Шалость - Анри Ренье

Если в буфетной еще говорили о странном происшествии, следствием которого явилась кража лошади, то г-н де Вердло, казалось, совершенно не вспоминал о нем. Когда ему случалось об этом подумать, все случившееся представлялось ему каким-то кошмаром, и он старался поскорее о нем забыть. Не привел ли он сам Эспиньоль в состояние готовности защищаться от всяких неожиданностей? Да и чего, впрочем, бояться? Знаменитый капитан и его шайка не появлялись больше с тех пор, как воинские отряды кочевали по всей округе, чтобы следить за безопасностью путешествия по дорогам. Поэтому в Эспиньоле жили совершенно спокойно. Увлечение м-ль де Фреваль фехтованием и стрельбой постепенно ослабевало. Иногда только она бралась за рапиру и вступала в бой с Аркененом, чтобы поупражнять руку, или ради собственного удовольствия сажала несколько метких пуль в чучело на парковой лужайке. Кроме этих редких минут, для чучела в плаще выдались счастливые дни: когда падал дождь, треуголка служила ему чем-то вроде водостока, а во время вихря она вертелась на своем шесте по воле ветра. В январе, когда начались продолжительные метели, сопровождаемые обильным падением снега, чучело превратилось в зябкого, покрытого инеем деда-мороза.

Выпавший снег покрыл все окрестности таким глубоким молчанием, что, казалось, можно было слышать полет птиц в небе. Эспиньоль, казалось, разделял окружающее оцепенение. Ни одного звука шагов не раздавалось на дворе, и, так как малейший шум резко подчеркивался морозным воздухом, каждый старался вести себя как можно тише. Аркенен ходил на цыпочках; теплые туфли Гоготты оставляли на снегу едва заметные следы. Все вокруг казалось мертвым, и как-то не верилось, что земля сможет когда-нибудь сбросить этот саван. Казалось, что она навсегда погружена в сон и что никогда уже нельзя будет увидеть того, что скрыто под ее белым покровом. Впечатление бесконечного однообразия и всеобщего оцепенения было так сильно, что однажды, наблюдая через оконное стекло снежную пелену, закутавшую парк, Анна-Клод почувствовала, что по ее лицу текут слезы.

Но все имеет свой конец. Как-то на исходе недели погода переменилась — прояснилось небо и сверкнуло солнце. Снег растаял. Потом зима, после передышки, снова вступила в свои права. Миновали январь, февраль. В марте по некоторым признакам можно уже было угадывать первые шаги весны. Аркенен предложил девице де Фреваль вспомнить о верховой езде и совершить галопом прогулку по полям. Уже в течение двух месяцев он принужден был отказываться от сопровождения девицы де Фреваль по причине боли в пояснице, которая не позволяла ему держаться в седле. Г-н де Вердло не хотел, чтобы Анна-Клод отваживалась без Аркенена покидать Эспиньоль. Правда, Куаффар всегда был готов его заменить, но Анна-Клод не показывала вида, что заинтересована в его обществе. Более того, Гоготта объявила, что Аркенену станет гораздо хуже, если Куаффар захватит обязанности, которые, в сущности, ему не принадлежат. Куаффар очень хорош там, где надо выращивать салат и поливать брюкву, но гарцевать рядом с барышней — вовсе не его дело. Узнав об этом соперничестве, Анна-Клод принуждена была отказаться от прогулок, к которым успела уже привыкнуть; поэтому она с удовольствием приняла предложение Аркенена снова к ним вернуться.

День этот был серым, почти теплым. Иногда пробегал острый ветерок и оставлял в воздухе ощущение холода. Земля уже утратила ледяную отверделость и суховатую звонкость, но в ней еще оставалось что-то бездейственное и окоченелое. Копыта отпечатывались, не завязая в грязи. Лошади после долгого пребывания в конюшне были послушны малейшему движению руки. Обогнули пруд. В его спокойных водах Эспиньоль отразил свое «Старое крыло». Скоро толстая угловая башня и острые крыши замковых зданий пропали из виду. Перед всадниками раскрылась между еще безлистной живой изгородью дорога, идущая по коричневым полям. Перешли на галоп. Девица де Фреваль впереди, Аркенен, еще не оправившийся от боли в пояснице, за нею следом. Миновали речушку Пурсод и в Бафонтене въехали в лес. Тропинка сначала была удобной, но потом быстро сделалась труднопроходимой, узко зажатой между двумя рядами окаймляющих ее деревьев. По коре ствола бежал бархатистый мох. Запах земли смешивался с запахом сухих листьев. На кусте слабо чирикала птичка. С нежным шорохом крыльев она снялась с места. Аркенен принялся насвистывать. Он самодовольно посматривал на девицу де Фреваль. Ученица делала ему честь. Посередине дорожки показался кряжистый пень странной формы. Лошадь Анны-Клод сделала быстрый скачок в сторону. Но девица де Фреваль сдержала ее поводьями. Так прибыли они к Большому Холму. Раз уже они очутились на этом месте, Аркенен соскочил на землю, чтобы подтянуть подпругу лошади девицы де Фреваль.

Дергая за пряжку, Аркенен смотрел на молодую девушку. С того дня как карета привезла ее в Эспиньоль, жизнь на открытом воздухе и те занятия, которым предавалась девица де Фреваль, совершенно ее преобразили. Ничего не утратив из своего изящества, она значительно окрепла. Теперь это была очень красивая, сильная и здоровая девушка, с некоторой долей дерзости и решительности в характере, что сменилось, впрочем, через несколько дней обычной для нее грустью и необъяснимой рассеянностью, так как в Эспиньоле никто и не думал ей в чем-либо противоречить. Г-н де Вердло предоставлял ей полную свободу и никогда не отказывал в том, что ей хотелось иметь из нарядов и безделушек. Несмотря на такое отношение к ней, Анна-Клод, как часто замечал Аркенен, время от времени бывала подвержена некоторому оживлению. В такие дни она не могла усидеть на месте и блуждала по замку, как осужденная душа, погруженная в такую задумчивость, что решительно никого не замечала, даже если приходилось с кем-либо столкнуться лицом к лицу. За время только что протекшей зимы молодая девушка не раз давала заметить в себе подобную нервность и беспокойство.

Аркенен приписывал их отсутствию ее любимых прогулок верхом, а также тем волнениям плоти, которым подвержены девушки даже самых благородных фамилий. Впрочем, эти вопросы его совершенно не касаются. Бог с ними! Верный своему служебному долгу, Аркенен создан для того, чтобы быть конюхом и телохранителем юной девушки, а также чтобы подтягивать, когда в этом встретится необходимость, ремни ее седла. Сделав это, наш Аркенен вытащил из кармана маленькую трубку и спросил у девицы де Фреваль позволения дать отдых своей еще недостаточно оправившейся пояснице. Анна-Клод, улыбаясь, кивнула в знак согласия и села рядом с Аркененом на повалившееся дерево. Во время таких остановок в пути Аркенен очень любил рассказывать девице де Фреваль то, что занимало его внимание, и на этот раз дымящаяся трубка напомнила ему, без сомнения, дымок, поднявшийся после выстрела из его пистолета, потому что он вернулся к рассказу об их встрече с разбойниками. Он дал почувствовать, что, к величайшему его сожалению, поднявшись с земли только после окончания боя, он не имел возможности заметить лицо этого знаменитого капитана, о подвигах которого ходило столько рассказов. И хотя сам Аркенен был честнейшим человеком в мире, совершенно неспособным на какой-либо предосудительный поступок, он высказывал полную снисходительность и даже удивление по поводу тех людей, которые покушаются на имущество своих ближних с оружием в руках и чуть ли не по всем правилам военного искусства. К рыцарям больших дорог Аркенен относился с уважением, которого он не мог в себе побороть. И наоборот, он испытывал глубочайшее презрение к мелким воришкам и похитителям кошельков, которые действовали обычным обманом, призывая себе на помощь только хитрость и ловкость, которые опустошали карманы прохожих, прокрадывались исподтишка в дома и вообще извлекали пользу из всякого подвернувшегося под руку случая. Г-н Аркенен относился с большим презрением к этим мелким людишкам, но он не мог отказать в своем уважении людям, которые на большой дороге или в лесной чаще подносят пистолет к лицу путешественника и, сделав свое дело, вступают в перестрелку с охранительным отрядом или завязывают бой с войсками, применяя при этом уловки партизанского искусства. Они ведут себя с нами так, как принято поступать в неприятельской стране. Они неистощимы в прекрасных выдумках и замыслах и умеют, в случае необходимости, расплачиваться собственной шкурой. По отношению к тем, кто становится их жертвой, они позволяют себе некоторые вольности, быть может, несколько предосудительные, но, во всяком случае, лишенные всякой пошлости. Это не мелкие воришки, но люди более высокого ранга, без мошенничества и без плутовства, в каждое свое деяние вкладывающие достоинство разбойника. Предводителями их бывают часто настоящие капитаны от авантюризма, вроде того, который произвел нападение на карету. Аркенен не мог себе простить, что был в отсутствии в то время, когда он, назвавшись кавалером де Брежем, посетил замок Эспиньоль. Уже несколько раз расспрашивал он г-на де Вердло об этом событии, по поводу которого девица де Фреваль хранила глубокое молчание. И теперь она ничем не проявила своего внимания, когда Аркенен принялся снова вспоминать нападение на их карету.