Патрик Кензи - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько минут мы молча пили кофе.
— Как же Роланд рассчитывает одолеть Сосию? — спросила Энджи.
— Это его дело, — пожал плечами Дэвин. — Лично я поставил сотню долларов на Сосию. У нас, видите ли, в управлении полиции есть тотализатор. Играем на победителя в гангстерской войне. Жалованья не хватает, вот и перехватываем кто где может. Шансы Роланда расцениваются как один к шестидесяти.
— Да? На похоронах они шли вроде бы вровень, — сказала Энджи.
— То-то что «вроде бы». Первое впечатление обманчиво. Роланд — крутой парень, смышленый парень, и сколотил вполне приличную команду, работающую на него на Анджел-авеню. И все же до отца ему далеко. Марион абсолютно безжалостен, и у него, как у кошки, девять жизней. Все «святые» голову готовы прозакладывать, что в его образе явился к ним сам сатана. Никому еще не удавалось внедриться в банду и остаться в живых. Пощады не жди. «Святые» уверены, что ведут священную войну.
— А эти самые «ангелы мщения»?
— Ну-у… они преданы своему боссу. В этом можете не сомневаться. Но когда дело дойдет до большой стрельбы и начнутся серьезные потери, «ангелы» дрогнут. Роланд проиграет, можете мне поверить. Через несколько лет исход был бы другой, но сейчас Роланд еще слишком зелен. — Дэвин взглянул на свой остывший кофе и скорчил гримасу. — Который час?
— Одиннадцать, — сказала Энджи.
— Можно считать, почти полдень. Пора выпить. — Он поднялся, бросил на стол несколько монет. — Пошли!
— Куда? — спросил я, поднимаясь.
— Есть здесь за углом один бар. Идем-идем. Пропустим глоток перед битвой.
Бар оказался маленьким и тесным, и черный линолеум на полу пропах пролитым пивом, мокрым пеплом, потом. Одна из странностей, нередко встречающихся в нашем городе, — белый ирландский бар посреди негритянского квартала. Посетители приходят сюда десятилетиями — вплывают с припасенным долларом и делают вид, что снаружи ничего не изменилось. Строители, возводящие что-то в радиусе пяти миль с тех самых пор, как их приняли в профсоюз, — у нас всегда что-нибудь да возводят. Прорабы и десятники с доков или с завода «Дженерал Электрик». В одиннадцать утра они усаживаются здесь, пьют сомнительное виски и до невозможности ледяное пиво, смотрят кассету с записью предновогоднего матча «Нотр-Дам» — «Колорадо Орандж Боул».
Когда мы вошли, публика отвлеклась лишь на то время, какое было необходимо, чтобы установить нашу расовую принадлежность, а потом вернулась к прерванному занятию. Шла оживленная дискуссия. Один из спорящих, взгромоздясь на стойку бара, тыкал пальцем в экран телевизора, считая игроков.
— Да у них только в обороне восемь! Восемь! Ты мне будешь рассказывать про «Нотр-Дам»! — приговаривал он.
У бармена было морщинистое и брюзгливо-кислое лицо человека, тысячу раз слышавшего все это и составившего об этом окончательное мнение много-много лет назад. При появлении Дэвина он чуть приподнял бровь:
— Здорово, сержант. Заказывай.
— Да нет же! Все это ерунда! — сказал кто-то из зрителей. — Считай заново.
— Да пошел ты! Я что, нанялся? Сам считай!
— Что это за интеллектуальная полемика кипит на том конце? — спросил Дэвин.
Когда мы расселись, бармен протер перед нами стойку.
— Рой — вон тот, что стоит на коленях перед экраном, — утверждает, что «Нотр-Дам» лучше, потому что в ее составе меньше черномазых. Решили сосчитать.
— Эй, Рой, — завопил кто-то. — Защитник-то — негр! Разуй глаза!
— Хорошо, что я человек привычный, — сказала Энджи. — А то бы, пожалуй, сконфузилась.
— Можем перестрелять их всех, — буркнул Дэвин. — Глядишь, медаль дадут.
— Патронов жалко, — сказал я.
— Ох, извини, Томми! — воскликнул Дэвин, заметив, что бармен ждет. — Три пива и двойное виски.
Будь я не так близко знаком с ним, то решил бы, что он сделал заказ для нас всех. Однако меня не проведешь.
— Двойное виски, — сказал я.
— И мне тоже, — сказала Энджи.
Дэвин постучал нераспечатанной пачкой сигарет по тыльной стороне ладони, потом вскрыл ее, потом вытянул сигарету и протянул пачку нам. Энджи взяла. Я отказался — как всегда, с болью в сердце.
На другом конце длинной стойки Рой с вываливающимся из-под задранной синей рубахи бледным волосатым брюхом тыкал пальцем в экран с такой скоростью, словно подавал сигнал SOS на тонущем судне:
— Раз… два, три… четыре… пять, шесть! Еще один! Это будет семь! Восемь! Девять черномазых. Черным-черно! Черно, как в заднице.
Кто-то засмеялся. Всегда найдется человек, особо восприимчивый к юмору.
— Не понимаю, как этим придуркам удается выжить в негритянском квартале, — сказал я.
— У меня на этот счет имеется своя теория, — сказал Дэвин. Томми тем временем поставил перед ним три кружки пива и стакан с виски. Он не успел еще обслужить нас с Энджи, как виски исчезло в пасти Дэвина, который тотчас вслед за тем облапил запотевшую кружку и ополовинил ее. — Холодное. Так вот, теория следующая. Имеется два пути: либо перебить их, либо махнуть на них рукой — пусть живут, все равно не переделаешь. Мне представляется, что местные жители просто уже устали их убивать. — Он вылил в глотку вторую половину кружки. Его сигарета не догорела еще до половины, а двух третей заказа как не бывало.
Когда приходится пить с Дэвином, я неизменно чувствую себя как «Чиветт» со спущенной покрышкой, пытающийся догнать «Порше». Томми поставил по кружке перед Энджи и мной, налил Дэвину еще порцию виски.
— Мой отец любил захаживать сюда, — сказала Энджи.
Дэвин, что называется — в мгновение ока, опростал стакан.
— Почему перестал? — осведомился он.
— Умер.
Дэвин кивнул:
— Тогда конечно, — и взялся за вторую кружку. — Кензи, а твой героический отец посещал подобные заведения?
— Он пил исключительно у Воуна на Дот-авеню. Больше нигде не бывал. И еще любил повторять: «Мужчина, который не хранит верность своему бару, ничем не лучше бабы».
— Тонко подмечено, — сказала Энджи.
— Никогда его живьем не видал, — сказал Дэвин. — Только на фотографии. Ну, где он вытаскивает двоих детей
