Том 1. Р.В.С. Школа. Четвертый блиндаж - Аркадий Гайдар

Глава четвертая

Через три дня, не доезжая немного до станции Шахтной, отряд спешно выгрузился

Примчался откуда-то молодой парнишка-кавалерист, сунул Шебалову пакет и сказал, улыбаясь, точно сообщая какую-то приятную новость:

– А вчера уйму наших немцы у Краюшкова положили. Беда прямо, какая жара была!

Отряду была дана задача: минуя разбросанные по деревенькам части противника, зайти в тыл и связаться с действующим отрядом донецких шахтеров Бегичева.

– А что же связаться? – недовольно проговорил Шебалов, тыкая пальцем в карту. – Где я тот отряд искать буду? Накося, написали: между Олешкиным и Сосновкой! Ты мне точно место дай, а то «связаться» да еще «между»…

Тут Шебалов выругал штабных начальников, которые ни черта не смыслят в деле, а только горазды приказы писать, и велел скликать ротных командиров. Однако, несмотря на ругань по адресу штабников, Шебалов был доволен тем, что получил самостоятельную задачу и не был подчинен какому-нибудь другому, более многочисленному отряду.

Командиров было трое: бритый и спокойный чех Галда, хмурый унтер Сухарев и двадцатитрехлетний весельчак, гармонист и плясун, бывший пастух Федя Сырцов.

Все они расположились на полянке вокруг карты, посреди плотного кольца обступивших красноармейцев.

– Ну, – сказал Шебалов, приподнимая бумагу. – Согласно, значит, полученному мною приказа, приходится нам идти в неприятельский тыл, чтобы действовать вблизи отряда Бегичева, и должны мы выступить сегодня в ночь, минуя и не задевая встречных неприятельских отрядов. Понятно вам это?

– Ну, уж и не задевая? Как же это можно, чтобы не задевая? – с хитроватой наивностью спросил Федя Сырцов.

– А так и не задевая, – настороженно повернув голову, ответил Шебалов и показал Феде кулак. – Я тебя, черта, знаю… Я тебе задену! Ты у меня смотри, чтоб без фокусов… Значит, в ночь выступаем, – продолжал он. – Подвод никаких, пулемет и патроны на вьюки, чтобы ни шуму, ни грому. Ежели деревенька какая на пути – обходить осторожно, а не рваться до нее, как голодные собаки до падали. Это тебя, Федор, особенно касается… У тебя твои байбаки, ежели хутор хоть в стороне заметят, все им нипочем, так и прут на сметану.

– У мине тоже прут, – сознался чех Галда. – У мине прошлый рас расфедчики катку с сирой теста приносиль. Я им говориль: «Защем притащиль сирой?», а они мине говориль: «На огонь пекать будем…»

Все рассмеялись, даже Шебалов улыбнулся.

– Это за Дебальцовым еще, – засмеялся рядом со мной Васька Шмаков. – Это он про нас жалуется. Мы в разведку ходили, к казаку попали; богатый казак. Как нас из его халупы стеганули из винтовок, ну, да только все равно мы доперли до хутора, смотрим, а там никого уже. Печь топится, квашня на столе. Мы запалили хутор, а квашню с собою забрали; потом вечером на кострах запекли. Вку-усное тесто, сдобное… чистый кулич.

– Сожгли хутор? – переспросил я. – Разве ж можно хутор сжигать?

– Дочиста, – хладнокровно ответил Васька. – Как же нельзя, раз из него по нас хозяева стрельбу открыли? Они, казаки, вредные. Он богатый, ему што – новый строить начнет, чем гайдамачничать.

– А ежели он еще больше обозлится и еще больше за это красных ненавидеть будет?

– Больше не будет, – серьезно ответил Васька. – Который богатый, тому больше ненавидеть уже некуда! У нас Петьку Кошкина поймали, так прежде, чем погубить, три дня плетьми тиранили. А ты говоришь – больше… Куда же еще больше-то?

Перед ночным походом ребята варили в котелках кашу с салом, пекли в углях картошку, валялись на траве, чистили винтовки и отдыхали. В повозке у ротного Сухарева я увидал лишнюю старую шинель, подол ее был прожжен, но шинель была еще крепкая и годная к носке. Я попросил ее у Сухарева.

– На што она тебе? – спросил он грубовато. – У тебя ж свое пальто, да еще драповое, мне шинелка самому нужна. Я из нее себе штаны сошью.

– А ты сшей из моего, – предложил я, – честное слово… А то все ребята в шинелях, а я черный, как ворона.

– Ну-у! – Тут Сухарев с удивлением посмотрел на меня, его мужиковатое топорное лицо расплылось в недоверчивую улыбку. – Сменяешь? Конешно, – быстро заговорил он. – И на самом деле, какой же ты солдат в пальте? И виду никакого вовсе. Шинелка, не смотри, что прожжена немного, ее обкоротить можно. А я тебе в придачу серую папаху дам, у меня осталась лишняя.

Мы обменялись с ним, оба довольные своей сделкой. Когда я в форме заправского красноармейца, с закинутой за плечо винтовкой отходил от него, он сказал подошедшему Ваське:

– Обязательно, как будет случай, бабе отошлю. Ему на што оно, стукнет пуля – вот тебе и все пальто спортила, а дома баба куды как рада будет!

Ночью с первого же попавшегося хутора Федя Сырцов добыл двух проводников. Двух для того, чтобы не попал отряд на чужую, вражью дорогу. Проводников разделили порознь, и когда на перекрестках один показывал, что надо брать влево, то спрашивали другого, и только в том случае, если направления сходились, сворачивали по указанному пути.

Шли сначала лесом по два, поминутно натыкаясь на передних. Федя Сырцов еще заранее приказал обернуть копыта лошадей портянками. К рассвету свернули с дороги в рощу. Выбрались на поляну и решили отдыхать: дальше при свете двигаться было опасно. Возле дороги, в гуще малинника, оставили секрет, а к полудню западный ветер донес густые раскаты артиллерийской перестрелки.

Мимо прошел озабоченный Шебалов. Рядом упругой, крепкой походкой шагал Федя и быстро говорил что-то командиру. Остановились возле Сухарева.

До меня долетели слова:

– Разведку по оврагу.

– Конных?

– Конных нельзя, заметно слишком. Пошли трех своих, Сухарев.

– Чубук, – негромко, как бы спрашивая, сказал Шебалов, – ты за старшего пойдешь? С собой Шмакова возьми и еще выбери кого-нибудь понадежнее.

– Возьми меня, Чубук, – тихо попросил я. – Я буду очень надежным.

– Возьми Симку Горшкова, – предложил Сухарев.

– Меня, Чубук, – зашептал я опять, – возьми меня… Я буду самый надежный.

– Угу! – сказал Чубук и мотнул головой.

Я вскочил, едва не завизжав, потому что сам не верил в то, что меня возьмут на такое серьезное дело. Пристегнув подсумок и вскинув винтовку на плечо, остановился, смущенный пристальным, недоверчивым взглядом Сухарева.

– Зачем его берешь? – спросил он Чубука. – Он тебе все дело испортить может – возьми Симку.

– Симку? – переспросил, как бы раздумывая, Чубук и, чиркая спичкой, закурил.

«Дурак! – бледнея от обиды и ненависти к Сухареву, прошептал я про себя. – Как он может при всех так отзываться обо мне? А не возьмут, так я нарочно сам проберусь… Нарочно вот до самой деревни, все разузнаю и вернусь. Пусть тогда Сухарев сдохнет от досады!»

Чубук закурил, хлопнул затвором, вложил в магазин четыре патрона, пятый дослал в ствол и, поставив на предохранитель, сказал равнодушно, не чувствуя, как важно для меня его решение:

– Симку? Что ж, можно и Симку. – Он поправил патронташ и, взглянув на мое побелевшее лицо, неожиданно улыбнулся и сказал грубовато: – Да что ж Симку… Он… и этот постарается, коли у него есть охота. Пошли, парень!

Я кинулся к опушке.

– Стой! – строго остановил меня Чубук. – Не жеребцуй, это тебе не на прогулку. Бомба у тебя есть? Нету? Возьми у меня одну. Погоди, да не суй ее в карман рукояткой, станешь вынимать, кольцо сдернешь. Суй запалом вниз. Ну, так. Эх, ты, – добавил он уже мягче, – белая горячка!

Глава пятая

– Пробирайся по правому скату, – приказал Чубук. – Шмаков пойдет по левому, а я – вниз посередке. Как что заметите, так мне знать подавайте.

Мы стали медленно продвигаться. Через полчаса на краю левого ската, чуть-чуть позади, я увидел Шмакова. Он шел согнувшись, немного выставив голову вперед. Обыкновенно добродушно-плутоватое лицо его было сейчас серьезно и зло.

Овраг сделал изгиб, и я потерял из виду и Шмакова и Чубука. Я знал, что они где-то здесь неподалеку так же, как и я, продвигаются, укрываясь за кусты, и сознание того, что, несмотря на кажущуюся разрозненность, мы крепко связаны общей задачей и опасностью, подкрепляло меня. Овраг расширился. Заросли пошли гуще. Опять поворот, и я пластом упал на землю.

По широкой, вымощенной камнем дороге, пролегавшей всего в сотне шагов от правого ската, двигался большой кавалерийский отряд.

Вороные, на подбор сытые кони бодро шагали под всадниками, впереди ехали три или четыре офицера. Как раз напротив меня отряд остановился, командир вынул карту и стал рассматривать ее.

Пятясь задом, я сполз вниз и обернулся, отыскивая взглядом Чубука, с тем чтобы скорее подать ему условленный сигнал.

Было страшно, но все-таки успела промелькнуть горделивая мысль, что я недаром пошел в разведку, что не кто-нибудь другой, а я первый открыл неприятеля.