Асфоделия. Суженая смерти (СИ) - Гэлбрэйт Серина

– Полагаю, нам лучше вернуться, – наконец предложил Тисон.

– Да, разумеется, – спорить я не стала.

Обратно мы шли в гробовом молчании.

* * *

Представление для услаждения взоров императора и придворных оказалось своеобразной экранизацией местного бестселлера десятилетия. Жизель поведала, что спектакль поставлен по весьма популярной серии романов о похождениях славного рыцаря Огуста Храброго. Рыцарь без устали бродил по землям и странам, название которых ни о чём не говорило – что характерно, в спектакле не прозвучало ни одного из тех, что мне уже известны, – сражался с разбойниками и чудовищами и спасал девиц неизменно благородного происхождения из беды. Приличных спецэффектов катастрофически не хватало, градус пафоса в диалогах стремительно возрастал с каждым новым актом, а девицы при ближайшем рассмотрении стали повторяться. То есть актрисы-то разные, но набраны под один типаж: все с длинными и не всегда натуральными волосами, в меру бледные, с челом наивно-глуповатым, по ходу пьесы выражающим то крайнюю степень ужаса, то безграничный восторг, и глазами чуть навыкате. Попутно удалось выяснить, что в столице и крупных городах появлялись театры в том виде, что был мне привычен, и некоторые из них посещали даже представители знати, но императору расхаживать по общественным заведениям ради развлечения по-прежнему было не с руки, поэтому труппу вместе с реквизитом вызывали во дворец.

Наблюдая за актёрами в аляповатых костюмах, бегающих среди ярко раскрашенных фанерных декораций, я с грустью думала о родном мире.

Время идёт, а я всё ещё тут, просыпаюсь по утрам, теряясь в первые секунды, не понимая, где нахожусь и что здесь делаю.

Смотрю в зеркало, иной раз нет-нет да вздрагивая при виде чужого лица в отражении.

Путаюсь в слишком длинных для меня волосах и непривычной одежде.

Ем блюда, большую часть из которых при других обстоятельствах я бы и пробовать не стала.

Говорю с людьми, зная, что если произнесу какое-то нормальное для моего мира слово, например, интернет или метро, то они его не поймут, оно для местных всё равно что иностранное.

Удивляюсь вещам, которых не понимаю я.

Мечтаю о кофе, джинсах и смартфоне.

И гоню, гоню прочь мысли, что будет, если так ничего и не переменится.

Чужая в чужом краю.

Я останусь во Франской империи навсегда? Вернее, останусь там, куда отправят Асфоделию, в её теле? Если в конечном итоге её вернут на Сонну, что я, Алёна, буду делать на острове, среди её семьи, знающей её куда лучше, чем нынешнее моё окружение?

А если не вернут?

Хотя куда денутся? Если Стефанио не выберет Асфоделию, то не станут же её, в самом деле, держать при правителе до скончания веков, хоть в роли шутихи, хоть в качестве любовницы на замену. Правда, Эветьен упоминал, что император отдельно заинтересован в людях одарённых, но при том не состоящих на службе у Заката, а значит, может иметь на Асфоделию свои планы.

Увижу ли я когда-нибудь Свету? Какие бы отношения между нами ни сложились в последние годы, она моя сестра, единственный родной человек в целом мире, я её люблю и плевать на Костика, возведённого в ранг божества, плевать, что Света думает обо мне и моих причудах…

Арину, ещё слишком маленькую, чтобы запомнить меня?

Дом?

Мелочи, составлявшие прежнюю мою жизнь? Так много всего, казавшегося раньше столь незаметным, незначительным, что теперь, потерянное, возможно, навеки, вдруг стало нужным, важным, тем, без чего нельзя обойтись.

Нельзя, да. Но придётся, потому что выбора особого нет.

За спектаклем последовал ужин. Брендетта с восторженным придыханием призналась, что дней через десять снова будет представление, на сей раз исполненное не профессионалами, но любителями в лице юных прекрасных фрайнэ, уже получивших роли цветов в будущей постановке. Какая-то аллегория о цветах, пчёлах и добродетелях, красивые костюмы и танцы, а после маскарад до утра. Репетировать начнём послезавтра, так как завтра охота и Брендетте не терпится продемонстрировать Стефанио, как идёт ей костюм для верховой езды и как хорошо она держится в седле, истинная Фиона-охотница…

Любопытно, а остальным избранным когда собирались сообщить о добровольно принудительном участии в спектакле местного драмкружка?

И что бы такое придумать, дабы откосить от охоты? Ладно танцы, можно понаблюдать за другими и попытаться повторить, но лезть без малейшей подготовки в седло?! Лошадь не пол, она дилетантства наездника не стерпит, тем более человека, который возле живого коня только стоял. Да и то давно и недолго.

Ужин по обыкновению затянулся, порождая тоску по временам, когда я могла поесть за десять минут, читая при этом книгу, и после заниматься чем угодно, а не сидеть по часу-полтора в душном зале, ожидая окончания вереницы перемен блюд. Брендетта всерьёз готовилась склонить чашу весов, сиречь внимание Стефанио, в свою пользу, Нарцисса с грустью посматривала по сторонам, явно мечтая оказаться в другом месте, потише и побезлюднее, Жизель почти демонстративно игнорировала стол, за которым сидели вайленцы. Ну а меня посетила идея.

Все придворные здесь, в большом зале, будут пить, кутить и развлекаться ещё пару часов, не меньше. В общей суматохе отсутствия моего никто не заметит. Кили я днём о маршруте расспросила. Купальника, конечно, нет, но в этом мире современные модели вместе с подходящими тканями если и появятся, то ой как нескоро.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Да и просто хотелось отвлечься от беспрестанной суеты вокруг и собственных невесёлых мыслей.

Шепнув Жизель, что я отойду по личным делам, я поднялась из-за стола и направилась к выходу. Далеко уйти не успела – из-за соседнего встал Тисон и шагнул навстречу, заступил дорогу.

– Всё хорошо?

– Да, – я огляделась и, подавшись к мужчине, понизила голос: – Сходим на источники?

И сразу вид такой, будто я что-то неприличное предложила.

Прямиком в койку тащу, ага, а поутру наотрез откажусь замуж за него выходить.

– Сейчас? – Тисон тоже осмотрелся, убеждаясь, что нас не услышат.

– Да. Ты занят чем-то ещё?

– Нет, но…

– Тогда можно и сейчас.

– В такой час там вряд ли будет кто-то ещё.

– Потому-то я туда и собираюсь.

– Тебе лучше посетить источники завтра, в светлое время, вместе с другими фрайнэ…

– Завтра охота, – напомнила я.

– Значит, на следующий день.

– У нас репетиции.

– Репетиции? – повторил Тисон.

– Любительская постановка, – я вдруг перехватила пристальный, мрачный взгляд Морелла Элиаса, наблюдавшего за нами из-за стола. Впрочем, рыцарь Нарциссы, заметив, что я смотрю на него, сразу отвернулся, подчёркнуто небрежным жестом взял кубок и сделал глоток содержимого. – Брендетта уже заполучила главную роль, а мы будем так, в массовке. Тисон, я тебя не заставляю нырять вместе со мной – Кили подтвердила, что там раздельные залы, для эм и жё, как говорится. Ты можешь подождать, я обещаю не задерживаться, честное слово… или сам сходишь в мужской. Ты и так постоянно при мне, никакой… – хотела сказать «никакой личной жизни», но вовремя исправилась: – Никакого отдыха. Пожалуйста! Мне кажется, я скоро с ума сойду от этой постоянной шумихи вокруг, людей, дурацких требований и…

Осознания, что всё это – моя жизнь отныне и навсегда и возврата к старой не будет.

Тисон тоже обернулся к старшему – не спрашивая безмолвного разрешения, но проверяя, не уделяет ли тот нам чрезмерного внимания.

– Хорошо.

– Правда? – уточнила я на всякий случай.

– Правда, – Тисон посторонился, пропуская меня вперёд.

И мы тихонько, словно парочка проказливых ребятишек, покинули душный, гудящий зал.

Глава 12

На источниках и впрямь не было ни души. До места мы добрались без происшествий и лишних свидетелей и даже повернули не туда всего-то один раз. Как и я, Тисон первый раз оказался в Эй-Форийе и в здешних галереях и коридорах ориентировался не больше моего, но встретившийся на пути слуга объяснил, где мы ошиблись и в какую сторону на самом деле идти. Заодно я полюбовалась внутренней обстановкой дворца, яркими витражами, скульптурами, лепниной, колоннами, высокими расписными сводами, по красоте и масштабу изображений не уступавшими картинам в массивных позолоченных рамах на стенах. Видно, как много дядя Стефанио вложил в создание Эй-Форийи и сколь сильно благоволил людям искусства – в столичном дворце ничего подобного и близко не было. Да и вообще по сравнению с этим образцом архитектурного великолепия и роскоши эпохи Ренессанса столичная императорская резиденция походила на мрачный готический склеп.