Вердикт - Джон Гришэм

В комнате присяжных никто не шелохнулся, только Николас подошел к двери и спросил:

— Кто там?

— Лу Дэлл. Пора идти в зал. Судья ждет вас.

— Передайте судье, чтобы он шел к черту!

Лу Дэлл обернулась к Уиллису. Тот, с глазами навыкате, потянулся к своему ржавому пистолету. Грубость Николаса насторожила даже самых рассерженных присяжных, но не расколола их единства.

— Что вы сказали? — переспросила Лу Дэлл.

Послышался щелчок, ручка повернулась. Николас вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

— Передайте судье, что мы не выйдем в зал, — заявил он, сверху вниз глядя на грязно-серую челку Лу Дэлл.

— Вы не имеете права так поступать, — как можно более грозно сказал Уиллис, который на самом деле грозным вовсе не был, а был, наоборот, слабаком.

— Заткнитесь, Уиллис.

События, связанные с присяжными, во вторник снова привлекли публику в зал суда. Уже стало известно, что одного присяжного отставили, а к другому ворвались в квартиру, что судья разгневан и велел изолировать жюри. Слухи нарастали, словно снежный ком, и уже говорили, что шпиона, подосланного табачными компаниями, застукали на месте преступления в квартире присяжного и выписан ордер на его арест. Полиция и ФБР повсюду ищут его.

Утренние газеты, выходящие в Билокси, Новом Орлеане, Мобайле и Джексоне, поместили большие статьи на первых полосах.

Судебные завсегдатаи толпились в здании. Большинство местных судейских чиновников вдруг вспомнили о неотложных делах и, явившись на службу, роились вокруг зала заседаний. Полдюжины репортеров из различных изданий оккупировали первый ряд позади адвокатов обвинения. Мальчики с Уолл-стрит, чья команда редела по мере того, как они открывали для себя местные казино, глубоководную рыбалку и долгие ночи в Новом Орлеане, снова была в полном сборе.

Так что было кому наблюдать за тем, как взвинченная Лу Дэлл на цыпочках прошмыгнула через дверь, откуда обычно выходили присяжные, пересекла переднюю часть зала, подошла к судейской скамье и наклонилась к судье. Харкин тоже склонился к ней, и они начали о чем-то шептаться. Сначала судья вертел головой, словно ничего не мог понять, потом тупо уставился на дверь, возле которой, недоуменно подняв плечи, застыл Уиллис.

Закончив свое сообщение, Лу Дэлл быстро вернулась и встала рядом с ним. Судья Харкин пристально посмотрел на удивленные лица адвокатов, затем на зрителей, потом стал царапать на бумаге что-то, чего и сам не смог бы прочесть, обдумывая между тем свои дальнейшие действия.

Забастовка присяжных!

Что сказано об этом в судейском справочнике?

Он пододвинул микрофон и сказал:

— Господа, у нас небольшая проблема с присяжными. Мне нужно переговорить с ними. Прошу мистера Рора и мистера Кейбла пройти со мной. Все остальные пусть остаются на своих местах.

Дверь снова оказалась запертой. Судья вежливо постучал. После третьего удара он попробовал повернуть ручку. Она не поддалась.

— Кто там? — спросил изнутри мужской голос.

— Это судья Харкин, — громко ответил Его честь. Николас, стоявший у двери внутри комнаты, повернулся и улыбнулся коллегам. Милли Дапри и миссис Глэдис Кард жались к сложенным в углу вещам, они страшно нервничали, боясь, что судья отправит их в тюрьму или накажет каким-либо другим способом. Но остальные присяжные были по-прежнему возмущены.

Николас отпер замок и открыл дверь. Приветливо, словно ничего удивительного не случилось, словно забастовки присяжных были рутиной судебных процессов, он улыбнулся и сказал:

— Входите.

Харкин, без мантии, в сером костюме, вошел в сопровождении Рора и Кейбла.

— Что у вас за проблема? — спросил он, оглядывая комнату.

Большинство присяжных сидели за столом, на котором в беспорядке стояли кофейные чашки и пустые тарелки. Везде были разбросаны газеты. Филип Сейвелл в одиночестве стоял у окна. Лонни Шейвер сидел в углу с лэптопом на коленях. Истер, без сомнения, был их делегатом и, возможно, подстрекателем.

— Мы считаем недопустимым, чтобы охранники осматривали наши вещи.

— Почему?

— Но это же очевидно. Это наши личные вещи. Мы не террористы, не торговцы наркотиками, а вы не таможенный чиновник. — Истер говорил решительно, и тот факт, что он столь смело вел себя с важным судией, вызвал у большинства присяжных чувство гордости. Он был их настоящим лидером, независимо от того, что думает по этому поводу Херман, и он не раз говорил им, что именно они, не судья, не адвокаты, не тяжущиеся стороны, а именно они, присяжные, — самые важные люди в суде.

— Но такова процедура изоляции жюри, — сказал Его честь, делая шаг навстречу Истеру, который был дюйма на четыре выше и вовсе не ежился от страха.

— Однако это нигде не записано, не так ли? Бьюсь об заклад, что это просто мера предосторожности, установленная председательствующим судьей. Ведь так?

— Но она вполне обоснованна.

— Недостаточно. Мы не выйдем в зал, Ваша честь, пока вы не пообещаете, что наши вещи оставят в покое. — Истер произнес это твердо, даже с некоторой скрытой угрозой. Ни у кого не осталось сомнений, что он не шутит. От всей группы говорил он один, из остальных никто даже не пошевелился.

Харкин глянул через плечо на Рора, и это было ошибкой, потому что тот тут же выпалил:

— Подумаешь, судья, велика важность! Эти люди не станут проносить с собой пластиковые бомбы.

— Довольно, — оборвал его судья, но Рор уже заслужил некоторую симпатию присяжных. Кейбл, разумеется, был того же мнения и хотел бы выразить свое сердечное доверие к присяжным, что бы они там ни напихали в свои туристские сумки, но Харкин не дал ему такой возможности.

— Очень хорошо, — сказал Его честь. — Сумки не будут обыскивать. Но если до меня дойдет, что у кого-то окажется хоть какой-нибудь из предметов, помеченных во врученном вам вчера списке как запрещенный, этот присяжный за неуважение к суду будет подвергнут тюремному заключению. Понятно?

Истер обвел взглядом комнату, поочередно останавливаясь на каждом из коллег. Большинство явно почувствовали облегчение, некоторые даже закивали.

— Отлично, судья, — согласился он.

— Ладно. Теперь мы можем продолжить слушания?

— Да, но есть еще одна проблема.

— Что еще?

Николас взял со стола какой-то листок, что-то прочел там и сказал:

— В соответствии с вашими изложенными здесь правилами нам разрешается встреча с супругом или супругой раз в неделю. Мы считаем, что этого недостаточно.

— Сколько же вам нужно?

— Как можно больше.

Это было новостью и для большинства присяжных. Некоторые мужчины, в частности Истер, Фернандес, Лонни Шейвер, действительно говорили об этом, но женщины — нет. Миссис Глэдис Кард и Милли Дапри чувствовали себя особенно неловко, опасаясь, что Его честь заподозрит их в сексуальной ненасытности. У мистера Карда уже давно были неприятности с простатой, и миссис Кард подумывала, не обнародовать ли ей это обстоятельство, чтобы сохранить свое доброе имя, когда Херман Граймз произнес:

— Мне достаточно двух раз.

Образ старины Херма, на ощупь пробирающегося под простыней к миссис Граймз, вдруг ясно представился присутствующим, и они не смогли удержаться от смеха, который и разрядил обстановку.

— Полагаю, нет нужды проводить поименный опрос, — сказал судья Харкин. — Сойдемся на двух? Ведь речь идет всего о паре недель.

— Хорошо, два, но третий — в резерве, — сделал встречное предложение Николас.

— Да, так будет отлично, — поддержал его Джерри, у которого с похмелья покраснели глаза. Для Джерри даже день без секса был чреват головной болью, но он понимал две вещи: его жена будет в восторге оттого, что не увидит его целые две недели, а они с Пуделихой договорятся.

— Я возражаю против формулировки, — донеслось от окна. Это были первые слова, произнесенные Филипом Сейвеллом за все время суда. Он держал в руке свод правил. — Ваше определение лица, имеющего право на супружеские визиты, оставляет желать лучшего.

Оскорбивший его параграф звучал так: «Во время каждого супружеского визита каждый присяжный может провести два часа один, в своей комнате, со своей женой (мужем), подругой или другом».

Судья Харкин вместе с заглядывающими через его плечо адвокатами, а также все присяжные, перечитав этот параграф, терялись в догадках: какого черта не понравилось здесь этому извращенцу? Но Харкин не собирался дознаваться.

— Уверяю вас, мистер Сейвелл и господа присяжные, у меня нет намерения ограничивать кого бы то ни было из вас в чем бы то ни было, что касается супружеских визитов. Поверьте, мне нет дела до того, что и с кем вы будете делать.

Это, кажется, удовлетворило Сейвелла настолько же, насколько шокировало миссис Глэдис Кард.

— Ну, что-нибудь еще?