Крутая Бамбина (СИ) - Смирновская Маргарита

Войдя в больничный корпус, я увидела интересное зрелище. В фойе сидели, как я поняла, родители Елены. Рядом с ними я заметила Михаила. Почему-то присутствовала Катя…

Около нее сидел мой начальник Владимир Львович.

Я подсела к бывшему помощнику бухгалтера, пока меня не увидел Михаил, и у нее поинтересовалась:

— А почему здесь так много народу?

— Сыну Высоковской срочно нужен донор. У него редкая группа крови. Поэтому тут собрались все потенциальные отцы.

Потенциальные отцы… Что-то кольнуло меня в области груди. И мой взгляд упал на Михаила. Черт! Не хочу верить грязным сплетням!

— А ты тут при чем? — отвлекла себя я.

— Мой брат имел с ней связь.

— А что он сам не явился?

— Он мертв, — глаза Кати заблестели.

Я ее чувств совсем не понимала. Она так холодна. Но почему тогда находится тут?

И внезапно она словно прочитала мои мысли и ответила:

— Хочу всем доказать, что не он был отцом ребенка. Пусть заткнут свои рты.

— Вокруг Высоковских всегда много сплетен, — вспомнила я слова Кристины.

— А ты что тут делаешь? — вдруг спросила она.

— За женихом приехала, — брякнула я.

Ну а что ей сказать: «Меня Гущин притащил зрелище посмотреть»?

— Ревнуешь, — усмехнулась она.

— Вовсе нет, — старалась я улыбаться.

Но понимала, что выгляжу жалко. Михаил здесь. И, наверняка, давно уже сдал кровь… Теперь ждет результата, который я вряд ли узнаю… Ведь не на передаче же Малахова нахожусь!

Мои черные мысли перебила, появившаяся в фойе Рубинова, мать Михаила. У меня даже поджилки все затряслись. Мои, так сказать, почти родственники рядом. Видимо, приехали поддержать родителей Елены…

Боже мой! Я так боялась, что она меня увидит… Уж, ну, никак не хочу перед ней оправдываться. К счастью, она меня тоже не заметила. Гущин, кстати, загородился газетой и пил кофе из автомата. Он отлично слился с интерьером и словно сделался невидимым для всех.

После появления Рубиновой прошло всего минут пять, когда вышла медсестра. Все родственники поднялись со своих мест и подошли к ней. Медсестра растерянно посмотрела на толпу, затем на отца Елены и дрожащим голосом спросила:

— Я… наверное, должна вас вызывать?…

— Говори уж, — отмахнулся мужчина. — Все равно через час все будут все знать.

— Хорошо, — медсестра сглотнула и стала листать ответы анализов. — Кровь Михаила Высоковского не подошла… Он не является ребенку даже дальним родственником. Соответственно, Марина Рубинова тоже, как донор, не подошла. Екатерина Ефимова, вы тоже не можете ничем помочь ребенку, — Медсестра снова перебрала бумагу и сказала: — Бонцев является на девяносто девять и девять десятых процента отцом малыша. И его данные, возможно, спасут мальчика. Просим… — пригласила она его войти в кабинет.

Мой начальник красный, словно брюква, поплелся с виноватым видом следом за молодой медицинской работницей.

Все стояли в шокированном состоянии. Я увидела, что Михаил совсем этому не удивился. Он положил руку на плечо матери, но она отстранилась, и, не сказав ни слова, вышла из больницы. Мне трудно было представить, что у нее на душе творилось…

Каково это узнать, что твой супруг изменил тебе со снохой?! Да ещё заделал ребенка!

Только после ухода Рубиновой я подошла к Михаилу. Увидев меня, он только лишь вяло взглянул на Гущина и, словно все поняв, меня поцеловал.

— Переживала? — спросил он.

— Ты надолго исчез, — сказала я, заметив, что его голос какой-то больно низкий и хриплый. Неужели плакал из-за Высоковской?

— Такие обстоятельства, — Михаил закашлялся, и тут я поняла, что у него температура! Он простыл!

— Ты болен! — сказала я.

— Ничего, выпью терафлю.

— Сереж! — позвала я Гущина.

Он неохотно приблизился.

— Только не заставляйте меня вас розами засыпать, — съязвил он.

— Повези нас домой. Пожалуйста, — добавила я, увидев его гримасу.

Михаил шмыгал носом и улыбался. Похоже, ему нравилось, что я за него беспокоюсь.

Глава 10.6

***

По дороге Сергей нам рассказывал байки про богатых тетенек, которые отжимали у своих мужей целые состояния. Уж я не знаю, к чему он эту тему завел. Возможно, думал, что Елена Высоковская могла бы так поступить с Павлом, доживи он до этого момента…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мы молчали. Миша меня крепко обнял, и мне казалось, что задремал у меня на плече. Но это только так казалось…

Как только мы подъехали к дому, он отправил Сергея за своей машиной.

Я видела, что Мишу совсем развезло. Он и не притворялся боевым. Устроился на диване, что стоял на кухне. Я еле нашла терафлю и развела теплой водой. Уж это я могу. Но увидев, как он отключается, меня охватила паника. Я ничего не умею делать, не знаю, как и чем лечить больных мужчин!

В итоге я ходила по кухне, соображая, что с Михаилом делать?… И тут мои глаза наткнулись на открытую дверь в коморку Высоковского. Я туда заглянула и увидела над монитором список телефонов «горячей линии» для охраны. И там был написан телефон семейного врача. Не задумываясь и несмотря на позднее время, я его вызвала. По телефону, я вкратце описала самочувствие больного, даже набралась наглости и попросила этого доктора привезти лекарства.

К приезду врача я уговорила Мишу лечь в мою кровать. Конечно, он ожидал иного… Но я же ждала доктора! Ведь неприлично больному хозяину валяться на маленьком кухонном диване.

Миша удивился, увидев перед собой своего врача. Но опять какой у него был сладкий взгляд, когда он смотрел на меня… Он даже мне не сделал выговор за то, что я действовала самовольно. Но так как врач привез лекарства и оставил мне распоряжение когда, чем поить и кормить пациента, то мне стало легче и не так страшно.

А с возвращением Гущина ситуация вообще улучшилась. Сергей, как нянька, носился за нами и проверял все, что я несла Высоковскому.

— Подожди, дай посмотрю… а то ненароком еще его траванешь!…

***

Гущин остался ночевать. Я сидела на кухне почти до утра и вместе с ним по старинке пила кофе. Он печатал очередную статью, а я взяла его старую тетрадь и села рисовать.

Передо мной всплывали лица.

Рубинова, мать Михаила. Такая сдержанная на вид, но с огненно карими глазами. У нее такой страстный взгляд. Она любого мужчину может превратить в пепел.

Я нарисовала ее в момент, когда она узнала результат теста ДНК. Тогда мне ее было жалко. Наверное, все присутствовавшие испытывали это чувство… И она сбежала от их сострадания.

Я ее понимала. Кому нужна жалость?

Рубинова жила во лжи. Этот скользкий человек умудрялся перед пасынками нанимать моделей в секретари.

Только Михаил это безобразие прекратил, наняв меня. Я была слишком простой для Бонцева, чтобы он мной заинтересовался. Поэтому Высоковский-младший ничем не рисковал…

Мне стало грустно. Я перевернула страницу и стала рисовать Екатерину, уходившую из больницы. И в этот момент я сразу вспомнила ее фамилию. Ефимова! Она — сестра финдира! Вот почему она там работала!

И ее-то Миша понизил?! Разве так поступают со своими?..

Ясное дело, что она на них зла. Брата посадили в тюрьму, и он там погиб, а с ней обошлись жестоко… Зачем вообще она решила прийти и помочь ребенку? Защищала имя покойного брата?..

Затем я нарисовала Гущина, спрятавшегося за газетой. Глядя на рисунок, я даже улыбнулась. Позитивный он…

И закрыла тетрадь.

Гущин еще печатал. Такой задумчивый и даже немного измученный. Поймав мой взгляд, он сразу оторвался от работы и спросил:

— Чаю?..

***

Я заснула на кухонном диване. Проснулась из-за изумительного запаха свежесваренного кофе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я заметила, что меня укрывал теплый шерстяной плед… И подумала, какой же Сережка хороший. Кому-то очень с ним повезёт…

Но открыв глаза, я увидела колдовавшего над плитой Михаила.

— Ты что встал? — спросонья я свалилась с дивана и больно ударилась коленкой.

Миша сразу подошел ко мне, сняв от огня турку, и помог мне подняться: