Ступени любви - Ольга Михайлова

Энрико кивнул, но как безошибочно понял Амадео, соглашался он только ради супруги, но втайне оставлял за собой право высказать сестрице наедине после похорон все, что накипело на сердце. Супруги ушли к себе, Амадео же вышел в тенистый сад во внутреннем дворе замка, присел на резную скамью под старым дубом, посаженном тут ещё пару веков назад. Размышления его были путаны и обрывочны. События этого страшного дня сломали привычный ход вещей, отделяя кровавым мазком на Христовых ризах день нынешний от дня вчерашнего. Но душа Амадео, хоть и осквернённая, не была разрушена, поношение удручило, но не сокрушило сердце. Его любит женщина, равной которой нет. Ему преданы друзья, ринувшиеся на его защиту и готовые пожертвовать жизнью друг за друга, а понимание того, что он, несмотря на все предосторожности, не сумел оберечь друга и предотвратить резню, хоть и саднило душу болью и надрывало сердце, но что тут поделаешь? На все воля Божья.

Тут Амадео заметил у стены стройный девичий силуэт, различил в лунном свете белокурые волосы и понял, что это Бьянка Крочиато. Лангирано, сердцем понимая неловкость её положения, не пошевелился, ожидая, что она, увидев его, уйдёт. Однако девица не ушла, но подошла и села рядом.

Свершившееся в храме потрясло Бьянку. Когда она увидела, что Пьетро Сордиано ринулся на помощь убийцам, а потом набросился на Амадео Лангирано, она оцепенела. Слова брата, злые и безжалостные, ударили её наотмашь, но теперь, чуть успокоившись, Бьянка не могла не понять, что в них содержится кое-что истинное. Да, Пьетро в последние дни, казалось, сменил гнев на милость, был дружелюбен, охотно болтал в ней. Он подлинно задавал странные вопросы — о том, кто из друзей графа будет на турнире, и, узнав, что сам граф Феличиано не будет участвовать в схватках на ристалище, почему-то был огорчён, и спросил о храмовой службе…

Сейчас Бьянка удивлялась, почему это не насторожило её, но тогда она ни о чём дурном не подумала. Но значит, брат прав и в остальном? Пьетро пошёл на это из-за ревности к мужу Делии? Ради… Делии? Или ради денег? В отчаянии Бьянка вечером пошла к Чечилии, что в другое время и при иных обстоятельствах не сделала бы никогда.

С сестрой графа Бьянку связывали отношения непростые. Впрочем, простых и доверительных отношений у неё ни с кем и не получалось: слишком импульсивна была девица, ей непросто было не то что понять другого — дослушать и то порой было в тягость. В монастыре синьорину Чентурионе Бьянка уважала — та умела поставить на своём, и это импонировало. Неожиданная же свадьба Чечилии с братом изумила Бьянку, ибо Энрико в её понимании был человеком неприятнейшим: и ничего не понимал в людях, и собой был некрасив. Правда, она знала, что девицы ценили братца, но сама она никогда не полюбила бы такого человека. То, что Чечилия Чентурионе, которая могла сделать партию в сто раз лучше, стала её невесткой, странно уронило её в глазах Бьянки. Не верила она и в любовь Энрико к Чечилии — скорее всего, в зятья к Чентурионе набивался. Братец не промах!

Теперь же Бьянка растерялась. Мир, вчера ещё простой и понятный, перевернулся. Она неосознанно устремилась к Чечилии, желая услышать объяснения случившемуся. Невестка спокойно сказала ей, что Пьетро полюбил Делию ещё год назад, когда приезжал в монастырь, сопровождая Феличиано, а когда Делия вышла замуж за мессира Лангирано, не смирился, но решил убить мессира Амадео, чтобы заполучить Делию. Реканелли едва ли чего-то добились бы от него, не совпади их интересы. А Реканелли и Тодерини хотели уничтожить её братьев, конечно, прежде всего, Феличиано, а Пьетро нужна была заваруха в замке, чтобы в суматохе свести счёты с соперником. Чего ж тут неясного-то?

Чечилия роняла слова зло и раздражённо. Сейчас ей было ничуть не жаль эту запутавшуюся дурочку, которая своей глупостью немало способствовала гибели её Челестино.

— Энрико прав, тебе лучше на неделю-другую не появляться на дворе замка. Хочешь заказать отпевание предателя — поговори с отцом Фабианом — Раймондо на это едва ли согласится. Но на похоронах не показывайся.

— Почему… почему вы… почему вы все уверены, что он предатель? Мало ли в кого кто влюблён!

Чечилия, разбитая горем гибели брата, почувствовала мутную усталость.

— В ближайшие несколько дней всё выяснится, тогда и ты все поймёшь, — Чечилия заметила теперь, что на лице золовки больше не было того непробиваемого упрямства, которое всегда мешало Чечилии искать общества Бьянки. Господи, сколько горя вокруг… Чечилия понимала, что если Бьянка и способствовала произошедшим событиям, то, конечно же, ненамеренно, одураченная своим чувством к Пьетро.

И, глядя на побелевшее лицо Бьянки, Чечилия смягчилась. Гнев её угас.

Сама Бьянка раньше не могла бы поверить, что Пьетро способен на предательство того, в чьём замке вырос, что он может изменить Эннаро Меньи, заменившему ему отца, но она видела лицо Пьетро, когда он смотрел на Делию. Она поняла, что Чечилия может оказаться и правой. Как же это? Мир рушился вокруг неё.

И вот теперь рядом с ней сидел тот, из-за кого погиб Пьетро. Почему она не уходила? Бьянка подалась вперёд.

— Вы тоже полагаете, что Пьетро Сордиано предатель?

— Не знаю, — речь Амадео Лангирано была мягка и тиха. — Я удивился, когда он набросился на меня, я не ждал такого, испугался.

Бьянка с удивлением рассматривала мужчину, которого выбрала в мужья ненавистная Делия ди Романо. Он был приятен лицом, строен станом, спокоен и кроток, да к тому же — спокойно признавался в том, что испугался. Девица неожиданно подумала, что никто из знакомых ей мужчин не мог бы признаться в трусости. Пьетро никогда бы такого не сказал. Но этот говорил об этом так, словно не произносил ничего необычного. Бьянка, которая раньше сразу провозгласила бы сказавшего подобное трусом, поняла, что он на самом деле совсем не трус, а само признание в испуге — проявление уверенной в себе мужественности и хладнокровной силы.

— Мне Энрико сказал сегодня, — столь же бестрепетно продолжил Амадео, — что этот человек любил мою жену и хотел убить меня, но я ничего об этом не знал.

Бьянка бросила еще один взгляд на мессира Лангирано, поднялась и пошла в замок, по дороге размышляя о только что осмысленной странности, но потом её мысли снова вернулись к Сордиано. Рыцарские традиции были вековыми, и в основе кодекса чести лежал принцип верности сюзерену и долгу. Поощрялись воинская отвага и презрение к опасности, благородное отношение к женщине, помощь нуждающимся членам рыцарских фамилий и Церкви. Осуждению подлежали скаредность и трусость.

Но предательство не осуждалось. Оно не прощалось. Никогда.