Восхитительная - Шерри Томас

– Приятное развлечение в минуту досуга, – сказал он.

В папке Лиззи нашла дюжину рисунков, по большей части выполненных карандашом, некоторые акварелью. Первый изображал лестницу и вход в церковь. По краям каждой ступеньки были размещены деревца, подстриженные в виде шаров. Ленты, привязанные к их стройным стволам, весело трепетали на ветру. На следующем рисунке были изображены церковные скамьи с высокими спинками. От скамьи к скамье простирались гирлянды из воздушной ткани – тюля или органзы, – подхваченные букетиками прохладных белых гардений.

На следующих двух рисунках тоже была церковь. Потом шли листы с картинками более мелкого формата – по три-четыре картинки на лист. Там были подробные изображения венка, который надлежало повесить над входом в церковь, эскиз гравировки на серебряном ноже для разрезания торта – бутоньерка из ландышей на широком листе папоротника. Потом два рисунка свадебного экипажа и, наконец, цветочной арки, установленной над головным столом на время свадебного завтрака.

Рисунки были выполнены изумительно. Растерянно захлопав глазами, Лиззи начала просматривать их снова. Увы, нет. Зрение не сыграло с ней злой шутки.

– Они... они просто великолепны, – нехотя признала она.

Лиззи показалось, с Марсдена вмиг слетело некое напряжение – или у нее разыгралась фантазия? Могли он вообще чувствовать напряжение? Неужели возможно, что из всех живущих на свете людей именно Марсден будет ждать, затаив дыхание, одобрит ли она плоды его усилий?

– Если хотите, оставьте их себе, – предложил он. В его голосе Лиззи не услышала ничего, кроме обычной учтивости. – Ведь это ваша свадьба.

– Благодарю, – ответила Лиззи. – Вы сделали намного больше, чем входило в круг ваших обязанностей, – добавила она, выдержав паузу.

Марсден встал.

– Мистер Сомерсет оказал мне большую честь, доверив организовать его свадьбу. Я приложу все старания, чтобы об этом событии вспоминали потом долгие годы.

Как-то странно он это сказал. Лиззи осенила догадка, от которой у нее кровь застыла в жилах. Неужели Марсден влюблен в Стюарта? Не это ли причина его нелюбви к ней?

Лиззи терпеливо ждала, пока закончится обсуждение дел, прежде чем затронуть тему прошлого скандала. Но сейчас она была так поражена, что не смогла сказать ни слова, а только пожала Марсдену руку на прощание.

Марсден ушел, а она все сидела, разглядывая рисунки. Иногда выбор красок и растений озадачивал, зато Лиззи была совершенно очарована его умением составлять из знакомых, казалось бы, элементов нечто свежее и оригинальное.

На эти рисунки ушел не один час – много часов работы. А ведь Стюарт всего несколько дней назад официально попросил секретаря помочь ей управиться с подготовкой свадьбы. Должно быть, Марсдену пришлось работать над эскизами целую ночь, прорабатывая каждую мелочь. Неужели все это из-за любви к хозяину?

Тогда это величайшая любовь на свете.

Лиззи засмеялась с облегчением. Ей и без того несказанно повезло. Не стоит требовать большего. Нежные чувства, что связывали их со Стюартом, со временем лишь укрепятся. Их браку многие позавидуют!

Она все еще держала в руке рисунок, изображающий сцену торжественного завтрака. Девушка положила его на стол. Одна странная деталь неожиданно привлекла внимание Лиззи. Ее большой палец закрывал изображение венка из оранжевых цветов, расположенного как-то под углом. Сначала она решила, что это некая причуда художника, пустившего цветы парить над столом. Но нет, они не парили, а венчали туманную груду вуали невесты.

Лиззи подошла к окну, чтобы рассмотреть рисунок получше. Вуаль была полупрозрачной на фоне более плотной белизны скатерти. В отличие от других частей рисунка здесь не было следов карандашной прорисовки, словно мистер Марсден написал вуаль в порыве вдохновения. Тем не менее выписана она была очень подробно, несмотря на свою призрачность. Отчетливо можно было видеть каждый прихотливый изгиб, каждую бесплотную округлость. Два оранжевых цветка скрывались под вертикальной складкой. Один уголок вуали падал на край стола, отбрасывая прозрачную тень на скатерть.

Второстепенная деталь, прихоть художника, эта вуаль была произведением искусства. Лиззи покачала головой. Зачем он старался? Лучшую часть суток, ночь, потратил на подробность столь неуловимо-прекрасную, которую легко вообще не заметить?

Такое не изобразить, если твое сердце разрывается от любви к жениху. Нет, кистью художника двигало скорее сильное чувство к невесте.

К ней, Лиззи. Теперь она и вовсе не знала, что ей думать.

* * *

Верити была озадачена: в доме номер тридцать два по Кэмбери-лейн было совсем мало прислуги! Сначала она решила, что это результат отсутствия в доме хозяйки – нет нужды заканчивать работы к полудню, чтобы поразить чистотой и налаженным уютом гостей, которые начинают съезжаться вскоре после ленча. Потом миссис Аберкромби объяснила ей назначение бойлерной – центральное отопление!

Кроме цокольного этажа и чердака, дом отапливался с помощью многочисленных батарей с горячей водой. Отпала необходимость день-деньской бегать вверх и вниз по лестнице с тяжелыми ведрами, чтобы пополнить запасы угля в верхних комнатах. Не нужно вычищать десятки каминов и разводить огонь поутру. Никакой угольной пыли и угольных щипцов, которые обычно повсюду, как ни старайся.

А еще, как Мэвис объяснила очарованной Бекки, бойлер также обеспечивал горячей водой ванную мистера Сомерсета.

– Не нужно таскать воду вверх-вниз. Там есть какая-то штуковина. Включаешь – и вода быстро бежит наверх сама. Говорю тебе, Бекки, это самая громадная ванна в Лондоне. В ней можно приготовить чай для целой армии.

Бекки вздохнула:

– Хоть бы разок в такой искупаться!

– Я думаю об этом каждый раз, когда ее чищу. Но что, если меня застукает миссис? – спросила Мэвис, имея в виду экономку. Потом, понизив голос, добавила:

– Или пуще того – хозяин.

Мэвис и Бекки захихикали. Марджори, по локоть в воде с грязной посудой, сохраняла невозмутимость. Верити не терпела глупую болтовню во время готовки. Но в такие минуты, как сейчас – убирали после ленча, – горничные могли и поболтать. Верити знала, какой одинокой может чувствовать себя девушка в услужении, живущая вдалеке от дома, которой запрещали даже иметь поклонников.

Мэвис прошептала:

– Вот была бы потеха, если бы меня застукал хозяин!

– Мадемуазель Данн, – холодно сказала Верити.

– Прошу прощения, мэм, – поспешно отозвалась Мэвис. Переглянувшись с Бекки, они вдруг прыснули со смеху.