечто похожее на прерывистое дыхание, сперва робкое, жалостливое, а затем в нем постепенно начали звучать торжествующие нотки.

Об этом моменте мечтала девушка из Бержерака, когда покидала родительский дом с твердым намерением заниматься стриптизом? И не от этих ли ласкающих ее тело взглядов она впадала в транс?

В отличие от Мари-Лу она не имитировала любовный экстаз, а искренне его переживала с таким видом, будто бросает вызов тем, кто смотрит на нее. Видно было, как по ее телу пробежала дрожь, и все мужчины и даже женщины, забыв об ее обнаженной груди, о ее животе и бедрах, внимательно следили за тем смятением, которое читалось в ее зрачках.

Когда же она рухнула на колени, все встали, некоторые даже зааплодировали, но их заставили прекратить, ибо в это время Мадо с полузакрытыми глазами всем своим телом вела какую-то таинственную борьбу, пока не опрокинулась на спину без сил.

Это зрелище захватило Селиту, как и всех остальных, что только усилило бешенство. После напряженной паузы зал разразился такими овациями, что задрожали стаканы на столиках. Люди били в ладоши, топали ногами, что-то выкрикивали, приподнимаясь на цыпочках, чтобы лучше разглядеть безжизненно поникшее тело девушки.

— Дамы и господа…

Голос Джианини терялся в общем шуме.

Обеспокоенный месье Леон, которому от выхода больше ничего не было видно, кинулся в толпу.

— Отлично, малышка!

Он был так потрясен, что Селита и Флоранс переглянулись.

Хозяин протянул руку Мадо, помог ей подняться, собрал ее одежду и повел девушку к двери, ведущей в служебное помещение.

Зрители продолжали аплодировать, тогда оркестр по указанию Джианини заиграл танец самба, что привлекло пары на танцевальную площадку, зажегся яркий свет.

Флоранс не было у кассы. Она, должно быть, отправилась туда, где находился ее муж и Мадо. Наташа, которая проходила мимо, тихо прошептала:

— Ну, старушка, ты как в воду глядела…

Селита вспомнила, что сегодня она им объявила, что новенькая может занять место одной из них. Сказала просто так, чтобы их позлить.

Но Мадо Леруа угрожала занять не просто чье-то место, а именно ее, Селиты. Мадам Флоранс тоже это поняла. Как бы они ни ненавидели друг друга, но боролись они обе за одного и того же мужчину, и в такой ситуации, как эта, становились союзницами.

Как обычно после окончания первого сеанса, начиналась суматоха. Часть посетителей требовала счет, и Жюль метался от столика к столику, а Франсина сновала по залу, разнося пальто и меха, хранившиеся в гардеробе.

Никто не обращал внимания на сумочку из черной лакированной кожи, лежавшую около пустого стакана на столике, за которым сидела Мадо. Эта совсем новенькая сумочка заинтриговала Селиту еще днем, поскольку она не вязалась с поношенной одеждой девушки.

Нельзя сказать, что сработала интуиция, скорее, это было не более чем простое любопытство. Ничто не мешало ей устроиться за соседним, свободным столиком — обычным местом «завлекательниц», которые заставляли посетителей заказывать выпивку. Но сейчас Мари-Лу была занята в другом конце зала со своими двумя клиентами, а Наташа находилась у стойки, где убеждала выпить какого-то американца, который только что зашел и счел было, что вечер уже закончился.

— Ты не принесешь мне виски, Жюль?

— Одну минуту, мадемуазель Селита. Я должен сперва дать сдачу.

Сумочку она уже преспокойно держала на своих коленях, так что можно было подумать, что это ее вещь. Пошарив в ней, она нашла в ней медную пудреницу, покрытую эмалью, носовой платок, два письма, таблетки аспирина, вату и почти пустую пачку сигарет.

Почему она взяла одну из трех оставшихся в пачке сигарет и закурила ее? Из вызова? Или в отместку за зло, причиненное ей появлением новенькой?

Она сунула пальцы во внутренний боковой карман сумочки и вынула оттуда маленький картонный квадрат. На нем было написано печатными буквами: «Галери Лафайет», а чуть ниже был виден фиолетовый оттиск цены: «4450 франков».

Когда Жюль вернулся, сумочка Мадо уже находились на прежнем месте, а Селиты в зале не было. Она проскользнула к выходу. Эмиль занимался выходящими посетителями и не успел ни о чем спросить ее, когда девушка пробегала мимо.

Узкая улица, слишком узкая для проезда автомобилей, застроенная старыми домами, в которых давно погасли огни, вела в сторону Рыночной площади.

Уже прибыло несколько грузовиков, готовых к разгрузке. Двое мужчин в потертых кожаных куртках и фуражках ели бутерброды и пили кофе с лимоном в баре у Жюстина.

— Дай мне один жетон для телефона.

Он заметил, что лицо ее осунулось, глаза лихорадочно горели, но никак это не комментировал, только внимательно следил за ней, пока она не зашла в телефонную кабину.

— Алло! Это полиция? Сегодня утром в «Галери Лафайет» на улице Фош была украдена дамская сумочка стоимостью четыре тысячи четыреста пятьдесят Франков… Воровка находится в настоящий момент в кабаре «Монико», где она только что исполнила номер стриптиза… Ее зовут Мадо Леруа…

— Кто говорит? — откликнулся равнодушный голос.

Она повесила трубку, вышла из кабины, забыв даже закрыть за собой дверь.

— Запиши это на мой счет, Жюстин.

— Ну как, много сегодня народу?

Когда она вернулась в «Монико», там уже кончились суматоха. Эмиль, вновь занявший свое место на улице, открыл было рот, чтобы задать ей вопрос, но они не дала ему времени заговорить, быстро прошмыгнула за бархатные портьеры.

Флоранс у кассы нахмурила брови, мужчина с седыми волосами, которого она видела еще днем, когда смотрела на брачную церемонию, сидел у стойки бара. Она тут же атаковала его:

— Вы можете меня угостить?

— Если это доставит вам удовольствие.

Она взгромоздилась на соседний табурет.

— Спасибо. Виски, Людо.

— Не хотите ли закурить? — предложил посетитель.

Селита взяла предложенную им сигарету, которую он зажег.

— Вы выходили подышать свежим воздухом?

Ей хотелось бы знать, не смеется ли он над ней, ибо на губах у него играла какая-то странная усмешка. Эту его характерную усмешку она заприметила еще в прежние два или три раза, что он приходил сюда. Ей и тогда это мешало заговорить с ним. Он был слишком самодоволен и наблюдал за людьми со снисходительным любопытством.

Селита вспомнила, как Мари-Лу сказала о нем:

— Этот тип принимает себя за Господа Бога. — И насмешливо добавила: — За Господа Бога, попавшего в кабаре со стриптизом.

На нем был строгий твидовый костюм, делающий его похожим на врача или адвоката, а может быть и профессора…

Ни Леона, ни новенькой не было в зале. Они появились чуть позже. Хозяин проводил новенькую на ее прежнее место, где она вновь обрела свою сумочку. После чего он оставил ее одну и, поговорив сперва с женой, подошел к Джианини, который слушал его, не прекращая наигрывать на аккордеоне тихую музыку.

На втором сеансе вряд ли смогут повторить номер любительского стриптиза, потому что в зале оставалось слишком много людей, которые присутствовали на первом.

Поскольку Мадо не уходила и ей подали выпивку, это означало, что она будет выступать наравне с другими артистками, разве что не преминут объявить об ее сенсационном дебюте.

Это при условии, если…

Селита следила за входной дверью, ее мучило сомнение, приняла ли полиция ее звонок всерьез и пришлет ли инспектора.

— Неудачный день? — спросил небрежным тоном ее седовласый собеседник.

— Почему вы так говорите?

— Да я еще днем заметил, что у вас напряжены нервы. Вам не по душе чужие свадьбы, не так ли?

Она предпочла молча пить и не отвечать. В этот самый момент вошел Эмиль и попытался привлечь внимание хозяина, но это ему удалось слишком поздно. В зал уже вошел инспектор Мозелли, который время от времени наведывался в «Монико», чтобы посмотреть, все ли там в порядке, и сразу же направился к кассе.