Клуб 12 стульев - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обратите внимание на искусную игру света и тени! Смотрите, как тень падает на пол вслед за царевичем! Нет у царя теперь ни сына, ни тени!
Что же будет с царевичем дальше? Оправится ли он от нанесенного ему удара? Боюсь, что нет. Это глубокая душевная травма на всю жизнь. С ней Иван и умрет. Потому что в те годы медицина была бессильна помочь человеку в подобных случаях.
Какой урок можно извлечь из этой картины сегодня? Надо сдерживать себя, товарищи! Помните: нервные клетки никем не восстанавливаются!
Ознакомившись с картиной, еще раз убеждаешься, что порка — не метод воспитания подрастающего поколения! Вместо того чтобы нервно стучать скипетром по голове царевича, почему Ивану Грозному было не поговорить с сыном, не объяснить, что тот в чем-то не прав! Тогда не было бы этого несчастного случая, не было бы этой картины и мне не пришлось бы вам ничего о ней рассказывать!
Виктор Гастелло
Жизнь по вертикали
Новосел Чупахин залез на стул, приладил отбойный молоток, приобретенный по случаю вместе с компрессором, и навалился грудью. Панель не выдержала, рухнула. Чупахин нелепо замахал руками, потерял равновесие и, дико закричав, сорвался с шестнадцатого этажа.
В эти страшные, предсмертные мгновения вся жизнь, как и полагается, прошла перед его глазами.
До двенадцатого этажа шли детство, юность и молодость включительно.
Чупахин увидел себя в коротких штанишках, а вот он уже и в школе, первые тайные затяжки сигаретой и явные неприятности по этому поводу, выпускной вечер, институт… первая любовь, потом вторая, третья… от второй — мальчик, от третьей — неприятности по службе. Законный брак, жена Клава, широкая, как русская печка, и дом на слом на месте проживания.
На траверзе одиннадцатого этажа Чупахину впервые страстно захотелось на работу. Работу он увидел в цветном изображении. За окном серый, унылый дождь, а в комнате тепло и уютно. Макрушина, как обычно, висит на телефоне — у нее уйма подруг, и у всех не сложилось, надо помочь.
— Да брось ты его, — говорит она неведомой Джульетте. — Ему цена пятак в базарный день.
Джульетта, видимо, лучше знает базарные цены и что-то возражает Макрушиной. Это выводит Макрушину из себя.
— Ну и дура! — кричит она возмущенно в трубку.
А в углу комнаты жгучая брюнетка Рябухина, прикрываясь служебными вопросами, упорно соблазняет строгого красавца Пахова. Пахову Рябухина не нравится, и поэтому он прикрывается броней порядочности — холодно именует Рябухину по имени и отчеству. Сам же Пахов не прочь поволочиться за юной Семухиной, но Семухиной надо замуж, и она бегает консультироваться к холостым инженерам. Жгучая брюнетка Рябухина нравится Чупахину… Но — увы! Рябухина любит видных мужчин — это ее принципы, и за них она готова пойти на смерть. Чупахин дружит с Паховым — когда они идут в столовую или по улице, женщины смотрят на них с интересом. Это приятно.
— А где наш полированный шкаф, — обычно спрашивает Макрушина, — опять его нет на месте?
— Ты в него тайно влюблена. — защищает приятеля Чупахин.
— Я?! — фырчит Макрушина. — Как можно любить шкаф, да еще без антресолей!
В районе восьмого этажа Чупахин почувствовал, что очень дует.
«Не хватает еще простудиться», — подумал он и поднял воротник рубашки. На работу захотелось еще сильнее.
И опять он увидел свою комнату… Ближе к обеду у женщин все обговорено, обмерено, и они со стоном включаются в работу.
Пахов заговорщицки подмигивает Чупахину, они встают и идут из комнаты.
— Мы к экономистам, на первый этаж, — говорит небрежно Пахов. И уже в коридоре бросает, как боевой клич, традиционную фразу: — А почему бы нам не попить пивка?
В пивном баре тихо, еще не накурено, никто никого пока не уважает и поэтому спокойно.
Чупахину представилось все это так ясно, что он почувствовал на языке вкус пива…
На уровне пятого этажа Чупахин испытал неожиданное облегчение и даже тихую радость. Ему привиделась скучная физиономия Забулина из соседнего отдела.
«У, скупердяй, — в душе обругал его Чупахин. — Ну должен пятьдесят рублей, но нельзя же об этом без конца долдонить. Вот и бери у таких взаймы… Ха… теперь плакали его денежки».
Забулин был уныло настойчив.
— Ну что ты, Вася, за мной ходишь, — говорил Чупахин. — Целы твои деньги, как в швейцарском банке. Спроси через месяц, скажу: целы, через два — тоже будут целы. И тайна вклада сохранена — никто не знает, что твои деньги у меня.
Но Вася совершенно не понимал, сколь надежно хранятся его деньги.
После третьего этажа пошли воспоминания о будущем. Чупахин снова увидел свою работу… Все шушукаются — о покойнике плохо не говорят, — по рукам ходит список, искренне расстроен только Забулин. После обеда все идут на похороны… А Пахов с кем-то еще удирает пить пиво…
— Господи, — застонал Чупахин, — хотя бы в такой день постеснялись…
Настроение окончательно испортилось.
А ведь как хорошо все складывалось. Незадолго перед выселением удалось прописать недавно умершую бабушку, и на одну комнату получилось больше… И вот теперь Чупахин летел к бабушке…
Эх, не следовало самому сверлить дырки. Ведь подпольный сервис плотно блокировал дом. Вот и надо было поручить тому, с усиками.
«Рубль на дырку пожалел, — продолжал корить себя Чупахин. — А теперь похороны влетят в копеечку…»
Дом стоял на пригорке, поэтому Чупахин и в зоне нулевого цикла продолжал движение.
Если бы Жизнь начать сначала… Не прописывал бы усопшую бабушку, нехорошо это, отдал бы долг, сделал много добрых и хороших дел, бездельника Пахова — из жизни вон… и… Нулевой цикл кончился.
В котлован с водой, оставленный строителями. Чупахин вошел как олимпийская чемпионка Вайцеховская — почти без брызг. Несколько секунд
