Черная беда - Ивлин Во

` Кеджери - индийское блюдо из риса, овощей и яиц.

Тем временем перед боковым приделом расстелили ковер, поставили кресла и натянули навес, под которым после торжественной службы должен был, по ритуалу, давать клятву верности новый император. Все ведущие к несторианскому храму улицы были забиты полицией, а соборная площадь оцеплена гвардейцами. Ровно в одиннадцать утра прибыл мсье Байон и опустился в одно из кресел, отведенных дипломатическому корпусу. В отсутствие американского посла, уехавшего из столицы на побережье, мсье Байон занимал пост дуайена. Местная знать была уже в полном сборе. Герцог Укакский сел рядом с графом Нгумо.

- Где Ахон?

- В алтаре, со священниками.

- Как он?

- Ночь прошла спокойно. Мне кажется, ему неудобно в мантии. Наконец обряд кончился и началась торжественная служба; молитву за закрытыми дверьми читал, в соответствии со сложнейшим несторианским ритуалом, сам патриарх. Из темноты доносилось торжественное песнопение дьяконов да позванивание серебряного колокольчика, оповещавшие собравшихся, что молебен идет своим чередом. Мсье Байон сидел как на иголках; его, убежденного атеиста, вся эта процедура начинала немножко раздражать. В это время появился Уильям, в треугольной шляпе и в костюме с золотыми нашивками. Нашивки очень ему шли. Он вежливо улыбнулся мсье Байону и сел рядом.

- Что, уже началось?

Мсье Байон важно кивнул головой, не проронив ни слова.

Через некоторое время дуайен дипломатического корпуса вновь заерзал в своем позолоченном кресле - на этот раз по причине, никакого отношения к атеизму не имеющей.

Уильям теребил в руке перчатки, потом скинул шляпу и с тоской устремил взор под расписанный фресками купол. В какой-то момент, забывшись, он достал из кармана портсигар, вынул сигарету, постучал ею о носок ботинка и уже собирался закурить, но поймал на себе взгляд мсье Байона и поспешно спрятал сигарету в карман.

Наконец молебен подошел к концу, двери собора распахнулись, трубачи на ступеньках затрубили в фанфары, и застывший на площади духовой оркестр заиграл национальный гимн. На пороге показалась процессия. Впереди шел хор дьяконов, за ними следовали священники, епископы, патриарх, и, наконец, под парчовым балдахином, который с четырех сторон держали на высоких шестах четверо вельмож, появился путающийся в длинной мантии император. По тому, как он держался, неясно было, отдавал ли он себе отчет в том, что происходило. Помазанник, по-видимому, не привыкший к шелковой мантии и драгоценностям, то и дело с раздражением поводил плечами, чесался и все время, беспокойно оглядываясь, подымал правую ногу и встряхивал ею отсутствие на лодыжке цепи, вероятно, очень его смущало. Святое миро, которым он только что был помазан на царство, стекало у него по носу и капало с седой бороды на землю. На каждом шагу император спотыкался и останавливался как вкопанный, двигаясь дальше только после того, как один из сопровождавших его вельмож почтительно подталкивал его в бок. Следуя за монархом, мсье Байон, Уильям и представители местной аристократии направились в сторону помоста, воздвигнутого на соборной площади для торжественной церемонии.

Появление императора и его свиты толпа встретила восторженными криками. Ахона подвели к сооруженному на помосте трону и стали, одну за другой, вручать ему королевские регалии. Держа в руке королевскую шпагу, патриарх обратился к монарху со следующими словами:

- Ахон, я вручаю тебе эту шпагу Азанийской империи. Поклянись, что будешь сражаться во имя Справедливости и Веры, в защиту своего народа, во славу нации!

Император что-то пробурчал, и шпага на пестрой перевязи под грохот аплодисментов была опущена ему на колени, а его безжизненная рука положена на эфес.

Следующей регалией была золотая шпора.

- Ахон, я вручаю тебе эту шпору. Поклянись, что будешь ездить верхом во имя Справедливости и Веры, в защиту своего народа, во славу нации!

Император тихонько заскулил и отвернулся, а граф Нгумо тем временем прицепил шпору к его правой ноге, привыкшей к более тяжкому грузу. Народ на площади взвыл от восторга.

Наконец дошла очередь до короны.

- Ахон, я вручаю тебе эту корону. Поклянись, что будешь носить ее во имя Справедливости и Веры, в защиту своего народа, во славу нации!

Император ничего не ответил, и патриарх двинулся к нему, держа на вытянутых руках массивную золотую тиару Амурата Великого. С величайшей осторожностью он водрузил ее на сморщенный лоб, но тут убеленная сединами голова Ахона под весом короны упала на грудь, а сама корона вновь оказалась в руках у патриарха.

Придворные и священнослужители столпились вокруг старика, и вдруг до стоявших перед помостом людей донесся испуганный, приглушенный шепот. Чувствуя, что что-то произошло, народ затих и подался вперед.

- Вот те на! - воскликнул мсье Байон. - Удивительное невезение! Кто бы мог подумать...

Ахон был мертв.

- Гм, - изрек сэр Самсон, когда, немного опоздав ко второму завтраку, из города с рассказом о коронации вернулся Уильям. - Хотел бы я знать, что они еще выдумают? Придется, значит, снова сажать Сета на трон. Стоило огород городить. Только голову нам морочат! Теперь наш рапорт в министерство иностранных дел покажется сущим бредом. Может, имеет смысл вообще об этой истории помалкивать?

- Кстати, - сказал Уильям, - в городе идут разговоры, будто железнодорожный мост через Лумо разрушен и поезда в Матоди еще долго ходить не будут.

- Час от часу не легче.

За обеденным столом собралась вся английская колония. Епископ и викарии, управляющий банком и мистер Джеггер, леди Милдред и мисс Тин, перебивая друг друга, засыпали Уильяма вопросами. Пожар потушен? Магазины еще грабят? Городская жизнь входит в нормальную колею? Введены ли в город войска? Где Сет? Где Сил? Где Боз?

- Оставьте Уильяма в покое, - вступилась Пруденс. - Посмотрите лучше, как ему идет костюм с нашивками.

- Если мост, как вы говорите, разрушен, - не унималась леди Милдред, - Как же тогда добраться до Матоди?

- Никак. Только на верблюде.

- Вы что же, хотите сказать, что нам придется сидеть здесь, пока мост не починят?

- Только не здесь, - не выдержал сэр Самсон. - Не здесь.

- Какое безобразие! - вырвалось у мисс Тин. Наконец, не дождавшись кофе, посол вышел из-за стола.

- Дела, дела, - бодрым голосом пояснил он. - Боюсь, до вечера я буду занят, поэтому, на всякий случай, хочу с вами попрощаться. Когда я освобожусь, вы все, надо думать, уже разъедетесь.

И он вышел из столовой, оставив своих гостей в полном оцепенении.

Вскоре они, все семеро, собрались в глубине сада обсудить создавшееся положение.

- Откровенно говоря, - сказал епископ, - со стороны посла, по-моему, в высшей степени необдуманно, более того, опрометчиво отправлять нас обратно, не дождавшись более обнадеживающих сведений о положении в городе.

- Мы - британские подданные, - заявила леди Милдред, - и имеем полное право искать защиты под британским флагом. Вы как хотите, а я остаюсь в посольстве независимо от того, нравится это сэру Самсону или нет.

- Я - тоже, - сказал мистер Джеггер.

Еще немного посовещавшись, они отправили к послу епископа, чтобы тот сообщил хозяину дома об их решении. Епископ застал Неполномочного мирно дремлющим в гамаке, в тени манговых деревьев.

- Вы ставите меня в очень сложное положение, - сказал посол, узнав от епископа, что гости уезжать не собираются. - Очень жаль, что все так получилось. Я-то уверен, что в городе вам было бы уютнее, чем здесь, и так же спокойно, но, раз вы хотите остаться, милости прошу, живите в посольстве до тех пор, пока страсти не улягутся.

К вечеру, когда леди Кортни удалось найти всем занятие (одни пошли в бильярдную, другие решили поиграть в лото, третьи - в карты или в крокет, а четвертые сели рассматривать альбомы с фотографиями), к семи непрошеным гостям прибавился еще один - в пыльном азанийском национальном костюме, с винтовкой в руке. Войдя в гостиную, восьмой гость прислонил винтовку к камину и только тогда подошел поздороваться с леди Кортни.

- Господи! - воскликнула она. - И вы тоже будете у нас жить?

- Только переночую, - заверил ее Бэзил. - Завтра рано утром я должен двигаться дальше. Куда можно поставить верблюдов?

- Верблюдов?! На верблюде к нам, кажется, еще никто не приезжал. Сколько же их у вас?

- Десять. Я путешествую под видом местного купца. Верблюды стоят на улице, с погонщиками. Надеюсь, их устроят на ночь. Мерзкие, надо сказать, твари, эти верблюды. У вас не найдется для меня стаканчика виски?

- Конечно, конечно. Дворецкий сейчас принесет. Может, попросить Уильяма дать вам рубашку и брюки?

- Нет, благодарю, я останусь в этом балахоне. Надо привыкать, ведь в европейском платье меня непременно сцапают. Вчера чуть было не подстрелили. Две пули выпустили.

Гости оставили свои занятия и обступили вновь прибывшего.