Преступная история США. Статуя кровавой свободы - Лев Вершинин

Месть была очень жестока, но не без оснований. Стало известно, что накануне Вильямсон подарил Пине бочонок виски, однако владелец паба исчез, а без него доказать вину англичан было невозможно. Хотя все понимали, что без них не обошлось. Ситуация-то обострялась: ирокезы, не умея говорить англичанам «нет», заставляли «младших» в Договорной цепи «добровольно» продавать земли с рекомендацией «смириться или погибнуть», и это доставало. Так что как раз в 1769-м сашемы Края Озер начали консультации на предмет снова повоевать, попросив Понтиака, уже вернувшего былую популярность, возглавить. Мало кто сомневался, что явление Пины связано с этим сюжетом, а жуткая месть всем иллини вызвана именно ликвидацией очень нужного вождя. Впрочем, «смиряться», как советовали ирокезы, ни шауни, ни иные племена все равно не собирались: как только в их угодьях появились белые из-за Аппалачей, топор войны, зарытый в Кошоктоне, вырыли, омыв кровью волка. И никто, разумеется, не знал – да и откуда было знать? – что назревающая война затянется аж на пятьдесят лет…

Глава 19. Конфедераты

Yankee go home!

Итак, Понтиак был мертв, мир подписан, пожар угас, – однако тлело. Везде. Порой выбрасывая снопы искр. Но всерьез впервые полыхнуло в 1774-м… Когда переселенцы, двигаясь из Вирджинии в будущие Огайо и Кентукки, столкнулись с уже взведенными до упора шауни. Пролилась кровь, вылившаяся в короткую, но жестокую «Войну лорда Данмора», и красные люди, осознав, что сель ладонью не остановишь, отступили. Но выводы сделали, в том плане, что нужно объединять силы, искать новых понтиаков и не повторять ошибок прошлого. Затем, гораздо южнее, откопали топор войны чероки, уже имевшие опыт общения с колонистами и пришедшие к выводу, что дружить с ними нельзя, поскольку в конечном итоге обязательно кинут. Тут ситуация сложилась несколько иная. Уже началась война колонистов с британскими властями, и власти были рады любой помощи, а красные люди видели врага, главным образом, в соседях-колонистах, так что интересы индейцев и Льва наконец-то связались в прочный узел, основанный на взаимной выгоде.

В мае 1776 года при помощи англичан южные племена, отложив на потом дрязги, подписали договор о «конфедерации» и начали тревожить тылы «самостийников», однако не рассчитали сил, и уже через год, понеся изрядные потери – каролинская милиция в средствах не стеснялась, – вынуждены были подписать мир, уступив большую часть своих земель Южной Каролине. Однако поселенцы соблюдать условия мира не собирались, да и «чикамога», – солянка сборная из чероки разных кланов пополам с беглыми неграми, – поражения не признала. Так что «война чикамога», теснейше переплетаясь с событиями Войны за независимость, продолжалась несколько лет. В этой войне индейцы добились очень многого, практически выгнав колонистов с родовых земель, однако поражение англичан обнулило все успехи, после чего «конфедерация южных народов» распалась, большинство племен подписали мир, уже с США, и только непримиримые чикамога продолжали войну, влившись в состав «Северо-Западной конфедерации».

Поскольку в ходе войны Красных Мундиров с Длинными Ножами абсолютное большинство племен фронтира поддержало англичан как меньшее зло, после подписания Парижского мира 1783 года ситуация в Краю Озер до буквы повторила ту, что сложилась после «Забытой войны». Британцы ушли в Канаду, их ручные ирокезы, понимая, что в новых условиях их будут резать все, потянулись за ними вслед (и к слову, не пожалели), но все остальные, как и 20 лет назад, ждали, что будет дальше. Поражение есть поражение, и на всю долину Огайо, как случилось бы, попусти Маниту одержать победу, они уже не претендовали, но у них на руках был договор со Львом, заключенный еще при жизни Понтиака, и по этому договору все, что лежало севернее реки, признавалось их собственностью. Однако Штаты полагали иначе: по праву победителей, которым побежденные уступили все права на все земли южнее Канады, они исходили из того, что договоры, заключенные британцами, утратили силу. С этим же, в свою очередь, не соглашались индейцы, по общему мнению которых права англичан распространялись только на те земли, которые ранее считались принадлежащими короне, – но не на индейские, тем паче что белые, подписывая мир, с красными не советовались.

Однако все эти резоны мало кого волновали, волновала земля, которой было много, и в долину Огайо – в том числе на северный берег – поползли новые караваны искателей удачи, и нужно было что-то решать. Уже в 1783-м несколько самых мощных племен Края Озер, – практически все, что когда-то пошли за Понтиаком, – собравшись на курултай в урочище Сандаски, заключили «священный договор» о создании Северо-Западной конфедерации. Отныне она и только она, – «все вместе и никто в отдельности», – стала их единственным полномочным представителем на любых переговорах с новыми претендентами в хозяева их родовых земель. И только так.

Естественно, Штаты отказались от любых переговоров с конфедератами, – они согласны были общаться только с отдельными племенами, – и естественно же, англичане, официально попросив своих бывших союзников признать реалии и не воевать с колонистами, неофициально поддержали конфедератов как посулами, так и негласной работой «военторга», да плюс ко всему, в 1785-м Конгресс принял несколько законов, по факту открывших двери в край поселенцам, а Детройтские гарантии, данные белыми красным в 1786-м (вызывать страшный дух Понтиака американцы – будем теперь их так называть – все же боялись), никто и не думал соблюдать, – в связи с чем новая война стала неизбежной, как рассвет. Она, в общем, и так шла, не прекратившись, нудно, не особо кроваво, но повседневно, однако теперь тучи сгустились над Краем Озер так тяжело и низко, как два десятка лет назад. А когда осенью того же года, почти сразу после саммита в Детройте, с востока в долину явились войска генерала Бенджамина Логана и начали примучивать особо задорных шауни, показывая всем прочим, что может быть с непокорными, у всех прочих, чисто по Гоголю, урвався тэрпець, и кто из карателей уцелел, бежал быстрее лани.

После такого успеха Конфедерация сформировала нечто, похожее на единую армию, появились авторитетные вожди, – майами Маленькая Черепаха, шауни Синяя Куртка и делавар Баконгахелас, – атаманщина сменилась разумной стратегией, и с этого момента атаки на фермы, бокгаузы и форпосты стали нормой жизни, под аплодисменты из Канады унеся за три года более 1500 белых душ при полной неспособности Длинных Ножей к сколько-нибудь серьезной реакции. И даже хуже. Намного хуже. План генерального наступления, разработанный в 1790-м под личным руководством Джорджа Вашингтона, уже давно не лидера мятежников, а президента США, провалился. Каратели генерала Джосии Хармара весной 1791 года просто бежали из долины Огайо, побросав оружие, а 4 ноября Маленькая Черепаха растер по траве огромную армию генерала Артура Сен-Клера, недавно замирившей Юг: в сражении погибли около 800 американских солдат на 40 воинов.

Стрелять так стрелять

Такого в Америке доселе не случалось никогда, и эхо оказалось громким. На юге вновь поднялись чероки, поддержав сражающихся чикамога, а в Филадельфии даже самые прижимистые конгрессмены сошлись на том, что ситуация вышла из-под контроля, представляя угрозу существованию США, и проблему «Северо-Западных территорий» следует решать, не считаясь с расходами. Сформировали даже специальную комиссию, приказав составить честный отчет о причинах сложившейся ситуации, и та, изучив документацию, честно – в соответствии с установкой – отчиталась: основная вина лежит на поселенцах, которые ни с какими договорами не считаются, а также на властях пограничных штатов, не только не мешающих нарушать, но и поощряющих нарушения. В связи с чем рекомендовала «временно» пресечь политику самозахватов и убедить красных, что США могут и не кидать. Отчет был рассмотрен, Вашингтон дал «добро», к индейцам поехали полномочные лица, и кое-что даже получилось. По крайней мере, на юге. Там вовсю, не хуже бриттов на севере, интриговала Испания, отчего влиятельные вирджинские плантаторы (каковым был и сам президент) хотели уладить вопрос как можно скорее. Ну и. Была учреждена «Юго-Западная территория», и уже в 1791-м лично губернатор Уильям Блаунт подписал с вождями чероки договор, официально признающий их не «суверенным этносом», а «протекторатом США», что, конечно, не уравнивало индейцев в правах с колонистами, как вожди наивно полагали, но все-таки реально повышало их статус и давало гарантии.

После этого чероки вновь вышли из войны, на сей раз надолго, и начали активно приобщаться к цивилизации, – что, впрочем, им не помогло. Однако об этом позже, – а на тот момент Штаты добились своего: южный фронтир почти успокоился, Юго-Западная конфедерация перестала существовать, – и только упрямые чикамога продолжали войну, став своего рода «южным фронтом» Северо-Запада, но это уже было относительно терпимо. Что же до Края Озер, то там расклад был иной. Длинная цепь успехов, паника среди поселенцев и явная растерянность представителей Большого Белого Вождя, конечно, грели самолюбие, но все же не снимали с повестки дня извечный вопрос «Что делать?». Мнения на сей счет разделились. Ряд влиятельных вождей, в том числе и опытный Маленькая Черепаха, полагая, что, коль скоро силы все-таки несоизмеримы, напоминали коллегам о судьбе Понтиака и настаивали на том, что пришло самое время договариваться по-хорошему. Как культурные люди, давно покончившие с пережитками прошлого типа каннибализма (в самом деле, за истекшие 20 лет народы Озер изрядно цивилизовались), а сам Маленькая Черепаха и вовсе слыл «почти белым», ибо его дочь вышла замуж за фермера Уильяма Уэллса не в качестве «скво», а совершенно официально, а сам Уэллс, воевавший в рядах индейцев, по приказу тестя ушел в американскую армию. Позицию Маленькой Черепахи разделял и легендарный Джозеф Брандт, вождь мохавков, живших по обе стороны канадской границы и притом генерал британской армии с правом на мундир и пенсию. Он, вхожий в высшие круги английской администрации, знал о сложностях, возникших у бриттов в Европе, и предупреждал соратников не переть буром, поскольку помощь из Канады очень скоро может иссякнуть, а Длинные Ножи начали готовиться к войне очень серьезно.