Бегство колдуна - Андрей Снекиров

«Девочка! Душенька! Скажи этим негодяем, что я ничегошеньки дурного не делал! Это какая то ошибка!»

Девушка лишь отвернулась, закрывая вновь полившиеся слезы ладошками.

Герыч так и не понял, почему его посадили в камеру. И на первый месяц не понял, и на второй, и на четвертый…

А зимой ему удалось сбежать.

В кармане ему повезло сохранить напильничек, которым и пилил потихоньку решетку на окошке.

Три дня он скитался по городу, скрываясь от стражи, пока не нашел тихое местечко.

Трюм стоящего в порту корабля был идеальным укрытием. И закрытая от ветра и снега пространство и даже еда!

Еды было здесь много: на целую дюжину ртов, не меньше.

И он поначалу объедался этим сокровищем, потом решил чуть сбавить обороты.

Так он и жил припеваючи, но однажды сверху донеслись быстрые шаги и голоса людей, и он почувствовал, как корабль трогается с места.

Герыч затаился в углу трюма, в самом темном месте, за бочкой. Так и просидел большую часть ночи, слушая как усиливается метель, крики и ругань людей сверху, раскаты грома…

Вниз спустилась женщина в платке. Среднего роста, но какая стать! В ее выпрямленных плечах он почувствовал столько силы воли, сколько не чувствовал в тех стражах, избивавших его в камере.

Вот бы и ее согреть.

Она явно торопилась. Лишь положила что-то на пол и, не заметив его, быстрыми шагами поднялась по лестнице обратно наружу.

Старик Герыч внимательно оглядел оставленный ею мешок и его содержимое, и ему вдруг расхотелось ее согревать. Вместо этого захотелось вставить в нее что-нибудь острое и, желательно, в область сердца.

Ведьма! Проклятая ведьма!

А потом люк вновь открылся, Герыч вновь спрятался за бочкой. Вниз, кряхтя, спустилась маленькая фигурка, придерживающая мальчика.

Маленькая девочка!

***

Трюм был холодный, сырой, пропахший рыбой и ещё чем-то гнилым и несвежим. Фешта этот запах старалась игнорировать.

Она спустилась по лестнице, с трудом разбирая ступеньки в кромешной тьме. В потолке были небольшие щели, но из-за вновь усилившейся метели, свет практически не проникал внутрь. Роза ориентировалась только по осязанию.

Клинка она положила на лежанку у стены. Мальчик дрожал у нее на руках, пока она тащила его, перекинув его руку через плечо. Пару раз она едва ли не потеряла равновесие и не свалилась вместе с ним. Лодку беспрестанно мотало из стороны в сторону, из-за чего ей приходилось прикладывать в двое больше сил.

Она нащупала в другом конце трюма мешок Марфы, выудила из его бокового кармана полый стеклянный полукруг. Побарабанила по нему определенный ритм, которому ее научила Марфа, и внутри зажегся неподвижный огонек, который окрасил весь трюм в бледно-голубой цвет. Так рыться в сумке стало гораздо легче.

Та был открыта, содержимое валялось вокруг, перекатываясь туда-сюда по полу. Было похоже, будто Марфа неаккуратно кинула свою сумку и она раскрылась при падении, хотя это на целительницу не было похоже — к своей сумке с лекарствами она относилась как к родной дочери. Может быть, даже трепетнее.

(Позади послышалось еле заметное шарканье ног)

Роза села на корточки. Стала поочередно обследовать склянку одну за другой.

Не та, не та…

— А! Вот! — она подбросила в руках бутылочку с бледной мазью, и поднялась на ноги.

Развернулась, готовясь побежать к Клинку.

И врезалась в Глеба.

— Глеб! Что ты тут дела… — пошатнувшись и чуть не упав, она подняла голову и увидела лицо мужчины перед собой.

Телосложением он действительно напоминал Глеба — такой же долговязый, высокий и тощий. Но лицо было совершенно незнакомым.

Мужчина был уже в возрасте, если судить по морщинам, испещривших все его грязное, в бородавках, лицо и разбросанные в разные стороны клочки седых сальных волос на висках.

Она в ужасе замерла, глядя ему в глаза.

Вы когда-нибудь видели лосей? Розе как-то удалось увидеть одного из них, когда он выскочил перед их санями весной. Лось замер тогда, смотря на них. И девочка, как сейчас, встретилась с ним глазами.

Тупые, расширенные в целый круг, лишенные разума и всякого сознания, глаза пугали ее до дрожания коленок и стучания зубов. Никогда не можешь понять, что сейчас произойдет в его голове. Он сейчас прыгнет на тебя и растопчет копытами или просто убежит? В тот раз повезло: лось постоял, покумекал с минуту и ушел в лес. Может и сейчас повезет?

Он продолжал также безумно смотреть на нее. Глаза блестели в голубом свете.

Давно он тут? Сколько он тут простоял, вот так, за ней? Он был тут с самого начала, все это время?

Она сделала аккуратный шажок назад.

Старик понял, что его заметили, и расплылся в широкой, во все тридцать два гнилых, до черноты, зуба. С уголка губы потекла тонкая струйка слюны, капнувшей ему на грязный балахон.

— Де-е-евочка, — протянул он. Голос оказался таким же мерзким, как и его наружность.

Роза поняла, что не может пошевелиться, она оцепенела от ужаса, как это бывает, когда она засыпала в неудобном положении, открывала глаза и чувствовала, будто рядом кто-то есть, но не могла даже пальцем пошевелить, лишь наблюдала, как двигаются по комнате тени. Она почувствовала, как ее штаны, изрядно грязные и много раз заштопанные, намокают и резко теплеют.

— Замерзла? — спросил он, — ну, иди-и сюда-а. Старик Герыч согреет тебя.

Девочка не шевельнулась, когда он схватил ее за руку. Не пошевелились и когда он повалил ее на пол. Она вообще не двигалась, замерла, словно кролик, загнанный в угол перед лисицей, ожидая свою скорую гибель. А может, что-то и похуже.

— Н-не надо… — лишь выдавила она.

Бутылек с мазью выскользнул из ослабших пальцев. Откатился куда-то.

— Будет не больно, — сказал он и положил ей на плечо руку с грязными пожелтевшими ногтями.

— Помогите… — и повысила голос, — Помогите! ПОМОГИТЕ!!!

Но буря заглушала все ее крики и мольбы. Никто не услышал.

— Ну тише ты, тише… — его улыбка стала шире до невозможности.

А потом она вспомнила о каме у себя за поясом. Вспоминала о том, как ранила того мальчишку и солдата. И паралич медленно отпустил ее.

Она пнула старика по промежности — как раз туда, где его штаны уже стали ему тесны. Поднялась сначала на корточки, потом во весь свой маленький рост, выдрала отцовскую каму, оторвав заодно и пояс.

И занесла его над сложившимся в позу эмбриона стариком.

Он взмахнул рукой.

Всего один удар. Неосторожный, наотмашь, он даже не смотрел.

И кама улетела в другой конец трюма.

А