Дата Туташхиа - Чабуа Амирэджиби

Когда они поравнялись со мной, я поднялся и приветствовал их. Монах остановился и спросил, не нуждаюсь ли я в чем-либо. Туташхиа и шагу не сбавил, сухо поклонился и продолжал путь. Монах был мне ни к чему, мне нужна была лошадь Туташхиа, и я крикнул:

— Погоди… Что несешься, как турок окаянный?..

Он остановился.

— Что вам угодно, сударь, — вполне доброжелательно спросил он.

В Западной Грузии все вежливы, все доброжелательны. Гостя угощают доброжелательно, наверное, и головы сносят тоже доброжелательно.

Я объяснил ему свое положение и попросил уступить лошадь, чтобы довезти приборы до духана Дуру Дзигуа.

— Ничем не смогу помочь вам, сударь, — сказал Туташхиа, немного помедлив, и двинулся дальше.

Я оторопел. Это было единственное спасение, и оно ускользало.

— Вы бросаете меня в беде, в этих глухих местах, — закричал я.

Он опять остановился, теперь уже довольно далеко от меня, и снова задумался.

— Пожалей его, ведь тоже дитя божье, — сказал монах. — Помоги, и господь наградит тебя за доброе дело.

Туташхиа усмехнулся и пошел себе дальше, а монах, потоптавшись, вернулся ко мне и взвалил на себя добрую половину моей ноши. Не прошли мы и десяти шагов, как Туташхиа оглянулся и стал подтягивать подпругу коня. «Сядет сейчас в седло, и поминай, как звали», — подумал я, но он дождался нас и, приняв наш груз, перекинул его через седло.

— Садитесь, сударь, прошу вас, — он подсадил меня в седло.

Я понимал, что благодарность тут неуместна, даже опасна, и молчал. Монах, видно, тоже это понимал. Молчал и Туташхиа. Лишь немного спустя он проронил:

— Вынудили все ж таки!

— Бог милостив! — сказал монах, которому послышалось раскаяние в словах абрага.

— Я хотел сказать, что напрасно пожалел вас, батюшка! — уточнил Туташхиа.

Монах перекрестился, а я молчал, боясь разозлить абрага. Ссадит еще и груз сбросит. Слава богу, от таких страданий избавил. «Что ж, мир велик, — думал я, пытаясь оправдать его, — и у каждого свои представления о добродетели. Какой он есть, этот человек, такой и есть, и ничего здесь не поделаешь».

Из кустарника на дорогу выскочили козы. За ними с криком и гиканьем несся сынишка духанщика Дзоба. Он круто остановился перед нами и поклонился каждому в отдельности. Туташхиа о чем-то спросил мальчика, и Дзоба, принимая поводья, ответил:

— Проехали уже, дядя Дата. Теперь их до завтрашнего полудня не будет!

Я ничего не понял, потому что не расслышал вопрос Туташхиа, — кваканье тысяч лягушек оглушало меня. И как квакали, проклятые! Каждая на свой лад!

Дзоба был на редкость сметливым мальчишкой. Еще раньше он поражал меня своим природным умом. Его никто не учил, он сам умудрился выучиться грамоте и счету и обучал еще свою старшую сестру Кику. Но Кику была туповата. Грация и красота сочетались в ней с ограниченностью несколько даже странного свойства. Эта странность носила весьма недвусмысленный характер. Иначе чем можно объяснить то обстоятельство, что однажды она спросила меня:

— А правда ли, что дети рождаются оттого, что женщина и мужчина ложатся в одну постель?

Тогда я растерялся. Спрашивала почти незнакомая девочка, лет четырнадцати — пятнадцати. Пришлось ответить, что это именно так. Через час она опять спросила, а как именно происходит это. Глаза у нее блестели, и было ясно, что все-то ей известно — только хочет она поглядеть, как я буду выкручиваться. То ли просто дурочка, то ли больная… Глупых женщин легко совращать. Мужчины инстинктивно чувствуют это, и для посетителей заведения своего отца Кику была очень притягательна. Словом, все способности и разум, которые бог послал семье Дуру Дзигуа, достались Дзобе, а Кику и, между прочим, сам Дуру Дзигуа остались в накладе.

Однажды Дзоба увидел у меня в руках маленькую книжку стихов. Я отдал ему эту книжонку. Не прошло и месяца, я опять попал в духан. Все стихи он знал наизусть, да еще с каким чувством их читал!.. Он помогал отцу, не очень-то грамотному, подсчитывать расходы и доходы. Мальчишка никогда не видел пароход и спросил меня, какой он на вид. Я рассказал ему и объяснил принцип работы. Он сел и нарисовал пароход. На рисунке были подробности, о которых я даже не упомянул. «Откуда ты все это знаешь?» — «Иначе и быть не может», — ответил он. Дзоба слышал, что существуют гимназии, и мечтал учиться в одной из них. У Дуру в Кутаиси был брат, и отец как-то пообещал сыну — отправлю к дяде учиться. Мальчик хотел стать художником.

— Ну, как живешь-поживаешь, Дзоба-браток? — Туташхиа пошарил в кармане и вытащил огрызок карандаша.

— Да ничего, спасибо, дядя Дата, живу себе помаленьку.

— Вот я тебе карандаш привез.

Дзоба схватил огрызок и послюнявил его.

— А бумага… бумаги у тебя не найдется, дядя Дата?

— Вот бумаги нет, но в следующий раз привезу непременно.

Мальчик улыбнулся и вдруг переменился в лице.

— Ты принесешь! Ты меня никогда не обманываешь. Это отец меня вон с каких пор обманывает: поедешь, говорит, в Кутаиси, в гимназию…

— Я дам тебе бумагу, Дзоба. Много бумаги, целую тетрадь, — пообещал я мальчику.

Духан стоял на перекрестке дорог и был единственным пристанищем во всей округе. Клочок пахотной земли — вот и все владенье Дуру Дзигуа. Хозяин сам вел буфет, сам и стряпал — жена у него давно умерла. Кику убирала, стирала, прислуживала за столом и следила за спальными комнатами. Дзоба бегал по мелким поручениям, да и то изредка, а так топтался в духане, учился премудростям трактирного дела.

— Постояльцев у вас много? — спросил Туташхиа, когда показался духан.

— Всего трое. Вот и вы втроем пожаловали. Будет шестеро. Поставим в комнаты еще по топчану, и отдохнете за милую душу, — обнадежил нас Дзоба.

Одно было странно: по здешним дорогам можно было идти часами, и ни души не встретишь. Но в духане всегда были постояльцы. У входа в духан Туташхиа спросил Дзобу:

— Что там за люди?

— Бодго Квалтава и два его человека.

«Бодго Квалтава и два его человека», — меня как громом ударило. Это же те разбойники, что обчистили в Поти греческую шхуну, взяли деньги и драгоценности. Может быть, конечно, это другой Квалтава? Но такое совпадение!

Дата!.. Он явно от кого-то скрывается или чего-то избегает…Дзоба сказал ему, что ОНИ не проедут раньше завтрашнего полудня. Кто не проедет?.. В конце концов вовсе не обязательно, что этот Дата именно тот абраг Туташхиа. Но почему тогда у меня из головы нейдет Дата Туташхиа?..

При имени Квалтавы Дата Туташхиа заколебался. Он медлил переступать порог, посторонился, пропуская вперед монаха, еще помешкал и, будто махнув про себя рукой — раз пришел, так входи — убрал оружие, запахнул бурку поглубже и последовал за монахом.

Вошел и я.

Духан представлял из себя довольно большую комнату с четырьмя столами по стенам и маленькой стойкой Дуру в левом углу. Две двери в одном конце зала вели в комнаты для приезжих. Дверей как таковых, собственно, и не было — одни проемы. В другом конце была кухня и две комнаты, где жили хозяева. Едва Туташхиа переступил порог, как духанщик Дуру вышел из-за стойки, подошел совсем близко к нему и тихо произнес:

— Добро пожаловать, Дата-батоно! Прошу вас.

Тут и Кику появилась, встала рядом с отцом на правах хозяйки дома, поклонилась нам и уставилась на мои ящики.

Дуру явно не хотелось, чтобы его особое внимание к Дате Туташхиа было замечено другими, но я стоял близко, и от меня не ускользнуло, что он заискивал перед абрагом. Духанщики обычных гостей встречают с преувеличенной учтивостью. Посетителей именитых — с тем восторгом, неподдельно искренним, с каким Дуру встретил Туташхиа.

— Когда они проехали? — вполголоса спросил Туташхиа, и я понял, что там, на дороге, он не расслышал ответ Дзобы, все из-за этих чертовых лягушек.

— Были, были они уже, Дата-батоно. Теперь раньше завтрашнего полудня их не будет, — Дуру повторил ответ Дзобы. — А эти тебя в глаза не знают, спрашивали, не видел ли я когда-нибудь Дату Туташхиа.

— Ступай к гостям, — приказал Дуру дочери, — и улыбайся им, как положено… Учить тебя и учить.

— У них большие деньги, очень большие! — Глаза Кику заблестели весело и жадно.

Мои подозрения подтвердились. Мой спутник оказался Датой Туташхиа, Бодго Квалтава и его два человека — знаменитыми разбойниками.

Квалтава и его люди расположились за столом так, чтобы ни у кого из них дверь не была за спиной. У каждого на стуле висела бурка. Два винчестера со взведенными курками были прислонены к столу, третий — к стене. Все трое были вооружены маузерами в деревянных кобурах, за поясом у каждого — по пистолету и кинжалу, богато инкрустированному драгоценными камнями. Они были разодеты, как на праздник, и взгляд их не обещал ничего доброго. В пять секунд эти молодцы могли уложить на месте десятка полтора человек.