Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Леонид Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(КГБ и Олимпиада — это отдельная тема. В дни проведения Олимпиады московское управление КГБ усилили — в его оперативное подчинение перешли две тысячи работников центрального аппарата, девятьсот чекистов со всей страны да еще четыреста с лишним курсантов и преподавателей Орловского училища связи.
Для проведения массовых мероприятий Московское УКГБ получило два специально оборудованных штабных автобуса и автомашины со всеми видами связи. После Олимпиады многим офицерам вручили ордена. Начальник столичного управления КГБ генерал Алидин получил орден Красного Знамени — как за боевую операцию — и значок лауреата Государственной премии СССР.)
— Кто работал в пятом управлении? Выделялись ли они чем-то в аппарате КГБ?
— От всех остальных управлений мы отличались тем, что у нас было очень мало «золотой молодежи», людей со связями, чьих-то сынков.
— Ваше управление считалось непрестижным?
— Ребята со связями оседали в первом главке, в разведке, потому что это был самый верный путь поехать за границу. Но мы свое управление считали более значимым, чем другие.
— Почему?
— Пятое управление ЛУЧШЕ всех в комитете знало, что происходит в обществе. Разведка занималась иностранными делами. Контрразведка по большей части тоже была нацелена на иностранцев. И только мы делали всю черновую работу и изучали настроения и процессы в обществе. Мы видели жизнь не из окна персонального автомобиля, изучали ее не по газетам. Мы верили, что наш анализ процессов в обществе необходим руководству страны, поможет нашим лидерам принять правильные решения, что-то исправить.
— Вы действительно в это верили?
— Нам твердили это на каждом совещании. Ведь внутри комитета велась постоянная психологическая обработка сотрудников. Сверху вниз и снизу вверх. То есть мы промывали мозги друг другу. Филипп Денисович Бобков руководил пятым управлением пятнадцать лет и, когда его назначили заместителем председателя КГБ, продолжал нас курировать. Бобков, принимая на работу, сам беседовал с каждым новичком.
— Генерал Бобков считается ответственным за всю кампанию борьбы с инакомыслием.
— Если бы не Бобков, эта борьба велась бы методами тридцать седьмого года. Указания, которые поступали из ЦК КПСС и которые он обязан был выполнять, Бобков все же трансформировал в приказы не уничтожать, а переубеждать, Филипп Денисович, с моей точки зрения, высококомпетентный человек. Но он не мог выйти за рамки системы, определявшейся приказами начальства, с одной стороны, и информацией снизу — с другой. Поскольку я в управлении десять лет за ни мался репрессированными народами, могу привести такой пример. Мы с 1969 года писали в ЦК КПСС докладные записки о том, что необходимо восстановить автономию немцев Поволжья.
— А что изменилось с его уходом?
— Когда Бобкова повысили в зампреды, в управлении появилось много блатных. Рассаживались они исключительно в выездных отделах. Таким, естественно, был отдел по работе с творческой интеллигенцией, потому что с писателями, художниками, музыкантами, как и со спортсменами, можно было ездить за границу. Умелые там подобрались ребята. Они забирали у «проштрафившихся» художников альбомы, буклеты и раздавали нужным людям. Отдел, занимавшийся молодежью, пристраивал нужных детей в университет. Каждый июль в отделе составляли соответствующий списочек...
— Работники управления реально представляли себе ситуацию в стране?
— Мы обладали достоверной информацией о происходящем. Но, отправляя справки и докладные в ЦК, в Совет министров, мы должны были придавать им форму, соответствующую линии партии. Например, крымские татары активно теребили высший эшелон власти, и мы получили указание «не допускать экстремистские выступления» — то есть террористические акты, дезорганизацию работы транспорта и экономики, забастовки. Все это мы делали. Но мы поняли, что движение крымских татар не утихнет, пока их вопрос не решится. Отправляя в ЦК справку, мы, конечно, писали об экстремистах, но одновременно предлагали пути политического решения. На Старой площади наши бумаги читали, но решать ничего не хотели. А мы получали в устной, естественно, форме указания сажать.
— Но как же компетентный и хорошо, по вашим слонам, знающий реальную жизнь сотрудник комитета мог заниматься удушением отечественной интеллигенции?
— Представьте себя на месте любого сотрудника управления. Если вы не считаете опасным то, что считает опасным начальство, вас просто уберут. Многие сотрудники подстраивались под мнение начальства, докладывали то, что от них хотели услышать. Если генерал считает, что писатель N нехорош, как я могу сказать, что он хорош?
— Материалы о деятельности пятого управления, преданные гласности после преобразования КГБ, рисуют картину массового проникновения агентуры КГБ во все творческие союзы, театры, в кино. Это действительно так?
— Некоторые люди из этой среды шли на сотрудничество с нами и пытались использовать комитет для того, чтобы донести до руководства страны нечто очень важное и как-то улучшить нашу жизнь. Другие надеялись продвинуться в жизни или получить какие-то материальные блага. Мы помогали издать книгу, поехать за границу, получить квартиру, поставить телефон.
— Вы платили большие деньги своим агентам?
— В нашем управлении платная агентура была большой редкостью. Наш контингент нуждался не в деньгах. Ну, женщинам-агентам к Восьмому марта цветы дарили...
Чем действительно занималось пятое управление? Оно не только следило за настроениями интеллигенции, окружив заметных людей своими информаторами, но и пыталось влиять на процессы в творческой среде.
7 сентября 1970 года Андропов отправил в ЦК письмо:
«В Комитет госбезопасности поступили материалы о настроениях поэта А. Твардовского. В частной беседе он заявил:
«Стыдно должно быть тем, кто сегодня пытается обелить Сталина, ибо в душе они не знают, что творят. Да, ведают, что творят, но оправдывают себя высокими политическими соображениями: этого требует политическая обстановка, государственные соображения!.. А от усердия они и сами начинают верить в свои писания. Вот увидите, в конце года в «Литературной газете» появится обзор о «Новом мире»: какой содержательный и интересный теперь журнал! И думаете, не найдутся читатели, которые поверят? Найдутся. И подписка вырастет. Рядовой, как любят говорить, читатель, он верит печатному слову. Прочтет десять статей насчет того, что у нас нет цензуры, а на одиннадцатой поверит...»
Сообщается в порядке информации.
Председатель Комитета госбезопасности
Ю. Андропов»
Что такого особенного сказал Александр Твардовский, автор «Теркина», любимый страной, подлинно народный поэт, чтобы его слова записывали чекисты и докладывали в ЦК? Ничего, но он в опале, вынужден оставить свое любимое детище — журнал «Новый мир» и включен в число тех, за кем следят.
20 февраля 1972 года, накануне приезда в Москву известного немецкого писателя Генриха Белля, Андропов отправил в ЦК записку с рекомендацией «поручить секретариату Союза писателей СССР провести с Беллем беседу, в процессе которой рассказать ему о распространяемых Солженицыным слухах...»
С какой стати КГБ дает указания Союзу писателей? Фактически чекисты берут на себя роль ЦК. Но даже в партийном аппарате никто не смеет возразить.
Следили за классиком русской литературы Леонидом Максимовичем Леоновым. Он придерживался вполне ортодоксальных взглядов. Чем же он привлек внимание чекистов?
8 июля 1973 года Андропов доносил в ЦК:
«Среди окружения видного писателя Л. Леонова стало известно, что в настоящее время он работает над рукописью автобиографического характера, охватывающей событии периода коллективизации, голода 1933 года, которая якобы не предназначена для публикации.
Одна из глав рукописи называется “Обед у Горького”, где описывается встреча М. Горького с И.В. Сталиным и К. Е. Ворошиловым, на которой присутствовал и автор произведения. Характеризуя участников встречи в основном положительно, Леонов отмечает вместе с тем проявлявшиеся у И.В. Сталина элементы подозрительности, а К.Е. Ворошилова изображает несколько ограниченным человеком.
Автор также выступает против появляющихся, по его мнению, тенденций предать забвению понятия «русское», русский народ, «Россия».
Иначе говоря, само намерение Леонова написать книгу о Сталине и других давно умерших советских вождях само по себе вызывало подозрение и желание помешать писателю.
После смерти «народного академика» Трофима Денисовича Лысенко сотрудники КГБ прибыли в его дом, обшарили архивы и допросили родственников.
8 декабря 1976 года Андропов доносил в ЦК:
