Апелляция - Джон Гришэм

Тони надел очки для чтения и потянулся за папкой.

— Мне казалось, мы разобрались с этим, — сказал он. — Ванкона прокомментировал все цифры.

— Я умею читать, Тони, — бросил Рон через стол. — Я вижу имена и суммы. Вопрос не в этом. Я хочу знать, почему эти люди жаждут выкинуть три миллиона долларов на поддержку кандидата, о котором никогда не слышали.

Тони медленно снял очки, изображая некое недовольство.

— Рон, разве мы не обсуждали это тысячу раз? В прошлом году «Судебное видение» потратило почти четыре миллиона на выборы одного парня в Иллинойсе. В Техасе у нас ушло около шести миллионов. Эти суммы просто неслыханны, но в наше время победа стоит дорого. Кто выписывает чеки? Ребята, с которыми вы познакомились в Вашингтоне. Сторонники движения за экономическое развитие. Христиане-консерваторы. Врачи, страдающие от системы. Это люди, которые требуют перемен и готовы за них платить.

Рон выпил еще кофе и посмотрел на Дорин. Последовала долгая пауза.

Тони сменил позу, откашлялся и мягко предложил:

— Послушайте, если вы хотите отказаться, просто скажите. Пока еще не слишком поздно.

— Я не собираюсь уходить, Тони, — сказал Рон. — Просто для одного дня это чересчур. Все эти профессиональные консультанты и…

— Я сам буду общаться с этими людьми. Это моя работа. Твоя же заключается в том, чтобы занять активную позицию и убедить избирателей, что ты — их человек. Избиратели, Рон и Дорин, никогда не увидят этих людей. И меня они, слава Богу, тоже никогда не увидят. Кандидат — это ты. Именно твое лицо, твои идеи, твоя молодость и энтузиазм должны их убедить. А не я. И не кучка работающих на нас сотрудников.

Их охватила усталость, и беседа сошла на нет. Рон и Дорин собрали толстые блокноты и попрощались. Поездка домой прошла тихо, но не скучно. Добравшись до опустевшего центра Брукхейвена, они снова ощутили волнение от предстоящих перемен.

Его честь Рональд М. Фиск, судья Верховного суда штата Миссисипи.

Глава 16

Судья Маккарти пробралась к себе в кабинет поздно утром в субботу и обнаружила, что там никого нет. Она просмотрела почту, включив компьютер. На ее официальный е-мейл, как всегда, пришли письма по судебным делам. А на личной почте она обнаружила письмо от дочери с подтверждением того, что сегодня вечером они вместе ужинают у нее дома в Билокси. Еще пришли сообщения от двух мужчин: с одним из них она когда-то встречалась, со вторым, быть может, все еще впереди.

На Шейле были джинсы, кроссовки и коричневая твидовая куртка, которую бывший муж подарил ей много лет назад. По выходным дресс-код в Верховном суде не действовал, потому что в эти дни там появлялись только секретари.

Ее старший секретарь Пол материализовался без единого звука и сказал:

— Доброе утро.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Как обычно. Читаю записки по делам.

— Есть что-нибудь интересное?

— Нет! — Он бросил журнал ей на стол и сказал: — Вот это скоро будет рассматриваться. Может быть забавным.

— Что это?

— Большой вердикт из округа Канцер. На сорок один миллион долларов. Из Баумора.

— Ах да, — сказала она, подхватив журнал. Каждый юрист и судья в штате утверждал, что знает хотя бы одного человека, который знаком с вердиктом Бейкер. В средствах массовой информации активно освещали сам суд, а в особенности то, что происходило после него. На эту тему часто разговаривал и Пол, и другие клерки. Они уже наблюдали за развитием событий, предвкушая прибытие апелляционных записок через пару месяцев.

В статье освещались все подробности загрязнения в Бауморе и судебного процесса, толчком к которому оно послужило. Там поместили фотографии города, безлюдного, с заколоченными окнами; фотографии Мэри-Грейс, сидящей с Дженет Бейкер в тени под деревом и вперившей взгляд в колючую проволоку вокруг завода «Крейн», при этом у каждой в руках было по бутылке воды; фотографии двадцати предполагаемых жертв — белых, черных, детей и стариков. Главной героиней все же оставалась Мэри-Грейс, и значимость ее росла по мере продвижения далее по тексту. Это было ее дело и ее суд. Баумор был ее городом, и там умирали ее друзья.

Шейла дочитала статью и вдруг утомилась от офиса. Поездка в Билокси займет три часа. Она ушла никем не замеченная и не спеша направилась на юг. Остановившись на заправке в Хаттисберге, Шейла ни с того ни с сего повернула на восток, поддавшись порыву любопытства, чтобы посмотреть, что это за место — округ Канцер.

Председательствуя на процессах, судья Маккарти часто втайне ездила на место преступления, чтобы увидеть его собственными глазами. Смутные подробности аварии танкера на перегруженном мосту стали намного понятнее после того, как она провела час на том самом мосту в одиночестве ночью, в тот самый момент, когда произошел несчастный случай. При рассмотрении одного убийства заявление ответчика о самозащите было отвергнуто ею, после того как она отважилась сходить в переулок, где нашли тело. Яркий свет из окон близлежащего магазина падал прямо на то самое место. Когда шел суд по незаконному причинению смерти при пересечении перекрестка с железнодорожными путями, она день и ночь колесила по улицам, дважды останавливаясь у поездов, и пришла к выводу, что виноват был водитель. Разумеется, свои заключения она держала при себе. Решать вопросы факта призваны присяжные, а не судья, но странное любопытство влекло ее на место преступления. Она хотела знать правду.

Баумор действительно оказался таким унылым, как говорилось в статье. Она припарковалась за церковью в двух кварталах от Мэйн-стрит и прогулялась. Вряд ли в городке можно было увидеть еще один спортивный автомобиль «БМВ» красного цвета, а внимание она привлекать не желала.

Даже для субботы движение на дороге и деловая активность производили впечатление вялости. Половина магазинов стояла с заколоченными окнами, открыты были лишь уцелевшие счастливчики. Аптека, магазин уцененных товаров и пара других розничных лавок. Она остановилась у офиса фирмы «Ф.Клайд Хардин и младшие юристы». Его имя тоже упоминалось в статье.

Упоминалось там и кафе «У Бейб», где Шейла заняла место у стойки, предвкушая, как выяснит новые подробности дела. Она не должна уйти отсюда разочарованной.

Было почти два часа дня, и у стойки она оказалась в одиночестве. Два механика из сервисного центра «шевроле» обедали в огороженной секции в начале зала. Само кафе было тихим, пыльным, отчаянно нуждалось в покраске и замене полов и, судя по всему, не меняло облик десятилетиями. Стены были увешаны расписаниями футбольных матчей еще за 1961 год, школьными фотографиями, старыми газетными статьями и всякой всячиной, которую кто-то хотел показать всем остальным. На большой табличке значилось «Мы используем только бутилированную воду».

За стойкой появилась Бейб и, как всегда, дружелюбно поинтересовалась:

— Что вам подать, моя милая? — На ней была накрахмаленная белая униформа — темно-красный фартук с вышитым розовыми нитками именем «Бейб», белые чулки и белые туфли, словно она сошла с экрана, где показывали фильм из пятидесятых. Вполне возможно, что она и правда работала здесь так долго, хотя ее взбитые волосы были окрашены в весьма агрессивный цвет, очень похожий на цвет ее фартука. Вокруг глаз пролегли морщинки, как у заядлой курильщицы, которые не мог скрыть даже толстый слой тонального крема, что она наносила на лицо каждое утро.

— Просто немного воды, — попросила Шейла. Она жаждала узнать больше об этой самой воде.

Бейб выполняла большую часть работы, безнадежно глядя на улицу через пыльные окна. Она схватила бутылку и сказала:

— Вы не местная.

— Я здесь проездом, — пояснила Шейла. — У меня родственники живут в округе Джоунс. — И она не солгала. Дальняя тетя, которая, как ей казалось, еще была жива, всегда жила неподалеку, в округе Джоунс.

Бейб поставила перед ней бутылку объемом шесть унций с простой этикеткой «Розлито для Баумора». Она сказала, что у нее тоже есть родственники в округе Джоунс. Чтобы не углубляться в дебри генеалогии, Шейла сменила тему. В конце концов все жители Миссисипи имеют родственников.

— Что это? — спросила она, взяв бутылку.

— Вода, — ответила Бейб с несколько озадаченным видом.

Шейла разглядывала этикетку, предоставив Бейб возможность говорить дальше.

— Вся вода в Бауморе бутилированная. Ее привозят из Хаттисберга. Эту дрянь, которая течет из кранов, невозможно пить. Она заражена. Откуда вы?

— С побережья.

— И никогда не слышали о бауморской воде?

— Простите. — Шейла отвинтила крышку и сделала большой глоток. — По вкусу вода как вода, — сказала она.

— Еще бы, вам нужно попробовать настоящую дрянь.