Чужая маска - Александра Маринина

Галина Ивановна расплакалась и полезла за платком. Ольшанский молча налил воды и протянул ей стакан, не пытаясь успокаивать и не произнеся ни одного сочувственного слова. Настя видела, что он буквально кипит от негодования, но пока еще сдерживается.

– Не нужно так плохо думать о своей невестке, – сказал он, когда Параскевич перестала плакать. – Она не убивала вашего сына.

– Откуда вы знаете? – всхлипнула женщина. – Я уверена, что это сделала она.

– Галина Ивановна, она этого не делала, уверяю вас. У меня есть собственноручное признание убийцы, это совсем другой человек.

– Значит, вы нашли его? – Слезы на лице Параскевич мгновенно высохли. – Кто он? Кто этот подонок?

– Я пока не могу этого сказать. Существует тайна следствия, и разглашать ее не положено.

– Но я мать! – возмутилась она. – Я имею право знать, кто убил моего сына. И вы обязаны мне сказать имя убийцы.

– Вы ошибаетесь. – Ольшанский сдерживался из последних сил. – Я не обязан этого говорить никому, в том числе и вам. Поверьте, я уважаю ваши чувства и понимаю ваше горе, но соблюдать интересы следствия я все-таки должен.

– В таком случае я требую, чтобы вы привлекли ее к суду! – заявила Параскевич.

– Кого – ее?

– Светлану, вдову моего сына.

– За что? – изумился Константин Михайлович. – Я же вам объяснил, что она не причастна к смерти Леонида.

– Она обязана отдать мне половину наследства. Я имею такое же право наследовать после моего сына, как и она. И если она собирается стричь купоны с того, что создано трудом моего сына, то я требую причитающуюся мне половину.

Со своего места Настя видела, как непроизвольно исказилось лицо следователя, и поняла, что он сейчас сорвется, потому что его выдержке и терпению пришел конец. Она отвлекла огонь на себя:

– Я не уверена, что ваши претензии имеют под собой законное основание, но в любом случае вам нужно с этим обращаться в суд, к судье по гражданским делам, а не к следователю, ведущему дело об убийстве.

– Но это дело об убийстве моего сына, – возразила Параскевич. – И речь идет о наследстве моего сына. Поэтому я требую, чтобы мои права были защищены, и обращаюсь с этим в первую очередь к вам.

– Галина Ивановна, следователи не занимаются наследственными делами. Они просто не могут этим заниматься, у них нет таких прав.

– У них есть самое главное право, – высокомерно заявила женщина. – Право следить за соблюдением законности и защищать права потерпевших. Разве этого недостаточно, чтобы защитить интересы несчастной матери, потерявшей сына?

Ольшанский уже справился с собой и кинул на Настю благодарный взгляд: мол, спасибо, что отвлекла, дала передышку, теперь я могу включиться.

– Интересы матери, потерявшей сына, я и защищаю как следователь, я делаю все, чтобы найти и привлечь к ответственности убийцу Леонида. Но вы, как мне кажется, сейчас говорите об интересах матери, претендующей на наследство своего сына, а это уже несколько иное. И с точки зрения права, и с точки зрения морали. Если вы считаете нужным судиться с вашей невесткой, то подавайте исковое заявление в суд в порядке гражданского судопроизводства. Делить ваши со Светланой Игоревной деньги я не буду, это не моя задача.

– Ах так! – Галина Ивановна сложила руки на груди и кинула на следователя презрительный взгляд. – Интересно, что вы запоете, когда я вам скажу, что это именно Светлана наняла убийцу, который избавил ее от Ленечки?! Вот помяните мое слово, это так и есть. Интересно, в чем же вам признался этот убийца, которого вы якобы нашли?

– Я уже объяснял вам, в интересах следствия я не считаю нужным ни с кем это обсуждать. Вы все узнаете на суде.

– Так вот что я вам скажу, Константин Михайлович. – В ее голосе явственно зазвучала угроза. – Я все поняла. Вы вступили в сговор со Светланой. Вы прекрасно знаете, что это она убила моего сына, но она делится с вами баснословными гонорарами, которые получает как вдова великого писателя, и вы ее за это покрываете. Может быть, вы даже спите с ней. Да-да, теперь я не сомневаюсь. В прошлый раз, когда я рассказывала вам о том, как эта мерзавка изменяла моему сыну, вы всеми силами старались уверить меня, что мне показалось. Тогда я не обратила на это внимания, а теперь вижу, к чему все идет. Вижу! Вы нагло лжете мне в глаза, говоря, что нашли убийцу. Вы его никогда не найдете, потому что будете выгораживать Светлану. Или подсунете суду какого-нибудь несчастного пьяницу, будете его избивать, морить голодом и держать в камере, кишащей клопами и крысами, пока он не напишет вам чистосердечное признание. Да после этого он и сам поверит, что убил моего сына. Я ваши методы знаю! И я вас выведу на чистую воду.

Настя увидела, как заходили желваки на лице Ольшанского, и испугалась, что он сейчас или заорет благим матом, или запустит в голову Галине Ивановне чем-нибудь тяжелым.

– Галина Ивановна, вы ведете себя совершенно недопустимо, – снова вступила она, чтобы дать следователю передышку. – Вы грубо оскорбляете Константина Михайловича, обвиняя его в том, что он подтасовывает факты или скрывает их в ущерб интересам правосудия. Вы обвиняете его в том, что он берет взятки от убийцы и покрывает его. В любом другом случае Константин Михайлович, безусловно, подал бы на вас в суд за оскорбление и клевету, поскольку свои клеветнические обвинения вы предъявили ему не с глазу на глаз, а в присутствии третьего лица, то есть меня. Таким образом, свои оскорбительные выдумки вы сделали достоянием гласности. А это, Галина Ивановна, статья уголовного кодекса. И если Константин Михайлович терпит ваши выходки и высказывания и не выставляет вас вон из своего кабинета, то только потому, что уважает ваши чувства и понимает, что вы недавно потеряли единственного сына, у вас расшатаны нервы и, вполне возможно, расстроена психика. Будет лучше, если вы постараетесь взять себя в руки, извинитесь и пойдете домой.

Параскевич молча встала, надела шубу и подошла к двери.

– Не пытайтесь меня запугать, – холодно произнесла она, стоя на пороге. – Я вас выведу на чистую воду. Я докажу, что жена моего сына преступница. И пусть вам будет стыдно до конца ваших дней.

– Да уж, – протянул Ольшанский, когда за ней закрылась дверь. – Тяжелый случай. Хорошо, что у меня ума хватило тебя позвать, а то я бы ее точно убил. Как муж с ней столько лет прожил? Бедолага. Да и сыну, видно, доставалось. Настасья, есть хочешь?

– Нет, спасибо.

– Ладно, брось, мне Нина с собой бутерброды дала и термос с чаем, давай пожрем быстренько, пока будем твою кассету слушать.

Он достал из портфеля пакет с бутербродами и термос, а из сейфа магнитофон, в который вставил принесенную Настей кассету.

Через полчаса, предварительно позвонив Светлане Михайловне Касьяновой, они отправились домой к скончавшейся вчера Людмиле Исиченко, чтобы изъять и отправить на экспертизу ее перчатки и черную кожаную куртку, в которых она якобы совершила убийство известного писателя Леонида Параскевича.

Глава 9

Они победили! Ирина была не сильна в политике, но даже ее отрывочных знаний и представлений было достаточно, чтобы понять: они победили. Партия, которую представлял Сергей Березин, набрала куда более пяти процентов голосов избирателей.

В воскресенье ближе к вечеру Сергей уехал в информационный центр, на компьютеры которого поступали с мест результаты подсчета бюллетеней. Он заранее предупредил Ирину, что процедура эта долгая, протянется скорее всего до середины дня понедельника, а то и дольше, но он должен ехать и вместе с соратниками и конкурентами следить за подведением итогов.

Ирина приготовилась к долгому одинокому ожиданию, замочила постельное белье и рубашки Сергея, разбрызгала на паласах специальную пену, которая за полчаса впитывалась и после обработки пылесосом и удаления пыли и грязи возвращала краскам первоначальную свежесть и яркость. Прикинула, что, раз Сергея долго не будет, можно заняться волосами, смочить их составом и закрутить на крупные бигуди. Если проходить так не меньше двенадцати часов, то завивка будет держаться неделю, потому что состав очень крепкий. Но, вспомнив, что уже несколько месяцев не носит кудрей, с облегчением вздохнула, потому как волосы можно не терзать. Сергею нравится гладкая прическа, да и ей самой, честно говоря, тоже.

Телевизора она не выключала до глубокой ночи, прислушивалась к объявляемым цифрам и расплывчатым комментариям, выискивала в зале лицо Сергея, когда камера пробегалась по присутствующим. Да, вот он, то сидит молча, о чем-то задумавшись, то что-то быстро пишет в блокноте, то оживленно разговаривает с другими. Все это не было внове для Ирины, ей и раньше приходилось видеть на экране людей, которых она знала и обслуживала. Но все-таки сейчас было по-другому. Она и сама не смогла бы сказать почему, но она так чувствовала. Может быть, дело было в том, что раньше, видя знакомое лицо, она не испытывала ни малейшего интереса к тому, зачем он в студии, что он там делает и кем его в данный момент выставляют – героем дня или антигероем. А с Сергеем было иначе.