Современная деловая риторика: Учебное пособие - Т.В. Анисимова

Поэтому позволим себе не согласиться с теми, кто считает Сократа, который не захотел отойти от привычных для него форм общения, заклеймил позором судивших его людей и за это был приговорен к смертной казни, риторическим идеалом. Конечно, вести себя так лучше, чем унижаться и молить о пощаде, но все же это не может служить риторическим идеалом. Идеальной, с точки зрения риторики, должна быть признана лишь та речь, где оратор безупречными средствами и не уронив своего достоинства сумел склонить аудиторию на свою сторону. В этом смысле Сократ выглядел весьма бледно. А ведь на то он и гениальный оратор, чтобы не потакая низменным вкусам аудитории, найти такие аргументы, которые помогли бы ему убедить слушателей. Но для этого нужно любить людей, с которыми говоришь, быть доброжелательным и тактичным. Сократ же был слишком высокомерным и нетерпимым, чтобы «опуститься» до этого. Аналогично оценивает речь Сократа и Цицерон.

На самом деле примером идеального оратора может служить Демосфен, который во имя общественного блага (как он его понимал) и этически безупречными методами (по крайней мере, с точки зрения риторики своего времени) добивался принятия того решения, которое считал наиболее правильным.

Осуждение риторических средств воздействия авторами, ориентированными на логическую трактовку аргументации, обычно оправдывается опасностью подавления аудитории, навязывания ей неприемлемого решения. Однако "понятие "убедить другого" не связывается в классической риторике с непременным силовым давлением, использованием "страстей" и т. д.; убеждение достигается через консенсус, т. е. принятие большинством тезиса оратора. Понятие консенсуса по непонятным причинам всегда считалось специфично-риторическим, хотя совершенно очевидно, что без согласия и сотрудничества невозможна никакая социальная интеракция."[13, 68] Разница между логическим и риторическим подходами к убеждению становится особенно заметной, если сравнить отношение к нему двух теоретиков аргументации из противоположных лагерей. Логик А. Шопенгауэр в работе "Эристическая диалектика" характеризует спор, как "столкновение умов", в то время как основоположник неориторики Х. Перельман считал более уместным термин "контакт умов", то есть не противопоставление, не борьбу, а поиск согласия.

И еще одно замечание. Когда говорят, что сократические беседы ставят целью совместный поиск истины, то это явная ошибка. Чтобы убедиться в этом воспользуемся схематическим пересказом одной такой беседы, приводимым Ю.В. Рождественским [89, 115–116]:

"В: Является ли Эрот богом?

О: Нет, он не бог.

В: Является ли Эрот смертным?

О: Нет, он не смертный.

В: Кто же он?

О: Среднее между богами и людьми.

В: Как называются те, кто посередине между богами и людьми?

О: Это гении (даймоны).

В: Что они делают?

О: Они передают волю богов людям.

В: Значит, Эрот — один из гениев?

О: Да.

Так можно упрощенно представить фрагмент диалога между Сократом и Диотимой в сочинении Платона “Пир”."

Очевидно, что Сократ в этой беседе не ищет истину, он знает ее с самого начала. Его задача состоит в том, чтобы подвести собеседника к открытию истины, не навязывая ее открыто. Как педагогический прием, такая беседа может иметь место, но вне урока является всего лишь завуалированной формой давления (убеждение с ораторскими предосторожностями). С другой стороны, даже как педагогический прием она может вызывать возражения: "В этой связи следует отметить, что метод сократической беседы, подведения ученика к выводу посредством серии вопросов, психологически не является безупречным: ученик постоянно чувствует себя в состоянии лишенного инициативы, связанного, и, следовательно, унижаемого. Вероятно, Сократ понимал, что враждебное отношение к нему со стороны некоторых сограждан отчасти имело объективные основания."[41, 142–143]

Особенно ущербным представляется этот прием в тех ситуациях, когда с его помощью активный участник диалога пытается подвести отвечающего не к открытию объективной истины, а к принятию тезиса убеждающей речи (то есть оценочного суждения). Ср., например, как во фрагменте из телепередачи "Слушается дело" адвокат М. Борщевский пытается заставить свидетеля, профессора МПГУ В.В. Гуревича, принять чуждый тому тезис о том, что в платных вузах уровень преподавания выше, чем в государственных:

Б.: Вы не в курсе, сколько получает почасовик, не штатный преподаватель, за пару в платном и в бесплатном вузе?

Г.: В платном вузе, конечно, в несколько раз больше.

Б.: Давайте продолжим эту логическую цепочку. Давайте договоримся, что мы говорим о хорошем преподавателе, который нормальный человек и хочет получать как можно больше за свою работу. Как вы думаете, он в большей степени будет бояться потерять работу в платном вузе или в бесплатном?

Г.: Конечно, в платном.

Б.: Следующий вопрос. Если человек боится потерять эту работу, а ту работу не боится потерять, как вы думаете, какую работу он лучше делает?

Г.: В платном вузе, это естественно, если он параллельно и там и там работает.

Б.: Как вы думаете, при таком отношении преподавателей к обучению будет считаться более хорошим образование, полученное в платном или в бесплатном вузе?

Г.: Нет, я думаю, что результат не зависит от платности.

Б.: Здрасте! Вернемся назад. Где лучше относятся преподаватели к своим обязанностям: в платном или в бесплатном вузе?

Г.: Халтурщик будет и там и там халтурить.

Б.: Но в платном его будут держать или выгонят?

Г.: Я понимаю, что в принципе при укреплении платного образования произойдет вытеснение туда лучших преподавателей. Потому что там выше зарплата. Пока до этого далеко. Я работаю в нескольких вузах, как платных, так и бесплатных, и могу сравнивать. Я утверждаю, что до того уровня преподавания английского языка, какой есть у нас на факультете, платным вузам еще очень далеко. У нас система отработана.

В этом примере прекрасно видно, как в первой части диалога адвокату удается с помощью наводящих вопросов навязать собеседнику чуждый ему вывод. Лишь осознав результат, профессор начинает активно возражать, сопротивляться давлению. Это удается ему лишь потому, что в обсуждаемом вопросе он хороший специалист, имеет обширный опыт и твердую уверенность в своей правоте. Однако если этот прием применяется в иных случаях, то при известной сноровке можно навязать собеседнику не только чуждые ему мысли, но и мысли, весьма далекие от объективной реальности. В общественной практике не бывает абсолютно истинных суждений, всегда можно отыскать тот аспект проблемы, который отвечает интересам и взглядам оратора. Так рассуждения адвоката, хотя и абсолютно правильны с логической точки зрения, не учитывают многих других сторон деятельности преподавателя, например, то, что в государственном вузе для него основное место работы, а в частном — лишь подработка; что хороший преподаватель (это задается самим адвокатом как условие, ведь иначе его и не позовут подрабатывать ни в какие другие вузы) не станет халтурить ни при каких условиях (даже если работает на общественных началах), поскольку для него представляет большую ценность его реноме; что в платных вузах ниже начальный уровень подготовки студентов, т. к. они поступают практически без конкурсного отбора и т. д.

Таким образом, сократовское понятие об истине должно быть положено в основу логической теории доказательства. В то же время учение о благе Аристотеля может быть признано краеугольным камнем риторической теории убеждения. "Желание общего блага — красноречие добродетели, — пишет Н.Ф. Кошанский, — есть тот существенный признак, по которому узнается истинное красноречие и отличается от мнимого. Пламенное желание добра, стремление к сей цели — вот благородный предмет истинного красноречия, достойный добродетели!"[47, 11]

Выбор той или иной концепции риторики (а вместе с этим нередко и ориентация на Сократа или Аристотеля) чаще всего зависит от того, какую частную риторику представляет автор: в тех частных риториках, где сильны элементы доказательства (судебная, академическая), цель поиска истины признается важной. Вместе с тем в частных риториках, относящихся к социально-политическому красноречию (коммерческой, политической), эта цель не имеет решающего значения. Так М. Эдельман отмечает, что в политике вся рациональная основа аргументации оказывается иллюзией, поскольку выводы и решения диктуются интересами групп и идеологическими предпочтениями, а не стремлением к истине.