Бабочка на штанге - Владислав Крапивин

— Что «ну вот», — сказал я. — То есть что все-таки встретились. И…

— Что?

— Ну… будто «Андромеда» была только вчера… А на самом деле прошел год.

— Десять месяцев, — сказала она.

— Какая разница, — сказал я. Потому что надо ведь было что-то сказать. Потом я добавил:

— Конечно, я дурак и лентяй. Нужно было искать изо всех сил, а я так… через пень-колоду. Потому что…

— Почему?

— Ну… я думал… может, ты уже и не помнишь про меня. Может, думаешь…

— Что?

— Ну… — бормотнул я. — «Может, мальчика-то и не было»…

— Дурень… — сказала она.

— Ага, — согласился я.

— А ты…

— Что?

— Наверно, думал: «Может, никакой девочки не было…»

— Нет… я так не думал. Я…

— Ну, чего «я»? Говори, раз начал…

— Я… даже стихи про тебя однажды сочинил…

— Правда?!

Я не решался взглянуть на Рину, но почувствовал, что он заулыбалась.

— Прочитай…

— Да ну… Они неуклюжие.

Я бессовестно врал. Стихи я сочинил не «однажды», а только что. То есть они сложились сами собой, и я удивился, потому что сроду не занимался стихотворчеством (только вот так же появились однажды строчки для вальса).

— Все равно прочитай.

— Ты разозлишься…

— Ни капельки!

— Но они же… ни складу, ни ладу…

— Клим! — строго сказала она, будто малышу в песочнице. — Раз начал, говори до конца…

— Ну… только отодвинься.

Она сначала чуточку отодвинулась, потом спросила:

— А зачем?

— Чтобы не вспыхнуть от меня… Я сейчас буду сгорать от стыда… — Это я говорил с дурашливостью, а под ней прятал настоящий великий стыд. Но сильнее стыда было желание — прочитать. И пусть потом обхихикает или поколотит… Я зажмурился и предупредил:

— Это вроде считалки…

— Говори.

Я зажмурился сильнее и выговорил:

Ринка, кринка, мандаринка,Будто ты в глазу соринка.Очень грустная слезаНабегает на глаза.Я искал тебя по свету,Я боялся ждать ответа.Потому что вдруг ответ:«А меня на свете нет…»

Я замолчал, уши раскалились, и я собрался провалиться куда-нибудь совсем глубоко. Глубже колодца под большим колесом. Но она придвинулась опять и шепотом сказала у моей щеки:

— Эх ты… Клим Самгин…

Пришлось задержать падение.

— Почему… Самгин?

— Потому что я иногда тоже думала: «А был ли мальчик?»

Она вдруг коснулась сухими губами мочки моего горячего уха. Запустила пальцы в космы у меня на затылке, потрепала мою голову (ну, совсем как мама) и быстро вышла из Пуппельхауса.

Я посидел, тая и обмирая. Вот, значит, как… Потом я напружинил мышцы, расправил плечи и, щурясь от солнца, шагнул на улицу.

«Хорошо, что она не обиделась на «Ринку». Теперь всегда буду звать ее так…»

Поодаль резвилась малышня, звенела смехом и голосами. Некоторые опять висели на колесе. Среди них — конечно же! — наши ненаглядные Саньки-Соньки. Под ними прыгал Бумсель, повизгивая от беспокойства и азарта.

Ринки нигде не было.

Сзади, неслышно, подошел Чибис. Проложил мне на плечи ладони, спросил вполголоса:

— Ну, что? Объяснились?

Нахал! Идиот! Какое ему дело?! Я напряг плечи, чтобы сбросить его ладони. И… не сбросил. Пробормотал:

— Кажется, да…

— Вот и хорошо. Значит, ты нашел, что искал…

Я все же ощетинился:

— А чего такого я искал?..

Он ласково сказал:

— Втяни колючки… тебе хорошо. А я вот не знаю, найду ли…

Я сделал вид, что продолжаю дуться:

— А чего ты ищешь-то?..

Он удивился, сказал сзади, через мое плечо:

— Будто ты не знаешь! Конечно, маску… Дурацкое слово! Не маску, а портрет Агейки. Его Улыбку…

У меня хватило ума не сказать: «Зачем?» Я снял его ладони с плеч, протянул его руки себе под мышки и соединил пальцы Чибиса у себя на груди. И все же спросил:

— Найдешь… и что будет дальше? В ней же энергия…

— Ну да… Есть идея… Надо только с Ринкой посоветоваться… — (Меня слегка царапнуло, что он сказал «с Ринкой», а не «с Риной», однако я не подал вида. И ладонью накрыл его пальцы.)

— О чем посоветоваться, Чибис?

Он не ответил. Ну и ладно. Потом все равно скажет…

Я расцепил на груди пальцы Чибиса, ухватил его за кисти рук. Подбросил его спиной, и он повис на мне. Я потащил его от Пуппельхауса к колесу.

— Битый небитого везет, — сообщил он, царапая кроссовками подорожники.

— Почему это я битый?

— А разве Ринка не надавала тебе плюх за то, что не звонил, не писал?

— Всё! — решил я. — Сейчас открою ключиком крышку колодца, и один языкастый тип отправится к центру Земли.

— Ключик не сработает! У тебя зловредная идея!

— Тогда приземлю тебя в крапиву!

— Ай! — Чибис задергался, но я крепко держал его щуплые запястья. И потащил к кусачим зарослям у изгороди. Пусть побоится немного. За свою вредность…

— Рик, это и есть твои гости? — послышалось откуда-то сбоку. Я стряхнул Чибиса и оглянулся.

На дощатом мостике через канаву стояли Ринка и толстый, заросший светлой курчавой бородкой дядька с удивительно синими глазами. Это он веселым голосом спрашивал про нас Ринку и называл ее именем «Рик».

— Да, это они, — официальным тоном подтвердила Ринка. — А еще двое болтаются на колесе. Вон те, в желтых футболках. — Затем она взяла дядьку за руку и повернулась к нам:

— А это Валентин Валентиныч, мэр нашего поселка Колёса. И заодно мой папа…

— О-о… — сказали мы с Чибисом. Не ожидали, что Ринкин папа — главное здешнее начальство. Потом мы спохватились, встали прямо и наклонили головы: — Здрасте…

Валентин Валентиныч тоже наклонил голову — так же, как мы. И глянул на дочь.

— Душа моя, ты, конечно, развлекала гостей «пуппельными» делами и не подумала, что их надо покормить обедом.

Ринка сказала, что как раз об этом она думает. И что, пожалуй, гостей лучше рассовать по одному к разным ребятам.

— У нас в доме, господин мэр, шаром покати, а мама привезет продукты лишь через два часа, потому что она встретила тетю Зину и они вместе отправились на Ново-Калошинский рынок.

Ринкин папа поскреб бородку.

— Там где возникает тетя Зина, ждать скорого обеда бессмысленно… Однако у нас были где-то брикеты яичной вермишели. Называется «Александра и Софья».

— Фи… — картинно сморщилась Рина. — Кормить гостей этим продуктом для бомжей…

Мы с Чибисом радостно закричали, что этот продукт — наша любимая еда.

— А особенно вон у тех, кто на колесе, — добавил я. — и у Бумселя… Сейчас позову Вермишат!

Семейство Ромашкиных жило на втором этаже двухэтажного кирпичного дома — красивого такого, с узорчатым балконом и полукруглыми окнами. Пообедали мы весело. Кроме вермишели нашлись в холодильнике остатки капустного пирога, две банки с рыбными фрикадельками и кусок сыра. И бутылка молока, и кофе в пакетиках.

— Будьте как дома, — сказала Ринка и мы «стали быть как дома». Хохотали, слушая рассказы Ринкиного папы, как он беседовал недавно с комиссией какого-то Управления. Комиссия пыталась доказать мэру Ромашкину, что левая окраина Колес является территорией, отдельной от поселка. И что некий бизнесмен Лисьеноров имеет полное право построить там особняк, тем более, что он уже сделал первый взнос в бюджет муниципальной Строительной компании. Валентин Валентиныч подробно объяснил комиссии, как он уважает этого торговца импортной мебелью и в какие места должен ехать господин Лисьеноров, чтобы именно там строить особняк без всяких препятствий…

— Не понимаю, как они сумели проникнуть сюда на своем «Джипе»? — недоумевал мэр. — Видимо, придется думать о дополнительном заслоне…

— Колесо у колодца не вертелось, пока они не уехали, — сердито вспомнила Ринка.

Где-то в соседней комнате пробили часы — четыре раза.

— Ох, нам пора топать домой, — спохватился Чибис. — Шагать-то больше двух часов…

— Папа, а может, сегодня есть автобусный рейс до города? А? — Ринка требовательно уперлась в отца круглыми очками.

— Сегодня нет… Но что-нибудь придумаем. — Он взял лежавший среди тарелок мобильник. — Еремей… Еремей! Ты что, опять отключился и загораешь, да?.. Что значит «выходной»? Кто тебе вчера дал сверх лимита банку японской смазки?.. Ну, ладно, выходной, только сделай маленькое доброе дело, это для тебя десять минут. Доставь на станцию Пристань моих гостей… Ладно, дам нержавейку. Почему, скажи на милость, все личности вашей породы такие взяточники?..

Железкин, Яков, Серый и несколько ребят помладше — новых приятелей Вермишат — проводили нас вдоль улицы. Потом Валентин Валентиныч открыл незаметную калитку среди кустов сирени, и мы проникли в огород с помидорной рассадой. Гуськом прошли между грядок. Через другую калитку вышли к низкому кирпичному строению. Здесь на кривой дощатой двери поблескивал электронный замок современной конструкции. Валентин Валентиныч нажал несколько кнопок, дверь уехала внутрь. Из-за нее дохнуло запахом столичного метро. Мы шагнули в сумрак, и сразу же загорелись несколько плафонов.