Одноглазый дом - Женя Юркина

взгляд Рина, чье лицо оставалось непроницаемым и спокойным даже в тот момент, когда их встретила судебная охрана. Флори попыталась взять с него пример, но, проходя мимо зеркал в холле, с сожалением отметила, что вид у нее все такой же растерянный и нелепый, как у птенца, выпавшего из гнезда.

Несмотря на шум вокруг, Флори слышала, как громко стучит ее сердце, и старалась не думать о том, что ее ждет в судебном зале. Дрожащие пальцы сжимали веревку с нанизанными на нее металлическими дисками: один сопровождал Флори всю жизнь; второй она получила как жительница города при переезде; третий появился у нее сегодняшним утром. Медный жетон с зазубринами, похожий на шестеренки, выдавался в домографной конторе. Согласно этому знаку, Флори значилась переписчицей – помощницей домографа, в чьи обязанности входила переделка рабочих бумаг начисто. Рин успел пояснить немногое, и теперь Флори нервничала, что, если ее спросят о работе подробнее, она выдаст какую-нибудь глупость, и обман раскроется.

От одной мысли ее бросило в жар, но едва попав в судебный зал, она почувствовала мурашки от озноба. Отовсюду здесь веяло холодом: от каменных стен и решеток на окнах, суровых охранников, людей с бесстрастными лицами… и сооружения в углу комнаты. Там, подвешенная к потолку на массивных цепях, болталась большая клетка. Флори в ужасе уставилась на нее. Неужели туда сажают обвиняемых? Она повернулась к Рину и спросила, почему клетку закрепили наверху.

– Для безопасности. Чтобы преступник не сбежал.

Флори поразило, с каким спокойствием Рин сказал о такой вещи, будто считал ее чем-то будничным и обыденным.

– Это возмутительно! – воскликнула она и тут же осеклась.

– Держите себя в руках, – шикнул Рин.

Короткое напутствие заставило умерить пыл, и Флори села, кротко сложив руки на коленях. Вокруг шумели люди, с грохотом передвигались тяжелые скамьи, а она все проговаривала про себя заученную речь.

Мысли прервались, когда зал взорвался гвалтом и выкриками. Такую реакцию вызвало появление Дарта. Охранники повели его в угол зала – туда, где с потолка свисал решетчатый куб. Вместо того чтобы спустить клетку на цепях, к ней приставили лестницу и грубо подтолкнули Дарта, закованного в кандалы. Он споткнулся и влетел в деревянную лестницу, разбив губу. Флори поняла это по небрежному жесту, с которым он утер кровь рукавом. Охранник снова поторопил, постучав дубинкой по перекладине, и Дарту ничего не оставалось, как вскарабкаться наверх. Оковы стесняли движения и делали их неестественными. Кто-то нашел зрелище забавным и засмеялся, кто-то отпустил омерзительную шутку, и издевательские смешки расползлись по залу. С дальних рядов донеслось:

– Он похож на умирающего богомола.

– Нет, больше смахивает на таракана, объевшегося известки.

Это были долгие, мучительные секунды на лестнице унижения. Вот зачем на самом деле клетку подвесили на цепях. Флори хотела остановить гвалт, однако вовремя вспомнила совет Рина. Если безрассудно защищать Дарта, ее показаниям никто не поверит. Флори обернулась на толпу, чтобы понять, из чьих уст изливается мерзость. Тот, кто назвал Дарта богомолом, оказался молодым парнем в представительном костюме, украшенном ярко-желтым жетоном на груди. Рядом сидел его напарник – старше и толще примерно вдвое. Он держал блокнот и карандаш наготове. Газетчики. Одни из тех, кто сеет среди жителей дурное отношение к безлюдям и лютенам, представляя их в наихудшем свете. Флори отвернулась, чтобы не видеть эти надменные, перекошенные в злорадной усмешке лица.

В зале царило небывалое оживление. В какой-то момент Флори померещился знакомый голос. Оглядевшись по сторонам, она заметила пару скамеек, приставленных к стене, – на них сидел разномастный люд, разительно отличавшийся от простых зрителей. Седовласая женщина в длиннополом плаще из бархата, двое мужчин с одинаковыми лицами и в одинаковой полосатой одежде, парнишка-оборванец, вертлявая девица с огненно-рыжей гривой, тощая до изнеможения дама под черной вуалью и другие странные персонажи. Знакомый голос принадлежал белокурой красавице в сверкающем платье, подходящем для сцены или званого приема, а не для суда. Это была Лиза – лютина, с которой Дарта, если верить обрывкам подслушанного разговора, связывали довольно близкие отношения.

Две скамьи вдоль стены занимали лютены и лютины. Флори попыталась сосчитать их и сбилась на двенадцатом, потому что в зал вошел рассудитель. Полы ярко-красного плаща развевались за спиной, будто языки пламени, что смотрелось бы эффектно и даже устрашающе, если бы не одно но: человеку внутри плаща не хватало ни роста, ни стати, ни ширины плеч. Рассудитель оказался низкорослым щуплым мужичком, чья мелкая лысоватая голова причудливо торчала из вороха красной ткани. Он прошествовал к постаменту, наступил на край плаща и не свалился лишь благодаря охраннику, вовремя подхватившему его. Ситуация была по-настоящему комичной, но никто не осмелился посмеяться.

Флори украдкой взглянула на клетку – Дарт сидел на металлической перекладине, откинувшись назад и прислонившись спиной к прутьям. Даже сейчас, подвешенный к потолку ради всеобщей забавы, осмеянный и униженный, он держался с достоинством, в отличие от того, кому предстояло вершить его судьбу.

Рассудитель расположился за своей трибуной, нацепил на острый нос овальные очки и, переговорив с помощниками, приветствовал всех остальных. После он обратился к книге, лежащей перед ним, сверился с написанным и лишь тогда продолжил:

– Рассматривается дело Даэртона из Голодного дома. Он обвиняется… – снова взгляд в книгу, прежде чем закончить мысль, – …в убийстве сослуживцев, а именно: Сильвана из Корень-дома и Аро из Паучьего дома.

Аро – вот каково было настоящее имя Паучихи. Слишком короткое для суеверных, оно пророчило короткую и несчастливую жизнь. Обычно детям старались давать длинные и сложные имена, насколько позволял достаток, и хотя Флори считала эту традицию причудой богачей, убитая по имени Аро подтверждала давние предубеждения.

Завершив вступительную речь, рассудитель передал слово сидящему слева от него человеку в синем мундире. Следящий. От одного вида латунных пуговиц в форме ромба у Флори помутнело в глазах. Лицо защипало не от жара, а от фантомной боли. Раньше, глядя на их мундиры, она подумать не могла, что о края металлических пуговиц можно порезаться. Не предполагала она и того, что борцы с преступностью сами способны на преступления. Однажды она познала и то, и другое.

Наверное, вид у нее был напуганный, поскольку Рин успокаивающе похлопал Флори по руке, задержав прикосновение дольше, чем требовалось. Но даже его уверенность не могла избавить от страха и недобрых предчувствий. Как бы она ни пряталась от следящих, обстоятельства загнали ее в ловушку.

Тем временем за трибуной стали появляться первые свидетели. Вначале это был трактирщик, который рассказал, что Сильван пожаловался ему на службу и коллегу, не оказавшего ему должного приема; затем какой-то юноша поведал,