Реабилитация - Тимофей Царенко

Честно, мне стало обидно. Тот же Фауст, хоть и откровенный маньяк (узнать о нем побольше надо), но верит в свою идею. А тут меня убеждают быть кем то... С помощью программы! Забиваем начальные условия, задаем переменные. И вуаля. Эффект получен. Вяжите его тепленьким. Ненавижу лицемеров.

– Ладно, Луи. Дай мне подумать до завтра. Какие плюшки мне отсыпят, если приму покровительство твоего плана?

И мы начали торговаться. Выбив себе максимальные преференции, начиная от уникального питомца на место подлежащего утилизации Кошмарика, заканчивая парой уникальных квестов на поднятие социальной значимости. Когда довольный собой проповедник ушел, я отписался Моргену, чтобы уточнить давно мучивший меня вопрос.

– Салют работникам физического труда! Ты в игре?

– Ага, взял тут квест на детективное расследование.

– Убийца садовник!

– Минуту... Все сходится! Откуда ты... А в прочем не важно. Чего хотел?

– Да вот объясни мне, что за зверь такой, социальная значимость?

– А ты не в курсе?

– Морген, ты удивительно постоянен в своих реакциях. Можешь объяснить просто?

– Хорошо. Социальная значимость определяет положение человека в обществе.

– То есть?

– Ну вот исполнился тебе 21 год, ты теперь полноправный гражданин. И дают тебе 20 единиц соц. значимости. Был ребенком одаренным, получи еще тройку к этому значению. Закончил какой–нибудь университет, получи еще пятерку, или десятку. В зависимости от уровня учебного заведения. Отслужил в армии – еще 5–7 пунктов в плюс. И так далее. И в итоге к годам 30 можно набрать почти полтинник соц значимости!

– Эм, а выше?

– Ну, работаешь врачом, хорошим врачом, можно получить десятку. Стал отцом еще тройка за каждого ребенка.

– И на что она влияет?

– Работа. С соц значимостью ниже 35 нельзя управлять коллективом более чем в три человека. Руководство крупным отделом человек в сто начинается от полтинника социалки. В гос. структуры меньше чем с сорока пятью не берут. Цены опять же, в любом магазине, дают скидку по этим цифрам. Человек с двумя сотнями значимости может убить трех человек, без риска какого–либо наказания, даже в случае его безусловной вины.

– А сотка?

– Это руководитель компании и ежегодны доход в две сотни тысяч эрго.

– Две сотни?

– Крупные ученые, руководители государств и корпораций. Разрешение неограниченного продления жизни.

– А три сотни?

– Три сотни – это верхняя планка. Нобелевские лауреаты. Члены правящего дома империи после генетической и профессиональной аттестации. Люди, спасшие более чем тысячу человек своим поступком.

– О как... Другими словами, если я потратил 18 единиц этой значимости, я...

– Ебанат!

– Лаконично. Какой–нибудь офисный планктон после такого...

– Повесится! На что ты потратил то хоть?

– Не потратил, а сняли. Один раз за расу, другой раз за достижение. И вообще, на кой мне эти единички? Чтобы ожить нужна трехсотка. А так, мне не горячо не холодно!

– Тоже логично. А ты хочешь ожить?

– Хочу. Потому и стану Богом! Там такую значимость автоматически дают. А потом свалю в реал!

– Мда, Филин, ну у тебя и амбиции. Зачем тебе это? Я сейчас представил себе твою паству... Темный жрец с расстройством психики, эльф с задержкой развития, молчаливая, но очень убедительная оторванная голова...

– И Эпичный убиватор Моргенханд! Давай в другой раз. Ты мне вот еще что скажи. Как игрок можно сменить план–покровитель?

– Делать что–то ему противоестественное. Ну, морозить демонов, для призывателя, жизнюкам пытать кого и так далее. Иногда при этом может измениться игровой класс. Ты хочешь сделать падлу этому Луи? Тебе врагов мало?

– Есть такое слово, надо. К тому же он мне не понравился.

– Чем? Приятный вроде мужик. И самый геморный для тебя противник.

– Не люблю лицемеров. А еще меня раздражают люди, прячущие свое несчастье под презрением. Я покажу этому проповеднику, как целить душу!

Глава 21

Отступление 6

Чертов туман! Карл очень замерз, устал и промок. Идея идти в ночной рейд на болота уже как часа полтора назад перестала казаться ему замечательной. И спутники куда–то подевались. Стоило признаться самому, он заблудился. Внезапно раздался шорох. Карл вскинул посох, готовый взорваться десятками воздушных лезвий. Гулко ухнуло. Птица, всего лишь ночная птица. Карл с облегчением выругался, вспоминая, что помимо всяческих монстров в игре есть еще и вполне обычные живые существа, которые живут своей жизнью. Снова раздался шорох и на мага спикировал филин огромных размеров. Задев голову Карла крылом. Тело словно онемело. Не было сил отвернуть взгляд и пошевелится, исчезли все желания и мысли. Филин мешковатой кучей упал перед Карлом, тьма скрывала изменения, и перед парализованным магом возник незнакомец в широкополой шляпе и плаще. Лицо и фигуру скрывал мрак.

– Возьми!

Незнакомец, над котором не висел ник с именем, протянул Карлу изогнутый керамбит.

– Отдай свое сердце светлому богу! – Снова приказал человек–оборотень, и взглянул в глаза магу.

В голове Карла возникла мысль "Он друг, он передаст моей сердце Богу, ему можно верить!". Осталось только отдать сердце... Лезвие с хрустом рассекло мантию из плотной ткани, а следом за ним и подреберье. Дрожащей рукой Карл торопливо запустил в руку в раскрытую рану, и одном движением вырвал трепещущее сердце.

– Будь счастлив! – Прошептал незнакомец, почтительно принимая комок окровавленной плоти Приказал? Попросил?

Маг улыбнулся, опускаясь на землю. Душу затопила волна незамутненного ничем счастья, затопила смывая боль из рассеченной груди, смывая заботы, страх, смывая память и имя...

Конец отступления

Два воина и жрец растеряно стояли над телом погибшего соратника. Рассеченная грудь, в которой плескалась лужица крови на месте сердца, безмятежное лицо, украшенное счастливой улыбкой, крайне неуместно оно было для трупа. А еще с тела не пропадала одежда. И соратник не отвечал на вызовы. Ни в чате, ни на мобильный. "Абонент не существует".

Я летел сквозь тьму. Потоки теплого ветра отмывали тело, играя с распахнутыми крыльями. Подо мной плескался океан. Океан жизни, где в причудливые узелки сплетались жизнь и смерть, упоение страстью и погоней, страх, что гонит вперед или заставляет тело неметь, притворяясь бездушным камнем. Запахи и зовы. Бесконечное число смыслов и путей. "Найди свой, и будь счастлив" – шептал лес. А над головой простиралась бездонная бездна неба. И теперь, чтобы упасть в него, не нужно терять даже жалкой точки опоры, а просто чуть иначе изогнуть крылья, и камнем упасть в безмятежную глубину неба, не оставив даже кругов на воде.

Крохотный, с такой высоты, город внизу, приветливо сверкнул огнями. Я сложил крылья и рухнул вниз, раскрыв крылья лишь у самой земли, резко изменяя направление полета. Мягко опустился на подоконник, и сбросив одежду завалился спать.

– Здравствуй, Филин.

– Здравствуй, Самум. Ты что–то хотел спросить?

– Да, у тебя есть еще сны?

– Еще сны? Есть. Но они не для всех. В них слишком много меня. Для других они будут ядом, разъедающим душу. Давай я лучше расскажу тебе сказку?

– Сказку? Я знаю все сказки, очень многие из них легли в основу этого мира.

– Самонадеянный сверх разум. Невозможно знать все сказки. Если ты возьмешь сказку, и изменишь там пару слов, она может изменить смысл. Весь смысл. Но для такого недоверчивого тебя у меня есть сказка, которую ты точно не слышал. Ты хочешь услышать сказку про ветер?

– Про ветер? Я мгу считать ее из твоей памяти.

– А зачем? Отключи снова свои оценочные и аналитические модули, Самум, и слушай.

Ветерок родился в осеннем лесу, изукрашенном багрянцем и золотом, когда бегущая куда–то по своим делам лиса махнула хвостом, взметнув целый ворох кленовых листьев. Он гулял между стволами дубов и грабов, кружил вихри сухих иголок в корнях поваленных елей.

Однажды, когда ветерок уже вырос, и стал ветром, способным срывать листву с деревьев, и выдувать тепло из неаккуратно выкопанных нор, он увидел мальчика. Мальчик стоял над глубоким оврагом, раскинув руки, и смотрел вниз. Ветер ни размышлял ни мгновения, и ударил изо всех своих сил. Удар получился так себе, но хрупкой фигурке мальчика, застывшей в неустойчивом равновесии, этого хватило. Мальчик беззвучно сорвался вниз. Ветер упал на дно оврага в след за ним, ожидая слез боли и криков о помощи, но... Он услышал смех.