Тайна инженера Грейвса - Юрий Тупицын

- Как мелкие предприниматели в годы кризисов?

- Совершенно справедливо. Но в дело вмешивается магия, и кризис сменяет просперити. Очередное дважды магическое ядро вслед за свинцом лежит в далекой трансурановой области. Оно содержит 114 протонов и 184 нейтрона и отличается для своего атомного веса поистине уникальной стабильностью. Разные методы оценок дают разные цифры, но в среднем можно считать, что период полураспада сто четырнадцатого элемента примерно равен периоду полураспада урана.

- Чепуха! - вырвалось у Рене.

Баррис, расхаживавший по номеру, положил на плечо журналиста руку:

- Дорогой мой! Кто из нас сотрудник Лоуренсовской лаборатории - вы или я?

- Лоуренсовская лаборатория - это серьезно, - согласился Рене.

- То-то же. Поиски стабильных трансуранов сейчас ведутся по многим направлениям: их пытаются синтезировать в лабораториях, ищут в космических лучах и океанических конкрециях, ради которых я сюда явился. А вот Вильям Грейвс хотел их найти в рудниках Окло.

- Я догадался.

Баррис усмехнулся:

- Это делает вам честь. Однако учтите, эта идея Грейвса противоречит устоявшемуся мнению ученого мира. Не вдаваясь в подробности, добавлю, что по своим химическим свойствам сто четырнадцатый элемент должен быть тяжелым аналогом свинца - эка-свинцом по терминологии Менделеева.

- А-а!

- Вот видите! Я сразу угадал, что вы быстро схватываете суть дела. Маловероятно, что эка-свинец - единственный долгоживущий трансуран. Скорее всего рядом, по атомному весу разумеется, расположено еще несколько элементов, образующих своеобразный остров стабильности: эка-золото, эка-ртуть, эка-висмут.

- Понял. Их-то вместе с эка-свинцом и собирался отыскать Грейвс. - Рене отставил бокал. - Знаете, Арт, ваш "Цикламен" лучше коньяка!

- Еще бы! Над созданием "Цикламена" трудились выдающиеся умы нашей эпохи, а коньяк - результат естественного процесса старения вина в глупой дубовой бочке. Вернемся, однако, к предприятию Вильяма Грейвса. Чтобы реактор нормально функционировал, то есть чтобы ядерная реакция не затухала или не произошло взрыва, нужно соблюсти довольно жесткие условия. Коротко говоря, нужна система управления и регулировки реактора. Это естественно, такие системы есть у любой машины.

- Даже у кухонной плиты?

- Совершенно верно. А природные оклинские реакторы никто не рассчитывал, никто не подбирал пропорции между топливом и замедлителем, не встраивал в них управляющие устройства. И тем не менее они исправно функционировали сотни тысяч лет! Разве это не поразительно? Ведь это примерно то же самое, как если бы природа вырабатывала легированный прокат или нейлоновые шубки для дам!

- И в самом деле! - Рене, слушавший с неподдельным интересом, почесал затылок. - Арт, может быть, я скажу глупость, но мне невольно приходит на ум мысль о звездных пришельцах. Что, если два миллиарда лет тому назад они гостили на Земле? А в Окло у них были мощные энергостанции?

Баррис развел руками.

- Должен вас огорчить, дорогой журналист. К сожалению, нет никаких свидетельств в пользу того, что в Окло хозяйничала рука разума.

- Но ведь с тех пор прошло два миллиарда лет! Что спустя такой срок останется от нашей цивилизации?

- Не беспокойтесь, что-нибудь да останется. Вы просто не знакомы с методами современного радиохимического анализа, которые позволяют исследовать чуть ли не отдельные атомы. Мнение моих коллег-ученых единодушно: Окло - явление естественное, но тем не менее весьма и весьма загадочное. Вильям и предложил одну из возможных разгадок: он полагал, что работа природных ядерных реакторов Окло поддерживалась за счет своего рода запальной свечи - нейтронного потока, который формировался при спонтанном делении далеких трансуранов. А если так, то есть смысл поискать их стабильные изотопы и в наше время.

- Ситуация с трансуранами мне ясна, - журналист вздохнул, - а вот с Вильямом Грейвсом не совсем. Слушайте, Арт, вы ведь некоторое время работали с ним в одной упряжке, не так ли?

Баррис, приглядываясь к Хойлу, ответил:

- Да, но я не был с ним связан непосредственно и не дружил, хотя время от времени перебрасывался парой фраз.

Рене потер ладонью лоб:

- Понимаю, но ведь слухом земля полнится. У меня есть сведения, что Грейвс пытается реализовать свои идеи. Он якобы изобрел ядерную взрывчатку колоссальной мощности, грейвсит, с помощью которой можно разрушить чуть ли не целый континент.

Баррис презрительно поморщился:

- Чепуха! Не верьте этому.

- Но мне говорил о такой возможности физик-теоретик!

- Вы думаете, среди этой категории людей нет дураков?

- Он говорил о некоем апейроне, - гнул свою линию Рене.

Баррис удивленно взглянул на журналиста и расхохотался.

- Апейрон? Да ведь это древнегреческая философская категория, введенная не то Анаксогором, не то Аниксимандром! Некая субстанция, из которой образовалось все сущее.

- Вот-вот, тот физик и говорил, что апейрон - это протовещество, которое сохранилось в недрах Земли со времен биг-банга, большого взрыва, породившего нашу Вселенную. С гипотезой апейрона выступили какие-то русские ученые-геологи.

Баррис пожал плечами:

- Не слышал, скорее всего это газетная утка. А впрочем, геология - это не по моей части. - Он на секунду задумался и вдруг оживился. - Хотите, я сведу вас с геологом? Хороший парень, прибыл вместе со мной из-за тех же конкреций. Он живет в соседнем номере.

- А это удобно? - усомнился для приличия Рене.

- Почему же неудобно?

Баррис легко подошел к телефону.

- Ник? Чем вы заняты?

Телефонная трубка оказалась такой громкой, что Рене расслышал ленивый басовитый ответ.

- Наиважнейшим делом - у меня сиеста.

- Я хочу познакомить вас с одним журналистом.

- Пошлите его к черту.

Баррис подмигнул Хойлу.

- Ему протежирует сам Бадервальд.

- Тем более.

- Да он хороший парень! И ему нужно заработать.

- Это другое дело. Ведите!

13

По пути Баррис успел сообщить журналисту, что Николас Батейн - добрый парень, невероятный эрудит, но человек со странностями. А кто из нас без странностей, явных или тайных? Представив их друг другу, Баррис тут же испарился, сославшись на некие неотложные дела.

- Садитесь, - вяло сказал Батейн, - и будьте как дома.

Он как сидел в кресле, так и остался сидеть. Длинные ноги в туфлях, наверное, сорок шестого размера были вытянуты почти на середину комнаты, руки как плети свисали с подлокотников кресла и согнутыми пальцами касались ковра. В большом костлявом и нескладном Батейне было что-то от доброго послушного коняги, который однако же себе на уме и время от времени выкидывает разные фортели.