За пеленой надежды - Барбара Вуд

Все было не так. Ради этого года она жила всю свою жизнь, ради этого года было принесено столько жертв, и сейчас ее охватил страх. «Мне нужно больше времени, чтобы разобраться в своих чувствах к Джонатану, найти ему место в своей жизни, и свое место в его жизни». Три недели и один день назад ей было легко любить Джонатана, ибо в запасе у них оставался один год. Но теперь она осознавала: близится решающий миг, до него осталось всего шесть месяцев. Мики завершит один этап, за которым последует новый, и, как она ни пыталась, ей не удалось найти место Джонатану в этом раскладе.

— Завтра я уезжаю на Гавайские острова, — наконец пробормотала она.

Сквозь тяжелые шторы в комнату проникал шум непрерывного движения на бульваре Вествуд. Люди спешили в большие кинотеатры, искали уединения в ресторанах, кружили вокруг Калифорнийского университета, надеясь чудом найти место, где припарковать машину. Жизнь продолжалась даже в это напряженное для Мики мгновение.

— Речь идет о собеседовании по поводу интернатуры? — наконец спросил Джонатан.

Мики подняла голову:

— На прошлой неделе я получила телеграмму. Со мной хотят побеседовать. Меня не будет два дня.

Джонатан стал кусать губы, посмотрел на шампанское, затем отложил свой фужер в сторону.

— Значит, ты уезжаешь?

— Джонатан, ты же знаешь ответ, я не передумала. Я давно говорила тебе, что для меня значит «Виктория Великая». Это лучшая в мире больница пластической хирургии, я уже три года мечтаю туда попасть. Это ради «Виктории Великой» я так усердно трудилась, бегала на все вызовы из отделения неотложной помощи и операционной, заводила знакомства в больнице Святой Екатерины, чтобы заручиться характеристиками…

Джонатан тут же вскочил. Мики не надо было упоминать о вызовах из больницы: они стали препятствием для них, вынуждали ее в последнюю минуту отменять свидания, спешно покидать рестораны… Зуммер Мики однажды затрезвонил даже в тот момент, когда оба лежали в постели.

— Мики, «Виктория Великая» не единственная больница в мире. Ты могла бы работать в Калифорнийском университете или остаться в больнице Святой Екатерины.

— Да, могла бы, но не хочу. «Виктория Великая» — самая лучшая больница и единственное место, где интернатура засчитывается в стаж ординатуры. В любом другом месте мне после практики пришлось бы снова обращаться за ординатурой, так что этот выбор гарантирует мне оба места, если меня возьмут.

— Ты не можешь быть в этом уверена.

— Могу. Это одна из самых престижных интернатур в нашей стране. Конкуренцию мне составят сотни претендентов. Вот одна из причин, почему я делаю всю нудную работу в отделении пластической хирургии больницы Святой Екатерины. Мне нужно быть во всеоружии, и когда пойду на то собеседование, то постараюсь сделать все возможное, чтобы убедить всех в том, что я им нужна.

— А если тебя не возьмут, куда ты пойдешь?

— Меня возьмут, Джонатан.

— Мики, если ты это место не получишь…

— Тогда вполне можно остаться в больнице Святой Екатерины. Джонатан, я получу эту интернатуру.

Он коснулся ее лица:

— И начиная с июля ты проведешь год на Гавайских островах?

— Шесть лет. Ты забыл о пятилетней ординатуре.

Он отвернулся и с силой впечатал кулак в ладонь другой руки.

— Мики, я не могу жить без тебя шесть лет.

— Тогда поедем вместе.

Джонатан обернулся, и на его лице появилось удивление:

— Ты же знаешь, что я не могу это сделать. Ты знаешь, что я намереваюсь создать здесь. Ты ведь не захочешь, чтобы я бросил все это!

— Но от меня ты как раз этого и требуешь.

Джонатан дышал глубоко, стараясь побороть свое разочарование. В этом разговоре не было ничего нового. Две недели назад они беседовали о том же, когда вместе с Рут и Арни ходили в городскую ратушу. Там состоялась скорая гражданская церемония, на которой Сондра Мэллоун плакала, а Джонатан и Мики осознали горькую правду, которую никому из них не хотелось признавать.

— Я буду жить в нашей квартире у колледжа, — сказала Рут во время скромного свадебного обеда в маленьком ресторанчике недалеко от городской ратуши. — Эти шесть месяцев до выпуска станут решающими. Не могу же я каждый день приезжать сюда из Тарзаны.

Джонатан повернулся к Арни, который, как обычно, хранил спокойствие.

— Когда вы уезжаете в Сиэтл?

— Как только я завершу здесь все дела. Я продал свою половину бухгалтерской фирмы партнеру, и он уже взял нового сотрудника. В Сиэтле мне сразу придется начать с поиска работы. Рут приедет ко мне в июне.

Джонатан и Мики обменялись взглядами: оба понимали, на какие жертвы идут их друзья…

Джонатан резко встал, чувствуя, что его разочарование переходит в бессилие. Он привык добиваться своего, управляя событиями на съемочной площадке.

— Мики, давай покатаемся, — вдруг сказал он, подходя к шкафу, чтобы забрать свою ветровку. — Я чувствую, что меня одолевает клаустрофобия.

К удивлению девушки, вместо того чтобы поехать к океану, Джонатан повел свой «порше» к автомагистрали Сан-Диего, затем на север, пока не оказался на автомагистрали Вентура, и направился на запад. Оба молчали, каждый старался придумать новые слова, новые убедительные аргументы, а когда машина ехала через Вудленд-Хиллз к малонаселенному уголку долины Сан-Фернандо, Мики начало одолевать любопытство.

Вскоре Джонатан свернул с кольцевой развязки и повел машину на запад, к горам, подальше от света и транспорта, и вскоре у них под колесами оказалась не асфальтовая, а грунтовая дорога. Долина осталась позади, машину окутала темнота. Наконец свет фар выхватил из тьмы ржавый решетчатый забор и поржавевший знак с надписью: «Не въезжать». Джонатан остановил машину и выключил двигатель.

— Где мы? — спросила Мики.

Он повернулся к ней в темноте и коснулся ее волос:

— Я не хотел тебе показывать это. Я собирался открыть это место в торжественной обстановке. Пойдем.

Джонатан вел ее за руку, следуя за белым пятном света от фонаря. Под их ногами хрустел гравий. Ночь была холодной, и темнота казалась почти зловещей. Он остановился перед закрытыми на цепь воротами, на которых висел выдержавший натиск природы знак с надписью «Частная собственность», и отпустил ее руку.

— Что ты собираешься делать? — шепотом спросила она.

— Сейчас увидишь.

Он достал ключ, и через мгновение ворота открылись перед ними. Джонатан снова взял Мики за руку и повел ее дальше.

Сначала казалось, что они идут в никуда, в огромную мрачную пустоту, которую не назовешь ни землей, ни небом, но, когда фонарь Джонатана стал выхватывать куски земли то тут, то там, Мики начала кое-что различать. Массивные здания и склады, фасады магазинов с разбитыми витринами и облупившейся краской, уцелевшие участки тротуара, накренившийся дорожный знак. Это был жуткий покинутый город.