О тех, кто предал Францию - Андрэ Моруа

В тот же день Боннэ доложил французскому кабинету, что чехи согласились принять англо-французские предложения без всякого давления извне. В то время, когда Боннэ выступал на этом заседании, на улицах Праги маршировали толпы демонстрантов, кричавших: «Долой Францию!»

У дверей французского посольства выросла целая гора брошенных там в знак протеста французских орденов и медалей. Глава французской военной миссии генерал Фоше подал в отставку. Он отослал во Францию все свои военные ордена и вступил в чешскую армию.

Ряд французских министров, в том числе Рейно и Мандель, вручили Даладье прошения об отставке, предоставив ему право огласить ее в момент, какой он сочтет наиболее удобным.

Французская реакционная пресса праздновала победу. Газеты запестрили передовыми, восхвалявшими Жоржа Боннэ. Орган левого крыла радикал-социалистов, газета «Эвр», долгое время выступавшая против «скатывания радикалов вправо», с самого начала чешского кризиса примкнула к сторонникам «умиротворения». Редактор газеты Жан Пио в пространной статье превозносил Боннэ как «миротворца». Вечером, в кафе, он признался своим собутыльникам, что получил за эту статью двадцать тысяч франков.

22 сентября Чемберлен вылетел в Годесберг на условленное свидание с Гитлером.

Чем дольше продолжались переговоры в Годесберге, тем накаленнее становилась политическая обстановка в Париже. Были сделаны попытки свергнуть правительство. Некоторые из министров, заявивших Даладье о своей отставке, предложили сформировать кабинет президенту сената, старому седобородому Жюлю Жаннене. Такие же переговоры велись с председателем палаты Эррио. Блюм и его бывший министр иностранных дел Дельбос решились даже протянуть щупальцы к крайнему правому Андре Тардье, бывшему премьер-министру.

Казалось, что правительство Даладье обречено. Коммунисты потребовали созыва парламента. Было ясно, что в случае открытого голосования, большинство палаты не захочет или не сможет дать свое одобрение интригам Даладье и Боннэ. В этот решающий момент правительство спас Альбер Шишери, лидер парламентской фракции радикал-социалистов. Он уговорил большинство депутатов радикал-социалистов выступить против созыва парламента.

Есть две версии, объясняющие успех стратегического маневра Шишери. По одной версии, Боннэ просто-напросто подкупил ряд колебавшихся радикалов и предложил им выступить против созыва палаты. Согласно другой версии, Даладье пригрозил распустить палату и объявить новые выборы под лозунгом «Война или мир». При этом он обещал поддержать и субсидировать из секретных фондов лишь тех радикал-социалистов, которые докажут ему свою преданность.

В эти дни под давлением генерального штаба была объявлена частичная мобилизация, и от 600 до 700 тысяч французов стали под ружье.

24 сентября Чемберлен вернулся из Годесберга. Циркулировали слухи, что ему не удалось прийти к соглашению с Гитлером. Казалось, что война снова приблизилась.

В этот день начался великий исход из Парижа. Десятки тысяч парижан, преимущественно из зажиточных слоев населения, в панике покидали столицу. У меня на квартире непрерывно звонил телефон: прощались друзья и знакомые. В полдень мой редактор обсуждал с сотрудниками план эвакуации газеты в случае объявления войны. Предполагалось, что правительство переедет в Клермон-Ферран или в Тур. Наш администратор вел переговоры с одной типографией в близлежащей провинциальной местности. Редакции больших газет, как передавали, переедут туда же, куда и правительство.

Положение выглядело достаточно мрачно.

В этот же день Боннэ выработал стратегический план контрнаступления. Как это впоследствии разоблачил Фланден, Боннэ совместно с ним наметил программу действий: Фланден обращается к французскому народу с призывом о сохранении мира; с таким же обращением выступает Андре Дельма, руководитель весьма влиятельного союза учителей. Дельма обязался уговорить исполком своего союза опубликовать составленное в энергичных тонах антивоенное воззвание, с тем чтобы распространить его по всей стране. Деньги на опубликование обращения Фландена предоставил Боннэ.

25 сентября французское правительство собралось на заседание, чтобы наметить линию поведения Даладье и Боннэ в Лондоне, куда они были вновь приглашены Чемберленом. Было решено, что французские министры согласятся с первыми лондонскими предложениями о передаче Германии всех округов Чехословакии, где немецкое население превышает пятьдесят процентов. Вместе с тем министрам было поручено настаивать на том, чтобы дальнейшее давление на Чехословакию было прекращено. Боннэ получил также инструкцию добиться прекращения враждебных выступлений Польши против Чехословакии.

Несколько позже Боннэ сообщил одному из сопровождавших его журналистов, что в случае, если положение обострится, к посредничеству будет привлечен Муссолини.

«Я убежден, что войны не будет,—настойчиво повторял Боннэ, — вам незачем эвакуировать семью из Парижа». Журналист, с которым я был дружен, тут же позвонил мне, так как мы оба предполагали отправить наших жен в деревню.

Агентство Гавас принесло известие, что Гитлер назначил всеобщую мобилизацию на 2 часа дня 28 сентября.

Ранним утром 28 сентября была объявлена мобилизация английского флота. Мне сообщил об этом по телефону один из высших чиновников Кэ д'Орсе.

— Значит, будет война? — спросил я.

— Похоже на это, — ответил он.

— А что думает Боннэ?

— Он настроен оптимистически. Он как раз совещается в министерстве с Франсуа Пьетри и начальником своей канцелярии Жюлем Анри.

Из этих совещаний с Пьетри — присяжным почитателем Муссолини — и Анри — присяжным поклонником Боннэ — ничего хорошего выйти не могло. Я позвонил нескольким знакомым журналистам, чтобы узнать их мнение. Результат был таков: 75 шансов против и 25 за то, что война неминуема. Я взял такси и отправился к одному из министров, находившемуся в оппозиции к Боннэ. Он все еще работал в своем кабинете. Вот что он мне сказал: «Большинство палаты за политику сопротивления. Внушительное большинство! Даладье должен будет с этим считаться». Он так верил в это большинство, что в течение получаса говорил об этом. «На сей раз, — уверял он меня, — Гитлер попал впросак».

— А возможно ли посредничество Муссолини? — спросил я.

— Лишь в том случае, если Гитлер попросит его об этом. Ни Франция, ни Англия не могут обратиться с просьбой о посредничестве к человеку, который десять дней тому назад заявил, что Италия сделала свой выбор на случай конфликта.

— Но газеты не перестают говорить об этом.

— Газетная болтовня! — ответил он тоном, не допускающим возражений.

Пока мы вели эти разговоры — ранним утром 28 сентября — телефон между Парижем, Берлином и Лондоном работал с полной нагрузкой. Боннэ передавал новые инструкции в Берлин Франсуа Понсе и в Лондон Шарлю Корбену. Первому были даны полномочия сделать Гитлеру новые, еще дальше идущие, предложения, которые фактически означали принятие годесбергских требований. Корбену же было поручено убедить англичан в необходимости начать через английского посла в Риме переговоры с Муссолини о посредничестве,

Бегство из Парижа достигло высшей точки. В общей итоге свыше двухсот пятидесяти тысяч парижан оставили столицу.

В полдень 28 сентября война казалась неизбежной...

Днем 28 сентября стало официально известно о капитуляции демократических держав. Чемберлен сообщил в палате общин, что при посредничестве Муссолини премьер-министры Англии и Франции приглашены Гитлером в Мюнхен для личного свидания.

На следующий день Даладье и Чемберлен вылетели в Мюнхен, где они встретились с Гитлером и Муссолини. Вечером был подписан мюнхенский договор, и судетские округа Чехословакии перешли к Гитлеру.

Даладье на следующий день вернулся на самолете в Париж. Передают, что он готов был повернуть обратно, когда увидел громадную толпу, собравшуюся вокруг аэродрома Де Бурже. Но тут он услышал крики: «Да здравствует Даладье! Да здравствует мир!» Он принял диктаторскую позу, вышел из самолета и важно проследовал с Жоржем Боннэ к ожидавшей их машине. Когда машина ехала по городу к военному министерству, Даладье встал, приняв позу а 1а Гитлер. Боннэ, сидевший с ним рядом, смотрел на ликующую толпу, и на его тонких губах блуждала усмешка.

Другой анекдот, распространившийся немного позже, идет из английского министерства иностранных дел: Даладье якобы держался в Мюнхене очень хорошо — до обеда, но затем он нагрузился и, вернувшись в зал заседаний, не мог уже проявлять даже видимости сопротивления.

Роль, которую сыграл Даладье в этот последний месяц, приведший к Мюнхену, оценивалась различно. Некоторые изображали его в виде горячего патриота, который после жестокой внутренней борьбы, наконец, согласился на мюнхенский пакт ради Франции. Но истина заключается в том, что в самые критические моменты Даладье целиком поддерживал тактику Боннэ. Он ни разу не опроверг лживую информацию своего министра иностранных дел, приведшую к таким катастрофическим последствиям.