Месть Темного Бога - Линн Флевелинг

— Рагу из дичи. Я ощипывал птичек по просьбе кока, пока ты спал. — Он сделал паузу, потом добавил, усмехаясь: — И я наслушался разговоров матросов: твой маскарад производит на них впечатление.

— Да? И что же они говорили?

— Кок уверяет, что он никогда еще не видел, чтобы капитан так увлекся женщиной. Другие заключали пари, добьется ли он от тебя милостей до тех пор, как мы прибудем в Нанту.

— Весьма маловероятно. Надеюсь, ты будешь верен долгу и защитишь мою добродетель, пока мы не ступим на берег, мой дорогой Кирис.

На их стук дверь открыл сам капитан Раль. Ради торжественного случая он нарядился в старомодный бархатный кафтан и даже подстриг бороду. Стеная в душе, Серегил протянул ему руку и позволил проводить себя к столу.

— Добро пожаловать, прекрасная госпожа! — воскликнул Раль, подчеркнуто игнорируя Алека и удерживая руку Серегила в своей. — Надеюсь, тебе все здесь понравится.

Маленький столик был накрыт на троих, вино уже налито в бокалы, восковые свечи — вместо вонючего масляного фонаря — зажжены.

— Ах, ты свежа, как весенняя роза на рассвете, — продолжал капитан, усаживая Серегила с обретенной долгой практикой галантностью. — Мне больно было видеть, какой поникшей ты выглядела сегодня днем.

— Мне гораздо лучше, благодарю, — пробормотал Серегил. Алек подмигнул ему за спиной Раля.

И дичь, и вино оказались превосходны, однако беседа во время еды носила не особенно оживленный характер. Раль продолжал не замечать Алека и довольно резко оборвал его, когда юноша намеренно заговорил о гипотетическом супруге госпожи Гветелин. К этому времени, однако, Алек освоился со своей ролью и начал получать от нее удовольствие.

— Не расскажете ли вы нам о новостях с юга, капитан, — предложил Серегил, когда над столом повисла особенно напряженная пауза.

— Ну, я думаю, ты уже слышала о пленимарцах? — Раль потянулся за большой почерневшей трубкой. — Ты позволишь, госпожа? Благодарю. Перед тем как мы отчалили из Нанты две недели назад, пошли разговоры о том, что старый Верховный Владыка, Петасариан, снова болеет и долго не протянет. Это ничего хорошего нам не сулит, если ты хочешь знать мое мнение. Я ведь скаланец по рождению и не очень люблю пленимарцев, но Петасариан по крайней мере соблюдал заключенные договора. Молодой же его наследник Клистис — это совсем другое дело. Говорят, последний год он является фактическим правителем, и многие считают, что он опять готовит войну. По слухам, и к болезни старика он руку приложил, если ты понимаешь, что я хочу сказать. К тому же многие в Пленимаре считают, что Двенадцатый Куросский договор не должен был быть подписан; поэтому они хотят, чтобы Петасариан не путался под ногами у сына, когда тот примется наводить порядок.

— Так ты думаешь, что будет война? — Серегил с легкостью придал своему голосу женственное очарование. Раль важно пыхнул трубкой.

— Скала и Пленимар не знают, чем себя занять, когда не воюют друг с другом, хотя я считаю, что это Пленимар раскачивает лодку. Да, я думаю, что они снова собираются напасть друг на друга, и попомни мои слова, на этот раз пустяками не обойдется. Те купцы, что имеют дела в Пленимаре, говорят, что в портах вовсю строят новые корабли. По всему побережью орудуют вербовщики, и матросы побаиваются сходить на берег.

Это было новостью для Серегила, но прежде, чем он смог расспросить капитана более подробно, появился юнга, чтобы убрать со стола. Пока юнга уносил тарелки и менял скатерть, Раль отпер шкафчик над своей койкой и достал оттуда пыльную бутылку и три маленьких оловянных бокала.

— Выдержанный коньяк из Зенгата. Настоящая редкость, — сообщил он, наполняя бокалы. — Мои деловые контакты в Нанте дают мне возможность приобретать такого рода вещи. Давай, молодой господин Кирис, выпьем за здоровье нашей прекрасной дамы. Да будет она радовать глаза и сердца тех, кто удостоится чести видеть ее!

Хотя капитан обращался к Алеку, он при этом не отрывал взгляда от Серегила.

Тот скромно потупился и пригубил огненный напиток.

Алек поднял кубок в ответ и, демонстрируя искреннее ликование, провозгласил ответный тост:

— И за здоровье благородного младенца, которого она носит под сердцем, моего будущего кузена!

Раль поперхнулся коньяком. Серегил бросил на Алека веселый изумленный взгляд, но успел взять себя в руки, пока капитан не прокашлялся.

— Я не стала бы касаться этой темы, если бы не юношеский энтузиазм моего дорогого родича, — пробормотал Серегил, отставляя кубок. Майсенские благородные дамы были известны своей сдержанностью и скромностью.

Однако Раль явно был обескуражен меньше, чем рассчитывал Алек. Серегил мог догадаться, какие мысли промелькнули за этими темными глазами: «В конце концов, если поле уже вспахано и засеяно, а красотка все еще хороша, так в чем же дело?», — О госпожа, я и не имел представления!.. — Капитан похлопал ее по руке с еще большим жаром. В этот момент появился кок с подносом, на котором было несколько закрытых чаш. Раль поставил одну из них перед Серегилом. — Неудивительно, что ты не очень хорошо себя чувствовала. Может быть, десерт восстановит твои силы.

— Действительно. — С улыбкой предвкушения Серегил поднял крышку и застыл в неподвижности, смертельно побледнев. В чаше, полной отсеченных ушей и языков и вырванных глаз, извивались черви. Серегила обдала горячая волна тошноты и паники. Со звоном уронив крышку чаши, он бросился вон из каюты.

— Не пугайся, мальчик, — услышал он за спиной голос Раля. — Это вполне обычно для женщин в ее положении…

Добежав до поручней, Серегил перегнулся через борт, и его вырвало. Только через несколько секунд он смутно осознал, что рядом стоит Алек.

— В чем дело? — спросил юноша испуганным шепотом.

— Отведи меня вниз, — простонал Серегил. — Быстро, отведи меня вниз.

Алек почти в охапку отнес его по трапу в каюту, и Серегил рухнул на койку и закрыл лицо руками.

— Что случилось? — умоляюще спросил Алек, обеспокоенно склоняясь над ним. — Может быть, сходить за капитаном или принести тебе коньяка?

Серегил отчаянно замотал головой, потом взглянул на юношу:

— Что ты видел?

— Как ты выбежал из каюты.

— Нет! В чаше. Что ты в ней видел?

— В чаше с десертом, имеешь ты в виду? — непонимающе переспросил Алек.

— Печеные яблоки.

Серегил поднялся, подошел к единственному маленькому окошку, открыл его и глубоко вдохнул холодный воздух. Его мучил страх, острый, как лезвие кинжала. Все его инстинкты требовали, чтобы он защищался, а главное, бежал — бежал куда угодно. Голова его снова раскалывалась, а пустой желудок, казалось, завязался узлом.