Бешеный пес - Вячеслав Шалыгин

Главный разведчик поклонился, но не ушел, поскольку опыт подсказывал ему, что Император не произнес завершающую фразу. Государь был весьма щепетилен в вопросах построения диалогов. Ожидания советника, как всегда, оправдались. Император заложил руки за спину, отставил одну ногу и приподнял подбородок. Замерев в этой позе – а именно так его чаще всего изображали придворные резчики по натуральному материалу, – государь Симилара потянул носом воздух и спросил:

– Чувствуете, какой упоительный аромат разливается в воздухе?

– Цветов? – Разведчик спросил наобум, поскольку понимал, что в историческом процессе его реплика значения не имеет и придворные летописцы наверняка заменят ее на еще более ничтожную.

– Нет, мой друг, это запах огня и крови! Забытый запах войны и победы!

Аплодировать разведчик не стал. Пафоса во фразе было тошнотворно много, а в качестве актера Император не годился даже на роль «кушать подано». Ко всему прочему, война между Государственными компьютерами велась быстро и без спецэффектов. Ни огня, ни крови при этом не проливалось. Просто в один прекрасный момент боевые программы приходили в своих вычислениях к единому результату и подавали его на рассмотрение в главный блок, а тот бесстрастно констатировал, что решение совпадает (или не совпадает) с тем, которое предложил виртуальный «штаб» одной из армий. На этом, собственно говоря, вся война и заканчивалась… Решение компьютеров не подлежало ни обжалованию, ни пересмотру. Подкупить или запугать машины тоже было невозможно, и потому все механизмы управления проигравшим государством спокойно переходили под контроль машины победителя, а двор и правительство побежденных отправлялись в изгнание. Других вариантов ведения боевых действий не помнил никто, а учебники, в которых о них упоминалось, были давно съедены плесенью и бумажными червями.

Где в формулах ведения современной войны Император нашел место для огня и тем более крови, советник не понимал. Но спорить с государем в его компетенцию не входило, а потому подданный лишь снова поклонился и бесшумно вышел.

17.

Сны

Люся уснула еще в горячей ванне, но, как только голова безвольно склонилась на плечо, девушка пришла в себя. Она выбралась из воды, закуталась в большое мягкое полотенце и побрела к широкой кровати. День показался ей невероятно длинным и утомительным. Проходя мимо столика с аппетитно пахнущим ужином, Люся лишь сглотнула слюну. Спать она хотела даже больше, чем есть, хотя после бегства из ресторана во рту у девушки не было ни крошки.

Бросив на столик с едой печальный взгляд, Люся упала на мягкую кровать и мгновенно уснула. На этот раз глубоко, хотя и неспокойно.

Постепенно мутный водоворот усталости выпустил девушку из своего тяжелого, серого плена, и она поплыла на волне приятных, разноцветных и сияющих огнями столичной иллюминации сновидений. Сначала они были невнятными и походили на обрывки наиболее ярких впечатлений дня, но постепенно между событиями выстраивалась некая связь, а пережитые волнения уходили все дальше. Наконец настал момент, когда Люся поняла, что окружающая обстановка абсолютно ничем не напоминает увиденное на Авесте, а тем более не походит на пейзажи родной Земли. Мир вокруг девушки был удивителен хотя бы тем, что его небо казалось колышущимся зеленым океаном, который, вопреки законам физики, отнюдь не собирался обрушиваться на черную гладкую землю. Никакого солнца на изумрудном небосклоне не было, но освещение странной местности оставалось достаточным, чтобы рассмотреть ландшафт во всех деталях.

Поначалу рассматривать было нечего; черная земля казалась совершенно гладкой и твердой, но постепенно из-под слоя этого странного асфальта принялись выползать такие же черные ростки кривых деревьев, которые вытягивались вверх, становились толще, пускали в стороны щупальца-ветви, но по-прежнему оста-, вались лишенными листвы, словно были опалены огнем. Вскоре Люся уже стояла посреди леса или парка, выжженного неведомым пожаром. Она даже почувствовала самый натуральный запах гари и древесной золы. Черные стволы перестали расти, но зато принялись мелко вибрировать, словно дрожали от холода. Люся не различала звуков, но ощущала вибрацию кожей. Постепенно дрожь охватила почву, и та начала проседать, засасывая деревья, а заодно и девушку, как зыбучие пески. Люся испуганно вскрикнула и попыталась ухватиться за ствол ближайшего дерева. Вибрация от обугленного ствола перешла на тело девушки, и она почувствовала, как застучали зубы, а крик раздробился на множество мелких ноток. Погружение в грунт пошло быстрее, и через мгновение Люся увязла в почве почти по грудь. В отчаянии она подняла голову к небу-океану и обнаружила, что из морской пучины на нее внимательно смотрит пара огромных глаз. Не раздумывая над очередной странностью коварного местечка, Люся протянула руки к другому, как ей показалось, более надежному, чем первое, растению и замедлила погружение на несколько достаточно долгих мгновений. Что произошло дальше, понять было трудно. То ли уровень земли внезапно опустился на пару метров вниз, то ли некая сила выдернула Люсю из западни и перенесла на твердый участок почвы, но кошмар прервался и декорации сменились. Океан, правда, так и продолжал лениво ворочаться над головой, но цвет его преобразился в лазурный, а глаза в пучине больше не просматривались. Девушка устало села на землю и, чтобы обуздать нервную дрожь, обняла колени.

– Госпожа! – обратился к ней кто-то невидимый. Люся оглянулась в надежде обнаружить собеседника, но вокруг была лишь черная пустыня. Голос зазвучал вновь, но, кроме обращения, девушка не поняла ни единого слова. В этом сне язык Авесты был ей пока незнаком. Невидимый оратор, казалось, не удивлялся тому, что Люся не отвечает, и продолжал говорить. Постепенно его речь становилась все быстрее, а в голове гостьи забрезжило некое подобие понимания чужих слов. Фразы человека-невидимки становились почти осязаемы. Они стучали в виски, пульсирующими толчками подгоняли и без того выпрыгивающее из груди сердце, отражались гулким эхом в отяжелевшей голове. Люся невольно зажала руками уши, но это не помогло. ритм словесной атаки стал более отчетливым и неторопливым. Девушка отняла руки от головы и неожиданно для себя ответила на один из заданных собеседником вопросов:

– Да, я не островитянка…

– Вы обладаете прекрасной способностью к обучению, – сделал ей комплимент невидимка.

Теперь Люся хорошо понимала все его слова и интонации.

– Я в школе всегда была отличницей, – ответила девушка.

– Вспомните что-нибудь из прежней жизни, – предложил голос.

Люся не стала уточнять, что именно хотел бы увидеть хозяин черной равнины, и вспомнила свой дворик, усыпанный опавшими листьями тополей и кленов, прохладный осенний дождь, машину, подрулившую к служебному входу в булочную, и восхитительный запах воды, опавшей листвы и хлеба. Затем воспоминание о доме сменилось картинкой из детства. Весенний лес, едва зазеленевшие деревья и россыпи ландышей меж налитых соком стволов. После был летний пейзаж морского побережья, просыпающиеся горы с розовыми в лучах рассветного солнца снежными шапками, суета Центральных проспектов большого города, запах деревенской улицы, дым из печных труб, цветущие яблоневые сады и снова родной двор, но теперь зимой, полный высоченных сугробов и с хоккейной площадкой посредине… Калейдоскоп воспоминаний прервался, и голос невидимки сделал вывод:

– – Земля?

– – Она самая, – согласилась Люся.

– Я доложу хозяину, – пообещал собеседник.

О чем он доложит и зачем, девушка не поняла, однако вместо черного грунта под ней вдруг заплескались изумрудные волны, а над головой разверзлась бездна голубого безоблачного неба. Люся поняла, что находится в позе не совсем удобной для плавания, и принялась барахтаться, переворачиваясь на живот. Шальная волна захлестнула ее лицо, и девушка вдохнула воду. От страха, что вот-вот захлебнется, Люся вскрикнула и проснулась.

Она никак не могла понять почему, но все произошедшее во сне казалось ей почти натуральным или по крайней мере увиденным ранее в таком же, как сейчас кошмаре. «Раз я начала понимать местный язык после того, как проснулась в больнице, значит, это сон из прошлой ночи, – решила девушка. – Хотя мне до сих пор кажется, что никаких сновидений, лежа на больничной койке, я не видела… Странно… Не могла же я действительно оказаться под водой, на дне пролива. С кем бы я там разговаривала? Да и как бы вынырнула с такой глубины? Нет, точно, сейчас просто повторился мой вчерашний кошмар. Без сомнений! Конечно, ведь это вовсе не безобидная шутка – выучить язык за одну ночь. От такой перегрузки я еще неделю могу бредить по ночам…»

Страшно сочувствуя своему переутомленному мозгу, Люся поднялась с кровати и бросила взгляд на шелковые простыни. Постель была сбита в один большой комок. На ум девушке пришла еще одна вполне вероятная причина столь беспокойного сна – голод. Пытаясь успокоиться и прогнать остатки кошмара, Люся торопливо проглотила часть остывшего ужина, запила его соком и, расправив простыни, снова улеглась в кровать. На этот раз она засыпала гораздо медленнее, зато спала без сновидений. Вернее – сны были, но ни в какие самостоятельные истории их осколки не соединялись…