Приключения Бормалина - Алексей Зотов

— Не так рьяно, доктор! — осадил Фила Самсонайт. — Юноша, где твоя аппаратура на самом деле?

— Так вот она. Радиомикрофон фирмы «Роботрон», — ответил я. Повертев в пальцах окаменевшего от недоумения и страха попугая, из-под пиджака которого свисал галстук, я пощелкал ногтем по его разинутому клюву.

В горле Роберта понимающе заклокотало, и замигал, замигал его глаз: круглый зеленый индикатор с пульсирующим зрачком.

— Два слова независимому радио, — предложил я бойким голосом профессионального радиорепортера и поднес разинутый клюв к Самсонайтову лицу. Микрофон затрясся от ужаса, а исчадие с большой тревогой взглянуло на новоявленную аппаратуру и велело сквозь зубы:

— Убери сейчас же!

Как бы не так! Журналист я или не журналист, в конце-то концов!

— Передача идет в прямой эфир, — предупредил я. — Транслируем на Западную Европу, Ближний Восток и страны Карибского бассейна… Итак, дорогие радиослушатели, у микрофона владыка острова Рикошет, так называемый Самсонайт, он же Фергатор, он же Свечной Дьявол, он же…

И тут исчадие, взревев что-то нечленораздельное, взблеснув неограниченным количеством железных зубов, вырвало у меня микрофон и разъяренно швырнуло его в сторону Сириуса.

Я слышал, как Роберт расправил крылья.

Застенок-подземник-запорник был холоден, темен и сыр. Где-то мерно сочилась вода, и звук падавших капель разносился и множился эхом.

Со связанными за спиной руками я сидел на ледяном полу и думал: «Надежда, ты слышишь меня?» И снова: «Ты слышишь меня, Надежда?»

И спустя немыслимое время она наконец ответила: «Я тебя слышу!»

«Ты ведь не оставила меня, правда?» — спрашивал я.

«Нет-нет, я здесь», — отвечала она.

И в самом деле очень скоро я вдруг почувствовал ее надежное и верное присутствие и поэтому не успел впасть ни в панику, ни в уныние.

— Люди! — громко крикнул я в сторону падавших капель, и эхо понесло мой крик, множа его и дробя, стукая о каменные выступы, разворачивая и протискивая дальше. Потом, обессилев, эхо вернулось. М-да, ясно, что места здесь хоть отбавляй, а вот со временем у меня не густо: того и гляди, бандюгаи вернутся на свой барк.

Не стану рассказывать, что и как привело меня в застенок-подземник-запорник, — догадаться нетрудно. Что-то кричал Самсонайт, — потрясая многими руками, а я дрожал, пребывая едва ли не в обмороке от страха и гула. Мне, право, неловко обо всем этом, ибо вел я себя совсем неподобающим образом: еле слышно лепетал заплетавшимися губами и ждал, что он двинет мне разочек — и душа из меня вон.

Я, пожалуй, умолчу, как прыгал вокруг меня Форелли и все норовил пнуть побольнее. Доктор называется! Раза два он ткнул мне напильником под ребро.

Потом они искали веревку, но не нашли, и тогда Самсонайт рванул с шеи связки драгоценностей, заломил мне руки за спину и связал их цепями и нитями.

Пинками и затрещинами они гнали меня меж камней, отвалили в сторону тяжеленную мраморную плиту. И разверзлась пред моими глазами узкая винтовая лестница. Самая юркая рука схватила меня под мышки и понесла в бездну, а там швырнула в холод, мрак и неизвестность и исчезла.

Все это было совсем не любопытно и очень далеко от тех головокружительных приключений, каких я немало перечитал в детстве. Там все случалось понарошку и с выдуманными героями, а здесь — на самом деле и со мной.

Одна отрада, что в числе прочих мои руки были связаны и той самой ниткой жемчуга, и я расценивал это как большую удачу.

Вот так всегда. Бьешься, добиваешься чего-то изо всех сил, а потом глядь — оно само пришло в руки нежданно-негаданно, и даже непонятно на первых порах, что с ним делать. Чудно устроена жизнь!

Сделав восемь специальных дыхательных упражнений, я и глазом моргнуть не успел, как снова очутился в боевом состоянии. Милое это дело, когда надо совершить что-нибудь из ряда вон выходящее. Наверно, не я один вспоминаю добрым словом Тима Хара в связи с его методом.

Содрогаясь от переполнявшей меня энергии, припомнил я и парочку боксерских упражнений на эластичность суставов и изо всех сил напряг запястья.

Путы лопнули, словно мулине. Я радостно засмеялся, и смех пошел повторять извилистый путь эха.

К сожалению, было так темно, что я не смог хорошенько рассмотреть злосчастную нитку жемчуга, равно как и остальные драгоценности, и разложил все это по карманам до лучших времен. Надежда не оставляла меня.

Но сколько ни кричал я по сторонам, сколько ни звал Аванта и Тима Хара, кока и капеллана, дружков своих сопиратников, только эхо, одно лишь эхо отвечало мне. Застенок-подземник-запорник не подавал признаков жизни.

Я ходил, бродил, ступал куда глаза глядят, а куда, скажите на милость, они могут глядеть в темноте? Я скитался, растопырив руки и пальцы, чем-то похожий на героя народной легенды; ходил долго-долго, то и дело теряя логику маршрута, а когда вдруг наткнулся на холодную, покрытую плесенью стену, впору было вопить от радости. Хотя, если разобраться, поводов для веселья не было.

Перебирая руками по стене, я осторожно двинулся левее и левее и шел так около часа, слыша только свое дыхание и шаги и помаленьку впадая в безумие от этой великолепной тьмы.

Но вот мое обоняние уловило запах не то солярки, не то бензина, и немного погодя я уперся в деревянную преграду, которая под моими пальцами слегка подалась и отвратительно заскрипела.

Глава 5

Как лишить Самсонайта огня

Хорошо жевать воблу при свете карбидного фонаря!

Замечательно ее жевать, оседлав топчан и облокотившись на крышку дубового стола, изрезанную ножами вдоль и поперек с шахматной целью.

Хороша ты, жизнь конкистадора! Сколько приключений, впечатлений, неожиданностей и встреч! Сколько, наконец, возможностей пощекотать нервы!

Не понимаю я домоседов. Ну что за радость сидеть дома, у камина, укутав ноги пледом, и изредка выглядывать в окно? Ну что там можно увидеть?..

Жуешь себе воблу и ногами отпихиваешься от крыс, а они, наглые твари, так и норовят запрыгнуть на стол и сожрать твои трофеи.

В качестве трофеев у меня нынче оказалось полмешка воблы, столько же сухарей, судовой анкерок с водой и клеймом «НЗ», железная коробка спичек и этот вот карбидный фонарь, надежный спутник, а то и собеседник вахтенного матроса на ночной палубе корабля.

Еще двадцать минут назад блуждал я какими-то мрачными закоулками, принюхивался возле распахнутой дубовой двери в тюремную камеру на пятьдесят койко-мест. Еще четверть часа назад ходил я бродил с растопыренными руками меж многоярусных нар, натыкаясь на них и гадая, куда же попал. И вдруг услышал писк дравшихся крыс. А там, где сражаются крысы, всегда есть чем поживиться.